Алан Цхурбаев: Приближается 15-летие теракта в Беслане. На каком этапе сейчас находится расследование уголовного дела?
Анета Гадиева: После того как Страсбургский суд по правам человека вынес свое решение в 2017-м году, российские власти выполнили одну часть этого решения – выплату денежных компенсаций. А вторая часть решения касалась рекомендаций для власти1, но ни одна из этих рекомендаций не была выполнена. Что касается самого уголовного дела, то последний раз нам сказали, что поскольку никаких новых фактов не выявлено, то дело не закрывается и вновь продлевается и-за того, что до сих пор не опознаны тела шести террористов. Я написала ходатайство о приобщении к делу решения ЕСПЧ, но мне ответили, что такой необходимости нет, так как решение Страсбургского суда не содержит в себе новых выявленных фактов. Сейчас мы опять будем подавать ходатайство, чтобы выяснить, насколько эффективно ведется расследование, проводятся ли какие-то следственные мероприятия, и если ответ нас не удовлетворит, мы будем подавать в суд, так как это невыполнение одного из пунктов решения ЕСПЧ.
АЦ: В чем, на Ваш взгляд, истинная причина того, что уголовное дело, несмотря на отсутствие новых обстоятельств, не передается в суд и не закрывается?
АГ: Это им на руку. Если дело закроют, то мы сможем ознакомиться с его материалами, и не факт, что мы не найдем там новых зацепок, чтобы подать ходатайство о расследовании этого эпизода. И потом, результата ведь никакого. Если они его закроют, это будет означать, что они все выяснили, и что картина полностью восстановлена. Но они понимают, что есть факты, на которые невозможно закрывать глаза.
АЦ: Факты, на которые невозможно закрывать глаза… Вы можете перечислить самые главные вопросы бесланского теракта, на которые нет ответов?
АГ: Первое – это работа оперативного штаба по спасению заложников. Мы до сих пор не знаем, сколько там этих штабов было2. Все эти годы следственные органы говорят одно, а факты о другом, и все это знают и слышали на судебных процессах. Второе – путь проезда боевиков. Следственный эксперимент нас совершенно не убедил. Мы сами там проехали, и уверены, что за такой короткий промежуток времени машина с такой загруженностью, с оружием, с огромными катушками с проводами, со своими пайками, рюкзаками и многим еще чем, по такой плохой дороге не могла проехать. Даже если бы они в пять утра выехали, то не факт, что они к 9:00 приехали бы к школе. Это не такси, это ГАЗ-66, забитый террористами, которым навстречу мог попасться кто угодно.
АЦ: А как, вы думаете, было в действительности?
Сусанна Дудиева: Мы думаем, что они заранее были рассредоточены в Беслане, какая-то часть их была уже здесь, у них были пособники, которые помогали. Вообще, подготовка школы это еще один вопрос без ответа. Когда, кем и зачем были срублены деревья вокруг школы? Это было в июле, не в феврале или марте, как это обычно делается, а в июле. Это было сделано, чтобы открыть обзор школы, но кто это сделал и кто дал указ, ответа нет. А кто проводил ремонт школы? Директор нам говорила, что это они сами, своими силами делали. Но поднять два железных швеллера и несколько деревянных балок на высоту перекрытия между первым и вторым этажом не могли сделать три женщины и трое мужчин за 70 лет с инфарктами. А есть свидетели, которые говорят, что видели, как там работала бригада, и разговаривали они не на русском и не на осетинском. Кто их туда привел? Директор школы или кто-то другой? А потом оказалось, что эта бригада кружила по Беслану и искала работу, то есть, присматривала место для теракта. Они подъезжали к «Радуге» (детский сад в Беслане – прим.), они подъезжали к третьей школе, это все есть в показаниях директоров, предлагали дешевый ремонт, осматривали подвалы, чердаки. Эти вопросы не расследованы.
Ну и, конечно, возможно, главный вопрос – причина первого взрыва в спортзале школы. Мы придерживаемся версии Юрия Савельева3, а официальная версия другая – взрыв произошел внутри. Но есть показания саперов 58-й армии Гаглоева и Набиева, которые они дали третьего сентября 2004 года после пяти часов вечера, когда уже закончились взрывы. Они вынесли оттуда СВУ (Самодельные взрывные устройства. – прим.), разложили их на столе и отвечали на вопросы следователей. И они говорили, что всего этих СВУ более 30 штук, которые не взорвались, а если бы взорвались, то там вообще бы ничего не осталось. А значит, сказали они, выстрел по спортзалу был извне. Потом на суде они уже этого не повторили, сказали, что не имеют права говорить, но тогда, третьего сентября, они говорили то, что видели, и эта запись у нас есть.
АГ: Применение огнеметов и танков это отдельный вопрос. Также есть показания свидетелей, которые не признаются следственными органами. Кроме того, должным образом не было организовано оцепление, не был обеспечен доступ пожарных машин, а те и сами приехали неподготовленные. Еще нет ответа почему сотрудники «Вымпела» и «Альфы» прибыли через 45 минут после первого взрыва. Там одну часть отправили мыться, а вторую на учения по отработке действий с БТР-ми. Насколько это было грамотное решение – делать это на третий день, который всегда считается в подобных ситуациях самым критичным?
АЦ: Почему в ночь с третьего на четвертое сентября спортзал полностью вычистили, ведь там могло быть большое количество улик?
АГ: В протоколах расследования указано, что на изучение места преступления ушло всего 11 часов. А потом все, что там было, вывезли и бросили в овраг, и до февраля там лисы и собаки все растаскивали, потому что там были фрагменты тел. И когда мы подняли этот вопрос, они привлекли к ответственности руководителя коммунального хозяйства, на машинах которого вывозили все эти останки и все эти доказательства. То есть, они нашли стрелочника и его привели к ответственности.
АЦ: А ему кто дал этот приказ?
СД: Он этого не говорит. Но это же ясно, что дать распоряжение вывозить все это с места преступления могли только qkedqrbemm{e органы.
АГ: А еще вопрос оружия в школе до теракта. Когда мы написали ходатайство о проведении экспертизы сцены в актовом зале школы, ровно на следующий день эта сцена сгорела. А было двое свидетелей из числа заложников, которые говорили, что они доставали оттуда оружие. И вот зачем они все это так долго скрывают? Ведь в любом случае это все станет ясным, и вся эта ложь вскроется…
АЦ: Еще интересный вопрос это состав банды, которая в значительной части состояла из уголовников, которые были осуждены, кто-то был под следствием, но на момент совершения теракта они все оказались на свободе и организовались в банду.
АГ: Эта информация была нам известна, и когда начался судебный процесс над руководителями Малгобексого РОВД Котиевым и Евлоевым, мы им задали этот вопрос. И они сказали: «а разве мы виноваты? Мы их задерживали, предъявляли им обвинение, а кто их отпускал – это уже не к нам вопрос». Да даже тот же Ходов4, который был жителем Северной Осетии, числился в розыске, но его видели постоянно то в Эльхотово, то в Беслане.
СД: 25-го или 26-го августа я сама его видела в Беслане на похоронах, он тогда находился в розыске. Он был в коротковатых брючках, в рубашке с воротником на стойке, на нем была борода, в руках четки, и с ним был еще кто-то, и они были жутко бледные. Тогда я подумала, как в конце лета можно было быть таким бледным, как будто он все время где-то скрывался и не выходил. Я еще спросила Заура5, кто это такие. Он ответил, что они в гостях у нашего соседа какого-то, в нашем же доме. И они тогда прошли мимо нас и зашли в школьный двор. Выходит, они там квартировали и готовились, раз они спокойно туда-сюда передвигались? И, главное, рядом, в 20 метрах находился райотдел милиции, а в 50 метрах районная ФСБ… Ладно, мы могли не заподозрить ничего, но милиция и ФСБ куда смотрели? У них же у всех были предупреждения, что будет теракт…
АГ: А Гайденко6, который был на момент теракта руководителем ФСБ Правобережного района, потом возглавил ФСБ Саратовской области, потом Башкортостана, а потом получил звание генерал-лейтенанта. То есть, никаких выводов не сделано абсолютно. Их не только не разжаловали, не лишили пенсий, их, наоборот, только повышают.
АЦ: Как вы оцениваете ответственность власти за теракт в Беслане?
СД: Это самый яркий пример безответственности власти. Это вопрос и того, как правоохранительные структуры допустили захват школы, и того, как 15 лет власть совершенно не проявляет своей заинтересованности в объективном расследовании теракта.
Еще одна претензия к власти касается заботы о пострадавших. Есть закон о противодействии терроризму, но нет программы, по которой бы этот закон работал и помогал жертвам терактов. И сейчас можно сказать, что федеральный центр не делает того, что должен, для людей, которые остались инвалидами, калеками. И даже те, кто выжил в этом теракте, их психика навсегда разрушена. И даже те, кто сейчас «нормальный», их нормальное состояние очень нестабильно, хватает одного стресса, чтобы они вдруг выбились из колеи. Очень многие больны онкологией. В этом плане никакой работы не ведется.
АГ: Я хочу отметить республиканскую власть, которая скромными своими возможностями старается как-то помочь, изыскать какие-то средства на лечение, реабилитацию, они входят в положение. И когда нужно говорить «спасибо», мы умеем это делать. Спасибо всем, кто нас понимает.
СД: Что касается ответственности власти. На нашей встрече с Владимиром Путиным в 2005 году он нам сказал, что он виноват, это его ответственность. Даже если бы он так не сказал, за все, что происходит в государстве, а теракт в Беслане это не рядовое преступление, несет ответственность президент. И полностью расследовать, дать оценку правовую, моральную – это не только ответственность, это и в интересах президента. Он ведь гарант жизни и свободы людей. И любые назначения на руководящие должности силовых структур и не только, они проходят с согласия президента и верховного главнокомандующего, это все его назначенцы. И бесланский теракт дал возможность назначать тех, кто нужен. И вот эти назначения сейчас сказываются на нашей жизни. На этой коррупции, принявшей невиданные масштабы, на «оптимизации» здравоохранения, на пенсионной реформе, на всем абсолютно. В этом смысле вся страна сейчас переживает последствия теракта в Беслане. Когда это все с нами случилось, мы думали, жизнь изменится, люди поймут друг друга, и все станет по-другому. Да, много терактов было предотвращено, и вечная слава и низкий поклон тем ребятам, которые смогли предотвратить последующие после Беслана теракты. Но это солдаты, которые идут под пули, а всё руководство и всё начальство страны, с ним точно что-то не так. Потому что не стало лучше, стало еще страшней и бедней.
АГ: Да даже если они это не планировали и не причастны, обеспечение безопасности – это первоочередная задача государственной власти. Если власть не справляется с этой задачей, то, естественно, она должна принять меры для очищения своих рядов. Если она это не делает, она сама себя съест. Все, что мы хотим, это чтобы государственная машина функционировала в интересах людей, чуть-чуть чтобы о людях думали. А то у нас два государства – одно государство чиновников и второе рабов. Да, есть у нас порядка 10%, которые нормально живут и относительно защищены. А мы все боимся в больницу попасть: если нет каких-то связей, то пропадешь. Точно так же и в образовании. Обычный гражданин в постоянном напряжении, потому что ни в чем не уверен и на государство рассчитывать не может, только на свои силы. Бесланская жертва была напрасной. Да, террористическая угроза уменьшилась, но я это связываю в первую очередь с олимпиадой в Сочи, надо было показать другую, спокойную картинку. Но ощущения защищенности, не только физической, но и экономической и социальной, ее нет. И проблема не во власти, проблема в нас. Врачи возмущаются, но ничего не делают. Они хотят, чтобы мы всё делали, обращаются к нам и хотят нашими руками решить их проблемы, а сами боятся потерять свои места. Но мы не правоведы, мы такие же люди, которые сами нуждаются в помощи. Или вы думаете, мы так мечтали быть активистками?
СД: Мы говорим то, что у нас на душе. И это не только мое мнение, но и очень многих пострадавших. Это мнение и многих молодых людей в Беслане. Я свободна говорить то, что я говорю. Эта свобода досталась мне очень дорогой ценой. И я не боюсь этого делать. Я это делаю для того, чтобы те, к кому мы обращаемся, кому это нужно, наконец нас услышали. Иначе я вообще не уверена в нашем будущем, даже в завтрашнем дне. И раз мы заплатили такую цену, пусть нас слушают. А если это их коробит, пусть представят свои факты и объяснят, в чем мы заблуждаемся, но этого не происходит.
АЦ: Спасибо за интервью!
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Решение ЕСПЧ помимо выплаты денежных компенсаций пострадавшим, также содержало рекомендации для российских властей. Предлагалось активизировать расследование по делу о теракте, а также внести законодательные ограничения по применению некоторых видов оружия при контртеррористических операциях.
2 По одной из версий, помимо официального оперативного штаба, куда входили республиканские чиновники и главы силовых структур, операцией по спасению заложников руководил скрытый штаб из чиновников федеральных спецслужб.
3 Член парламентской комиссии по расследованию теракта в Беслане Юрий Савельев представил свой доклад. Основной вывод – первый взрыв в спортзале школы был вызван выстрелом из огнемета «Шмель» с крыши соседнего дома.
4 Участник захвата школы Владимир Ходов находился в федеральном розыске за ранее совершенный теракт. Был убит во время штурма. По словам заложников, отличался особой жестокостью.
5 Сын Сусанны Дудиевой, погибший во время штурма школы.
6 Олег Гайденко возглавлял ФСБ Правобережного
района Северной Осетии с июня 2004 года.
