ТРЕТЬЯ ГЛАВА АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ
Продолжение. Начало см. «Дарьял» 4’2017, 1’2018.
ЭПОХА «ДА ЗДРАВСТВУЕТ!»
Двухэтажное, небольшое, ухоженное здание походило на человека, которому есть что сказать своим современникам. Но его молчание воспринималось как скромность, отсутствие суетности. И определенное чувство достоинства. На парадной двери значилось: «Детский дом № 6 санаторного типа». Моя мама, очень походившая на это здание, была директором, и я часто бывала при ней. Оба они – и здание, и мама, были достаточно молоды. Относительно здания не знаю: как многие дома во Владикавказе, возможно, оно и было в прошлом домом, построенным таким-то и таким-то для своей семьи или для работы. А вот маме моей не было и 30 лет. Но был опыт работы директором Ташкентского детдома в годы войны, о чем я рассказала в первой главе.
…Мама моя была из тех людей, которые считали: «Выше музыки нет ничего». В годы войны Ташкент был своеобразным центром культуры всего Союза. Огромное количество театров, цирков, музеев, киностудий оказались эвакуированными именно сюда из Москвы, Ленинграда и других городов. И здесь продолжали свою деятельность. Когда мне было четыре года, мама отвела меня в детскую оперу «Волк и семеро козлят». Хотя и были с моей стороны вопросы (а как же без этого?) – а почему они поют, когда можно просто спросить? В конечном итоге идея была понята и одобрена мной.
Только выпустившись из садика, я оказалась девочкой с модной по тем временам картонной папкой на шелковой тесемке. Там лежали ноты, и мне предстояло заниматься по «школе Бейера». Напротив 27-ой школы был вишневый сад, в глубине двора стоял двухэтажный дом, принадлежавший пианистке Долбежевой, известной в то время всем, кто интересовался музыкой. Долбежева стала моим преподавателем. Но инструмента в доме у нас не было – в то время пианино в доме было редкостью.
Когда заболела Долбежева – была уже в почтенных годах – занятия со мной продолжила преподаватель музыки по фамилии Бруевич, столь же немолодая и со своими странностями. Но я до сих пор хорошо помню детские пьесы, которые приходилось разучивать под руководством Бруевич: «Ты пойди, моя коровушка, домой», тирольские танцы. И это запомнилось, несмотря на кое-какие отвлекающие обстоятельства. Во время занятий хозяин дома, муж Бруевич, ходил по большой комнате, где стоял рояль, и пушечными выстрелами сложенной вчетверо газеты уничтожал мух. При этом каждый делал свое дело: муж Бруевич гордился свой ловкостью, жена учила, не обращая на него ни малейшего внимания, я играла «Ты пойди, моя коровушка, домой» без должного энтузиазма.
Но вернемся к детскому дому санаторного типа, руководимому мамой. Вот там, действительно, был проявлен не только энтузиазм, но и незаурядные способности. Звали эту девочку Надя Шотина. Обыкновенная детдомовка, скромная на вид, и блистательный талант. Мама моя сделала все возможное, чтобы она получила специальное музыкальное образование.
Музыкальные работники тех лет как бы старались восполнить детям то, что не смогло осуществиться в годы войны. Вспоминаю два имени: Анна Константиновна и Валентина Григорьевна. Да, это были настоящие музыкальные руководители. Но не только! А ну-ка попробуйте осуществить хореографическую сценку на 40 детей «Летчики и парашютисты» ко Дню Красной Армии (этот день отмечался тогда не хуже, чем 1 Мая) или танцевальную миниатюру «Пробуждение весны». Причем при костюмах, сшитых воспитателями, со всеми необходимыми элементами у летчиков и у парашютистов – головные уборы. Весну изображала самая молодая и красивая воспитательница – Ангелина Яковлевна Колесникова. Ей не надо было «изображать» Весну – в 18 лет – девушка сама Весна. Ей сшили бледно-розовую пачку, расшитую цветами. А прическу ей сделали только что появившуюся «Венчик мира». Прямой пробор и естественные как бы локоны по бокам.
Весну сопровождала Ласточка:
– Я Ласточка-певунья,
Я в гости к вам лечу…
Это был не просто выход и сольное пение, а танец и песня. На моей пачке был наклеен силуэт летящей ласточки. Где-то в фотоархивах детского дома хранилась моя фотография в костюме ласточки. Помню, фотограф сказал: «А ну-ка, подпрыгни на скамейке». Мне это было элементарно в связи с легким весом, – а фотограф снял именно этот момент, так что Ласточка была реально приближена к «состоянию полета». А на Новый год совершались массовые постановки в костюмах и ставились детские сказки вокруг елки. Может быть, именно здесь, далеко от центра, зарождалось нечто вроде детской хореографии, которая спустя десятилетия была так естественна и необходима. А начиналось с творчества отдельных, одаренных и любящих детей личностей: обычных музыкальных работников и воспитателей, жертвуя сном и отдыхом шивших костюмы. На эти представления-праздники приходило много гостей: в одном конце зала ставились для них стулья, другая сторона, нарядно оформленная, полностью служила для представления. И во всем этом можно было увидеть безупречный вкус моей мамы, – в конечном итоге за все она держала ответ.
Был такой журналист – Николай Молчанов. Серьезный и очень скромный человек. Начинал рядовым журналистом, закончил помощником президента.
Он написал письмо-обращение к моей маме. Я его сохранила. Вот четыре уже пожелтевших листа так, как были – не добавлено ни слова, ни запятой. Мой друг Наташа, печатающая эту рукопись, – свидетель. Итак, письмо Коли Молчанова:
МОИ СИРЕНЕВЫЕ УРОКИ
В то утро 30 апреля шел дождь. Я проходил мимо мокрых кустов сирени по знакомой улице и огорчался. Вот уже конец апреля, а едва высыпали листочки – весна, запоздалая и холодная, зло шутила, как мне казалось, и надо мной. Таким же апрелем того, ставшего уже далеким 1954 года, я тоже встречал весну. Но какую!
И сейчас у молодых кустов нераспустившейся сирени под грустный стук дождя я вдохнул аромат той весны, моей весны, весны тринадцатилетнего подростка. И еще не осознав до конца тот милый всплеск воспоминанья, я жадно обнимал глазами высокие кусты и вновь хотел затеряться в опьяняющей сладости сиреневого чуда. Но дождь, словно злой дух, гнал от меня чудо и назойливо барабанил: «Нет его, нет его, нет его…» А я знаю – оно было.
Свой рабочий день я начинал как обычно с утренней почты. Просматривая нашу республиканскую газету «Социалистическая Осетия», я обратил внимание на указ Президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении почетного звания «Заслуженный учитель школы РСФСР» работникам народного образования Северо-Осетинской АССР. И вдруг меня словно укололо: среди награжденных была и Шанаева Тамара Адильгиреевна, директор детского дома № 1 г. Орджоникидзе. Но я знал Шанаеву Тамару Андреевну (такое отчество на русский манер мы привыкли произносить). Скорее всего, это она. Сразу пришло желание позвонить ей. Набрал номер, и в трубке ее голос. Да, это не ошибка. Я сразу его узнал – неторопливый, как-то особо четко и со вкусом выговаривающий слова.
– Здравствуйте, Тамара Андреевна, вы узнаете меня?
И не успел еще назвать себя, как она сказала:
– Это ты, Коля?
– Да, я, – отвечаю дрогнувшим голосом. – От души Вас поздравляю…
Сколько лет не виделись, а так узнать, почти мгновенно, могут люди, в судьбу которых они оба вошли твердо и навсегда. Но если в моей памяти прочно обосновались 5-10 воспитывавших меня славных людей, то сколько же детских судеб вместилось в сердце этой женщины, которая директорствует, кажется, всю жизнь. И если так по-разному звучат голоса, если для двух людей короткая телефонная встреча вылилась в настоящий праздник – значит, они никогда и не отдалялись. И чтобы сейчас по-настоящему ощущать этот праздник, на это должно быть право. У моего директора и у меня – это право есть.
Детский дом, который возглавляла Тамара Андреевна, назывался санаторным. Меня, болезненного подростка, на два года перевели сюда из другого детского дома. Усадьба, в которую я попал, была с обширным двором и упиралась одной стороной в берег неугомонного Терека, другой, противоположной, в тихую улицу. Двор-сад весь утопал в зелени. В августовские жаркие дни, когда я впервые вступил сюда, это обилие зелени помогло быстрее привыкнуть к новой обстановке. И осталось от того времени, как вечный привкус, сравнение: зелень и доброта. Чем больше деревьев, кустов, цветов, тем больше и доброты. Это была первая полезная встреча.
А вторая произошла в вестибюле старомодного двухэтажного здания. На мою стриженую голову опустилась теплая ладонь. Незнакомая женщина слегка прижала меня к себе и повела к картинам, висевшим в вестибюле, и стала рассказывать. Странно она знакомилась со мной, как будто знала мою дремлющую страсть к искусству. Рука все лежала на моей голове и, помню, я боялся резко повернуться, чтобы ласковая ладонь не соскользнула.
Потом женщина повела меня в группу, показала спальню, двор. Говорила она без вкрадчивости, как со взрослым, даже с какой-то артистичностью. Позже я понял, какой высокой культуры был этот человек. Видно, и от всего персонала она требовала к нам справедливого отношения, требовала уважать в каждом из нас достоинство, свою индивидуальность. Это было для меня и неожиданно, и приятно Она очень любила искусство, любила природу. Нам часто показывали диафильмы (телевизора в то время у нас еще не было). Тамара Андреевна часто сама отбирала нам разные диафильмы, сама нам их комментировала. Эти прогулки в мир прекрасного были порой как волшебство.
Ранней весной директор первая выходила во двор на посадку кустов, цветов, деревьев. Делалось все неторопливо, со вкусом и любовью. И помню, когда увлекшись игрой, кто-либо из нас нечаянно ломал куст или цветы, мы очень огорчались.
Но особенно запомнилась нам, воспитанникам, сиреневая беседка перед фасадом. Была она большая, и в глубине ее стояли скамейки. И когда цвела сирень – беседка становилась самым любимым местом. Сирень моего детства! За густыми ветками с крупными душистыми гроздьями мы учились и любить, и понимать, учились человечности и доброте. И не раз к нам подсаживалась Тамара Андреевна. И были долгие разговоры. Мне кажется, они сыграли в моей судьбе основную роль, ибо входили в меня вместе с мудростью старшего товарища, вместе с пряным воздухом цветущей сирени.
Мои сиреневые уроки! Я знаю, что преподавал их учитель умный, хорошо знающий психологию детей, подростков. Подолгу мы задерживались в беседке. А директор не торопила нас расходиться, жертвуя даже режимом дня. Она прекрасно знала, что сирень цветет недолго, и пусть ее питомцы подольше подышат целительным ароматом. Она знала, что такие уроки бесценны.
Прошло почти 25 лет с тех пор. 25 весен минуло. Тамара Андреевна воспитывает детей в новом большом районе города, в новом здании детского дома. Я видел его – аккуратное, тоже двухэтажное. Правда, двор его поменьше нашего, но также много там деревьев, кустов и цветов. Они очень молоды. Но я верю – разрастутся и эти молодые посадки. А вместе с ними и десятки детишек, так увлеченно играющих во дворе. И так же, как прежде нам, сиреневые уроки им подарит их умный учитель Тамара Андреевна Шанаева. Она знает, что дети, как и цветы, не могут расти без ухода, ласки и тепла. С заслуженной наградой Вас, наш дорогой директор!
Среди коллег мамы вспоминаю такую ее единомышленницу как Асиат Эльевна Туганова. Все детдомовские девочки, прежде всего, были обязаны ей тем, что она учила их опрятности, строго-настрого чистоте и безупречным манерам. Этим занимались многие воспитатели, но Ася Эльевна находила для девочек особо убедительные примеры:
– Вот вы пришли в школу. С какой девочкой охотнее сядете за парту? С аккуратной или с той, которая залила парту чернилами и сама в чернилах с ног до головы?
Конечно, все высказывались в пользу первой, грязнуля оставалась за партой одна.
А надо сказать, в младших классах был такой предмет – чистописание. Существовали металлические тонкие перья для первого класса, второго и третьего. Чтобы выработать почерк, нужно было надевать на ручку соответствующее перо, макая его в чернильницу с чернилами. Вот она чаще всего и разливалась, хотя и называлась «чернильница-непроливайка». До «самопишущих» ручек сегодняшнего образца было еще ох как далеко! Ася Эльевна умудрилась вывести своих девочек на отличное чистописание, да еще научила нас писать каллиграфическим почерком, и это последнее так пригодилось в старших классах – на таком предмете, как черчение. Тетради ее воспитанниц отличались невероятной аккуратностью – Ася Эльевна не выносила всевозможных вычерков и поправок. И считала, что эти помарки труд человека превращают в ничто. Она в конце концов добилась того, что девочки следили друг за другом: правильно и красиво завязаны банты, не помяты ли платьица, юбочки, – и смотреть на этих девочек было радостно и приятно.
Асиат Эльевна Туганова была дочерью доктора Эльбыздыко Туганова. Так что Эльевна – чтобы детям легче было произносить. Доктор был настолько хорош, что его даже посылали в Германию. Был у Аси брат Саладин – человек грамотный, знающий языки, с заметным чувством юмора. Аккуратный, всегда уютный их домик находился на улице, которая сегодня называется Тимирязевский переулок. В центре небольшого дворика росла огромная стройная ель – она и ныне там. А домик – будто выстроенный только что, настолько чисты и ухожены фундамент и стены.
Конечно, с такими коллегами и единомышленниками, как Асиат Эльевна, работать маме было приятно, невзирая на послевоенные трудности, когда легкая промышленность только налаживалась – не было того, третьего, пятого и десятого. Главное, была Победа в 45-м!
Об этом и о любимой Москве мы пели в утро 1 мая, выезжая на парад в нарядно убранном грузовике:
…Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улице сильней.
С добрым утром, милый город, –
Сердце Родины моей!
Но пение наше часто заглушалось официальными приветствиями: «Да здравствует!..» то, другое и третье. Из колонн и грузовиков доносилось дружное «Ура!» Да, это была эпоха «Да здравствует!». Призывы атаковали весь город – белые буквы на красной материи. Любой забор, стена, любая вертикальная поверхность, кроме телеграфных столбов. Но те, кто отвечал «Ура!», в подавляющем большинстве находили себя в этом времени и в этой эпохе: строили, восстанавливали, сочиняли песни и стихи, учили, лечили и прокладывали новые пути. Эпоха «да здравствует» не отвлекала их от основной задачи «восстанавливать страну».
А детство шло своим путем – дорогой детства. И не торопилось до времени решать нерешаемое – сложные задачи взрослых людей.
Март 2018 г.
