ИРАКСКИЙ ИСХОД
1
Во все времена на Ближнем Востоке не прекращаются гонения на последователей разных течений христианства. Прошло двадцать веков с тех пор, как появилась эта религия, но раз в сто лет или раз в пятьдесят ближневосточные христиане переживали миграцию. Самое сильное из впечатлений от мартовской поездки корреспондента «РР» в Ирак – христианский город Хамдания. Город-призрак.
Сотни домов, десятки улиц, совершенно пустой современный город. Ни одного горящего огонька. Освещались лишь несколько постов армии и федеральной полиции Ирака в северной части города. Хамдания расположена в 15 километрах восточнее Мосула. Этот город был отбит у боевиков одним из первых, когда началась операция по освобождению Мосула в октябре 2016-го. Но и пять месяцев спустя христиане по-прежнему боятся возвращаться в свои дома. В 20 километрах к северу от Хамдании расположен город Бартелла, еще десять километров на север – Башика. Это все христианские места. Такие же призраки, как Хамдания. Иракские христиане продолжают жить в лагерях беженцев, кто-то переселился в города Иракского Курдистана. Значительная часть уехала в Европу и Австралию (австралийское правительство особенно активно помогает беженцам из иракских христиан) – навсегда. Исход христиан из Ирака, начавшийся с американской оккупации в 2003-м, продолжается.
Христиане и сунниты
Абрахам, последователь Халдейской католической церкви, вместе с племянником возвращается на своем автомобиле в городок Айнкава из Бартеллы. На блокпостах иракской армии и курдской пешмарги*, показывая удостоверение личности, он обязательно добавляет: «масихи», что на арабском значит «христиане».
Христианин – залог лояльности официальным властям в Багдаде и Иракском Курдистане. Христиане, как и езиды, больше всего пострадали от власти Исламского государства (ИГ)** в Ираке. Поэтому для официальных властей они теперь естественные союзники. Правда, власти как-то не спешат им помогать.
В Бартелле у Абрахама собственный дом. Он периодически его инспектирует. Ничего нового там не происходит. Все было разграблено то ли в период двухлетней власти ИГ**, то ли во время наступления иракской армии и курдских военизированных формирований пешмарга в октябре 2016-го.
Один из курдов, тоже имеющий дом в Бартелле, рассказывал мне, что по части мародерства правительственные и курдские солдаты не менее активны, чем боевики террористической организации. Но зато дом цел: стены, крыша, каменный забор не пострадали от ударов авиации и артиллерии освободителей.
В Айнкаве, христианском городе в 15 километрах от Эрбиля, столицы Иракского Курдистана, Абрахам живет в доме родственников. Сколько это еще будет длиться, он не знает. Но возвращаться в Бартеллу «пока рано». Еще сохраняется угроза (в этом уверено
большинство христиан, с которыми я общался), что террористы могут опять напасть на город.
Угроза уничтожения над христианами Ирака нависла с 2003 года, когда США и их союзники свергли Саддама Хусейна и оккупировали страну
Совершенно противоположная ситуация в суннитских окрестностях и районах Мосула, которые были под властью ИГ** две-три недели назад. Люди там активно налаживают мирную жизнь под новой властью. В 2014-м из суннитских районов от ИГ**, когда оно вело масштабное наступление на севере Ирака, сбежало не столь уж много гражданских. Бежали преимущественно арабы несуннитских течений ислама, представители других религий и курды. Поэтому к началу штурма один Мосул насчитывал от 800 тыс. до 1 млн гражданских жителей. Оценки разных источников отличаются, но в любом случае второй по количеству жителей город Ирака продолжал оставаться вторым даже при ИГ**. По данным 2004-го года, численность его жителей оценивалась в 1,8 млн человек.
Джосек
В марте началась очередная фаза по освобождению Западного Мосула. Непрекращающийся гул авиации в небе, за каменным забором на проспекте разворачивается танк «Абрамс», возле него маневрируют броневики «Хамви», черный дым поднимается из квартала, где засели боевики ИГ**. Таков фон Джосека.
Один из домов заняла иракская федеральная полиция. На крыше полицейские стреляют в сторону, где предположительно засел снайпер противника. На втором этаже в коридоре разлеглись прямо на полу и отдыхают полицейские из группы быстрого реагирования: одни спят, другие отправляют сообщения друзьям и родным (интернет и телефонная связь в Мосуле работают превосходно). В гостиной на первом этаже офицеры курят и обсуждают продвижение вперед.
В подвале дома – его хозяева, семья из пяти человек. Отец семейства, жена, их сын и скованные тяжелыми болезнями бабушка и дедушка на металлических койках. Они сунниты. Не покидали город, когда он был под властью ИГ**. Не отзываются об ИГ** ни плохо, ни хорошо. Говорят: «Мы рады, что пришла иракская армия». Отец семейства Абдулла говорит, что он художник (и правда, он похож на художника) и при ИГ** работал по специальности.
Джосек – район суннитский. Здесь нет следов мародерства. Один из местных жителей, Хамад, бежавший в Багдад на время ИГ**, рассказывает, что за два года ничего в его доме не тронули.
– Даже машина так же стояла во дворе дома, как мы ее оставили, – говорит Хамад.
В суннитских районах Мосула и в суннитских пригородах уже через несколько дней после освобождения открываются магазинчики, через неделю базары функционируют так, будто и не было войны. Базар – центр жизни любого ближневосточного города. Если он снова работает, оживают и окрестности.
Даже в городе Хамам-Али южнее Мосула, который правительство считает самым ненадежным из отбитых у ИГ (там террористы пользовались особой любовью местных жителей, поэтому сейчас улицы полны вооруженных патрулей и укрепленных постов), с утра и почти до сумерек бурно живет базар. Но в освобожденные христианские города базары не возвращаются. Связано это с тем, что подрыв смертника вероятнее в местах массового скопления людей: на базаре, во время молитвы в церкви, на свадьбе или в школе во время занятий.
Американцы и шииты
Сами христиане, как и езиды, говорят, что по отношению к ним ИГ** вело геноцид (и продолжает вести посредством терактов). Но ни на международном уровне, ни даже на уровне правительства Ирака это не признается. Вопросы о том, был ли геноцид, отложены до окончания операции в Мосуле. Это понимает любой, кто хоть немного разбирается в иракской ситуации: как только город будет освобожден, обострятся противоречия между курдами и арабами, между арабами-суннитами и арабами-шиитами, внутрикурдские проблемы. И снова проблема иракских христиан и езидов отодвинется на задний план. А корень проблемы в том, что они не имеют своей, официально признанной правительством, территории. Своего анклава, своей автономии – чего угодно, но своего.
– Они как бы есть, но их как бы нет, – рассуждает американец Леви, три года работающий в Иракском Курдистане. – Формально это такие же иракцы, как сунниты или шииты. Поэтому никакого особого статуса у их районов, деревень, церквей нет. Хотя очевидно, что такой статус им нужен. Это позволило бы активнее реализовывать программы по их защите, сохранению традиций и так далее. Потому что христиан в Ираке меньшинство. И, как показала ситуация с ИГ**, это меньшинство находится под угрозой уничтожения.
Угроза уничтожения над христианами Ирака нависла с 2003 года, когда США и их союзники свергли Саддама Хусейна и оккупировали страну. При Саддаме государственный аппарат, состоявший преимущественно из суннитов, занимался подавлением шиитов и курдов, а религиозные меньшинства чувствовали себя сравнительно комфортно. Кроме христиан и езидов в Ираке множество самых экзотических религиозных течений – например, шабаки и мандеи.
Американцы в Ираке сделали ставку на шиитов, которые составляют большинство населения в стране. Именно из них было сформировано новое правительство. Но, придя к власти, шииты начали сводить счеты с суннитами, которых считали ответственными за свои беды при Саддаме. Сунниты стремительно радикализовались и пополнили ряды экстремистов. Насилие по отношению к меньшинствам в арабской части страны резко возросло. Культовые здания взрывали, священнослужителей похищали или убивали; в кварталах, где компактно проживали меньшинства, проводились террористические атаки. Людям приходилось покидать свои дома и уезжать в другие регионы Ирака или вообще за пределы страны. По информации «Би-би-си», только в октябре 2008-го из Мосула и окрестностей бежали около 12 тыс. христиан.
До наступления ИГ**, которое произошло летом 2014 года, христианское население Ирака было сконцентрировано на Ниневийской равнине – к востоку от Мосула. Как раз там расположены и Хамдания, и Бартелла, и Башика, и другие христианские города и деревни. Теперь равнина поделена пополам между властями Иракского Курдистана и багдадским правительством. Христиане с большей приязнью относятся к курдской власти, чем к арабской. И говорят, что автономия под патронажем Эрбиля предпочтительнее, чем под патронажем Багдада.
Призраки
Расхожая сейчас фраза для Ближнего Востока: «Все проблемы от арабов». Интересно, что даже христиане, являющиеся этническими арабами, называют себя именно христианами, а не арабами. Особенно это стало заметно с началом Арабской весны, когда радикалы-мусульмане начали нападать на христиан. Нападения и стали причиной того, что арабы-христиане стали идентифицировать себя по религиозному признаку, а не по этническому. Кстати, похоже обстоят дела в бывшей Югославии, где народ, говорящий на одном сербском языке, разделился на три части по религиозному признаку: православных сербов, католиков-хорватов и мусульман-боснийцев.
В Иракском Курдистане христианам живется гораздо спокойнее. Там не бывает атак на их церкви и дома. В регионе вообще редко случаются теракты. Во время наступления ИГ** летом 2014-го христиане предпочитали бежать в Иракский Курдистан, поэтому и христианских лагерей больше на курдской территории, чем на арабской.
В городе Дохук есть кварталы православных ассирийцев. В городе Койя живет большая община католиков-халдеев. В Айнкаве, кроме ассирийцев и христиан-арабов, живут армяне. Мар Маттай, старейший монастырь (православных ассирийцев) в регионе, продолжал действовать, даже когда линия фронта проходила в нескольких сотнях метров от него. Благодаря опеке подразделений пешмарга.
Очевидно, что арабское правительство не откажется от той части Ниневийской равнины, которую нынче контролирует. Поэтому если появится христианская автономия на территории Иракского Курдистана, это значит, что часть христианских святынь и поселений, оставшихся на арабской территории, будет заброшена.
Все время существования христианства миграция была для ближневосточных христиан, можно сказать, в порядке вещей. Переселения случались раз в пятьдесят или раз в сто лет, и память о них жила в каждом. Но сто лет назад, в 1915-м, Османская империя начала геноцид армян и ассирийцев, и христиане стали покидать Ближний Восток, чтобы переселиться в более спокойные европейские страны и в США.
За сто лет количество православных ассирийцев, населяющих область Тур-Абдин (одна из первых областей Верхней Месопотамии, где появились церкви и монастыри), уменьшилось с 500 тысяч до двух тысяч. Сегодня в Тур-Абдине можно увидеть целые деревни, брошенные ассирийцами. Десятки заброшенных церквей и монастырей. В городе Мидьят, некогда центре этой ассирийской области, осталось всего сто ассирийских семей. Мало кто разговаривает на родном арамейском, основной язык общения – турецкий. Христианская Ниневийская равнина может повторить судьбу Тур-Абдина. Остающиеся призраками, несмотря на освобождение, христианские деревни и города молча кричат об этом.
Западный Мосул – Хамдания, Ирак
ВОЙНА, КОТОРУЮ НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ
Как власти Турции вели два года войну против курдов незаметно от мира
Сегодня турецкое правительство уверенно контролирует ситуацию в городах на юго-востоке страны, где в 2015–2016 годах происходили масштабные боевые действия. Сопротивление вооруженных групп Рабочей партии Курдистана (РПК) там окончательно подавлено. Количество погибших с обеих сторон правительство скрывает. О притеснениях курдов ООН заговорила лишь в марте, опубликовав доклад о масштабной войне, которую, кажется, никто не заметил.
«Вероятно, для руководства РПК сыграли свою роль успех Рожавы (курдских районов Сирии, завоевавших фактическую автономию от Дамаска) и успешная городская война в Сирии и Ираке антиправительственных групп. Поэтому РПК решилась на подобные действия в Турецком Курдистане», – рассуждает бывший школьный учитель Ахмет Чолак.
Он побывал в зоне боевых действий весной 2016-го, опубликовал свое мнение о происходящем и фотографии с места в фейсбуке. Из-за этого потерял работу. Полиция завела на него уголовное дело.
Расследование тянулось восемь месяцев. Первое дело закрыли, но через неделю в отношении Ахмета было заведено еще одно. Обвинение то же: посягательство на государственные устои.
РПК в Турции считается террористической организацией. Сама партия, продвигающая левые идеи, многие годы требует автономии для курдских районов на юге страны, периодически начиная вооруженную борьбу за свои идеалы.
Появлению вооруженных отрядов YDG-H (это молодежное крыло РПК, оно приняло самое активное участие в городских боях) на юго-востоке Турции предшествовало несколько терактов летом и осенью 2015 года. Первым был взрыв смертника 20 июля на конференции левацких организаций в городке Суруч возле границы с Сирией, в нескольких километрах от курдского города Кобани. Левые собрались там, чтобы обсудить помощь пострадавшему Кобани. Погибли 32 политических активиста, около сотни были ранены. Министерство внутренних дел Турции объявило виновными боевиков «Исламского государства» (ИГ, организация запрещена в России).
Однако РПК и другие левые обвинили в случившемся власти Турции, которые к тому времени имели связи с радикальными исламистскими группировками.
Один из аргументов в пользу этой теории заключается в том, что Турция не закрыла погранпереходы на турецко-сирийской границе в Аззаз, Джараблусе и Тель-Абъяд, хотя они фактически контролировались ИГ. Погранпереход в тот же Кобани, контролируемый курдским ополчением YPG, турецкие власти закрыли, объявив все организации сирийских курдов террористическими.
22 июля на юго-востоке Турции были убиты двое полицейских. Ответственность за случившееся взяла на себя РПК. Произошедшее повстанцы назвали местью за случившееся в Суруче. Но это еще не было началом войны.
«Поворотным моментом, когда уже началась полноценная война между правительством Эрдогана и РПК, пожалуй, был теракт осенью 2015-го в Анкаре», – говорит Ахмет Чолак.
Двое смертников взорвались во время демонстрации, проводившейся различными левыми организациями 10 октября в столице страны. Ключевую роль в организации демонстрации играла Демократическая партия народов (ДПН). Погибли 102 человека. Около двух сотен были ранены. Акция проводилась против насилия на юго-востоке страны.
ДПН, в отличие от вооруженной РПК, является легальной парламентской партией в Турции. Она до сих пор придерживается позиции, что противоречия между курдами, составляющими большинство населения на востоке Турции, и правительством в Анкаре можно разрешить мирными методами. Салахаттин Демирташ, сопредседатель ДПН, и члены других левых организаций возложили ответственность за теракт в Анкаре на турецкие спецслужбы. Правительство объявило подозреваемыми ИГ и РПК.
Перед тем как начать свою деятельность в городах Турецкого Курдистана, YDG-H и РПК провели организационные процедуры. Их представители встречались с местными жителями и спрашивали хочет ли население, чтобы курдские боевики взяли на себя обеспечение безопасности. В большинстве случаев ответ был положительным. Первым городом, где появились вооруженные повстанцы, стал Джизре на берегу Тигра.
«Это самый националистический курдский город, – рассказывает Мехмет, местный житель, получивший образование в Западной Европе. – Если обостряются отношения между курдами и турецким правительством, то первым делом это происходит в Джизре».
Джизре находится в области Ботан. Это самая сердцевина всего Курдистана, как его видят курдские идеологи, – территории, разделенной между четырьмя странами: Турцией, Ираком, Сирией и Ираном.
Население Джизре до начала боевых действий составляло 140 тыс. человек. С холмов вокруг города видны земли Сирии и Ирака. Когда во второй половине 2015-го в Джизре начались боевые действия, с этих холмов стреляли турецкие танки.
«Видимо, в РПК не ожидали, что турецкие власти будут применять все доступные типы вооружений, чтобы подавить сопротивления в городах, – говорит бывший учитель Ахмет Чолак.
– Ну, будут перестрелки, максимум – крупнокалиберные пулеметы. Так, скорее всего, предполагали в руководстве РПК. А Эрдоган отправил подавлять сопротивление танки, самолеты, вертолеты, артиллерию, регулярная армия пользовалась всем, чем могла».
«Три месяца в городе, пока шли бои, действовал комендантский час. Круглые сутки было запрещено выходить из дома – на протяжении трех месяцев», – вспоминает житель Джизре Мехмет.
Большая часть жителей покинула Джизре на время боев. Они жили в палатках вдоль автодорог. Правительство никакой помощи им не оказывало: ни питьевой водой, ни продуктами питания.
Травмы Джизре
Ахмет Чолак приехал в Джизре через три дня после отмены комендантского часа. Он не является политическим активистом. Помимо работы учителем Ахмет интересуется историей ассирийской православной общины на юго-востоке Турции.
К началу Первой мировой войны ассирийцы насчитывали 500 тыс. человек. В регионе под названием Тур-Абдин – между городами Джизре, Нусайбин и Мардин – действовали десятки православных церквей. В 1915–1918 годах турки вместе с радикально настроенными курдами-суннитами устроили геноцид ассирийцев (одновременно происходил геноцид армян). На сегодня в Тур-Абдине осталось не более полутора десятков православных церквей и монастырей. Ассирийская община в регионе насчитывает 2 тыс. человек.
«Параллель отчетливая. Курды сегодня стали такими же ассирийцами, – размышляет Ахмет Чолак. – Я не мог сидеть на месте, когда рядом происходит повторение геноцида, который имел место сто лет назад. Поэтому я и поехал в Джизре».
Там он получил, как он сам говорит, «психологическую травму». Те, кто оставался в городе, рассказывали жуткие истории.
Трупы неделями лежали на улицах. Снайперы не позволяли подходить и убирать трупы. Чьи именно это были снайперы – курдские или турецкие, одни догадки.
Турецкие танки с холмов открывали огонь по тем домам, из труб которых появлялся дым. Местные, чтобы как-то выжить, пытались готовить еду на кострах в своих дворах и садах.
«Одна из поразительных историй – история погибшего 9-летнего мальчика Джамиля, – рассказывает Чолак. – Его убил снайпер. Родители не могли его похоронить месяц. Труп хранили в подвале в морозильной камере».
Сегодня на въездах и выездах Джизре стоят армейские и полицейские блокпосты. Проверяют автотранспорт и документы. Административные учреждения и полицейские участки превращены в своеобразные крепости. Подъезды к ним перекрыты так, чтобы автомобилю приходилось замедлять скорость. По внешнему периметру – трехметровые в высоту бетонные блоки, за блоками – броневики или укрытые стрелковые позиции.
Множество вооруженных патрулей армии и полиции на улицах. Каждые несколько минут по центральным улицам Джизре проезжают бронемашины. Если пересечь город по главной улице, то трудно обнаружить следы интенсивных боев. Лишь некоторые дома «пощелканы» попаданиями из стрелкового оружия. Однако отдельные здания и даже районы разрушены полностью.
После посещения Джизре не складывается ощущения, что правительство вело там тотальную войну, что обстрелы велись хаотично. Наоборот, есть впечатление, что ВС Турции работали хирургически точно.
Пыль истории
Диярбакыр – самый крупный город всего несуществующего официально Курдистана. «Если когда-нибудь появится объединенный независимый Курдистан, то Амеди (курдское название Диярбакыра. – «Газета.Ru») будет его столицей», – рассуждают турецкие курды.
В Диярбакыре почти все топонимы носят два названия – официальное турецкое и фактическое курдское. Даже у людей по два имени: одно по паспорту, турецкое, другое – то, которое дали родители, курдское. Иностранцу местные обычно представляются «по паспорту». Потом разговоришься, и сообщают, как зовут «на самом деле».
За старинными крепостными стенами из черного базальта расположен исторический центр – Сур. Частично он застроен новыми, типичными для Турции зданиями и домами, но большая его часть – тесная застройка из двухэтажных старинных домов с глухими внешними, выходящими на улицу стенами и закрытыми от глаз посторонних дворами. Среди старинных домов втиснуты церкви ассирийцев и армян, мечети, построенные 400–500 лет назад, караван-сараи и прочие постройки, игравшие важную роль в жизни позднесредневекового города на Ближнем Востоке.
Азра – местный археолог, специализируется на месопотамской керамике дохристианской эры. Он показывает те немногочисленные достопримечательности Сура, которые не оказались в зоне боев в 2016 году.
Мариамана Килисе – православная ассирийская церковь. Сейчас это музей, но изредка в церкви проводится служба местной ассирийской общины из 50 человек. На внешних стенах церкви граффити: YDG-H, PKK (курдская аббревиатура РПК) и YPG (ополчение сирийских курдов). Подобных граффити полно на прилегающих улицах.
Бои в Диярбакыре начались, когда сопротивление повстанцев было подавлено в менее населенных городах юго-востока Турции – Джизре, Нусайбине, Силопи и Ширнаке. Их эпицентром оказался район под названием Саваш, что с турецкого переводится как «война». В Саваше сконцентрированы основные достопримечательности Сура. Связаны они по большей части с историей турецких курдов.
К концу 2016-го сопротивление в Саваше было полностью подавлено правительственными силами, район наглухо отгорожен от остальной части города. Все жители района, порядка 25 тыс. человек, выселены. Вход и въезд туда – только по спецпропускам.
Что там происходит сейчас, можно судить по спутниковым снимкам. Большая часть района превращена в пыль, на месте старинных домов и зданий – пустыри.
«Они борются с нашей историей, – говорит Азра. – Когда у человека нет истории, то им гораздо проще манипулировать. Кроме того, правительство уничтожает следы своих преступлений. Вы слышали про убитых гражданских, чьи трупы сжигали в подвалах? Возможно, сейчас останки сожженных скрывают под руинами. Много еще каких преступлений было совершено военными и полицией. Мы не можем судить точно. А иностранные правительства делают вид, будто тут ничего не происходило в последние полтора года».
Обратить внимание европейских государств на происходившее в курдских городах Турции пытались турецкие и курдские оппозиционные парламентарии, писатели, профессора, общественные деятели. Люди из-за этого теряли работу, подвергались репрессиям, кто-то даже попал в тюрьму.
По ходу боевых действий отреагировала лишь организация Amnesty International. Она составила доклад о насилии на юго-востоке Турции. На этом международная реакция закончилась.
Всем оставаться на местах
«У меня были фотографии разрушений. Граффити, сделанные на турецком и на арабском в домах Джизре, Силопи и Нусайбине, которые призывали убивать курдов. Фотографии снайперских позиций, которые правительственные солдаты устраивали в домах, где находились гражданские. Но все материалы сейчас изъяты полицией и находятся в моем уголовном деле», – говорит Ахмет Чолак.
Впрочем, в интернете легко найти фотографии разрушений в городах, где шли бои. Есть спутниковые фотографии того, как турецкое правительство планомерно сносит историческую часть Диярбакыра.
Есть множество очевидцев, которые готовы дать свои показания международным комиссиям. Но международных комиссий нет.
На юго-востоке Турции как будто ничего не происходит, не происходило, если судить по международной реакции. Широкого освещения осада курдских городов в Турции, в отличие от осады Кобани, штурма Алеппо, штурма Мосула, не получила.
Поэтому и невозможно назвать количество погибших с лета 2015-го по конец 2016-го. Мехмет, житель Джизре, утверждает, что только в его городе погибли 400 человек. Это цифра, которая циркулирует среди местных жителей. Точных подсчетов никто не проводил. Не менее жаркие бои происходили в Силопи и Нусайбине. Еще ожесточеннее были столкновения в Ширнаке.
РПК в настоящее время перешла к тактике партизанской войны за пределами городов. 16 марта, например, было взорвано самодельное взрывное устройство на дороге из Диярбакыра в Мардин. Погибли двое полицейских.
Но городскую войну правительство, безусловно, выиграло.
«Европейские страны не хотят замечать происходящего в Турецком Курдистане, потому что Эрдоган шантажирует их мигрантами. Если европейские правительства будут вмешиваться в ситуацию у нас, Эрдоган откроет мигрантам ворота в Европу», – уверен студент из Мардина Ибрагим.
Его точку зрения разделяют все мои собеседники на юго-востоке Турции. В стране сейчас находятся около 3 млн беженцев из Сирии, Ирака и других нестабильных стран. Турецкое правительство позволяет им тут находиться. Но оно легко может спровоцировать их движение на запад.
Что касается других государств, то и у них есть свои важные причины не конфликтовать с турецким лидером Реджепом Тайипом Эрдоганом. Россия, например, сотрудничает с турками в Сирии. Другое общее дело – сделки по газу.
В США РПК вообще является запрещенной организацией. Американское правительство в той или иной мере пользуется услугами турецкого правительства для решения своих задач в Ираке и Сирии.
Сегодня, одержав военную победу над курдскими повстанцами, турецкое государство занято репрессиями в отношении своих политических оппонентов. В тюрьме уже сидит лидер ДПН Салахаттин Демирташ. Сотни журналистов и общественных деятелей, призывавших мирным путем решать «курдский вопрос», также в тюрьме. Другие уволены со своей работы под давлением государственных органов. Третьи под следствием.
ФЛАГ ИГ В ОБМЕН НА БЕРЦЫ
Репортаж из освобожденной от исламистов части Мосула
Иракские войска рассчитывают в течение месяца очистить Мосул от боевиков «Исламского государства». Однако удастся ли им это – вопрос открытый. Исламисты ожесточенно сражаются за каждый квартал города, считающегося иракской столицей халифата. Террористы придумывают все новые и новые трюки, чтобы затруднить продвижение вперед иракских военных и полиции. Корреспондент «Ленты.ру» побывал в Мосуле и рассказал о том, как сейчас живет неподконтрольная ИГ часть города.
Наступление на Мосул
Иракская армия, курдская пешмерга и шиитское ополчение пытаются окружить город
Пикап федеральной полиции Ирака, в котором уместились семеро местных и иностранных журналистов, въезжает на южную окраину Западного Мосула. Этот район освобожден от боевиков «Исламского государства» (ИГ, запрещено в РФ) около трех недель назад. Здесь полно военных и полицейских, выглядящих довольно расслабленными. Они сидят, откинувшись на стульях или в креслах, которые вытащили из домов на улицу, курят кальян, пьют чай. Гражданские пытаются налаживать мирную жизнь. Уже открылось несколько магазинчиков. До линии фронта по прямой не более двух километров. То и дело слышны разрывы снарядов, взрывы выпущенных вертолетами ракет. Поднимаются черные густые шлейфы дыма над районами, пока еще занятыми боевиками. На военных и гражданских это не производит никакого впечатления. Только у тех журналистов, кто в первый раз в Западном Мосуле, лица становятся чуть напряженнее. В остальном – рутина войны против ИГ. От снайперов и «шахид-мобилей» ИГ нас отделяют два километра плотной застройки, узкие улицы и многочисленные посты правительственных сил – причин для опасений нет.
Руины и тактика
Разрушения в городе не выглядят настолько тотальными, как кажется, когда смотришь телевизионные сюжеты и фоторепортажи. Разумеется, журналисты намеренно делают акцент на руинах, но огромное количество зданий в городе совершенно целые. У некоторых домов повреждены крыши или стены. И лишь немногие уничтожены полностью. Западный Мосул сегодня больше похож не на Грозный образца 1995 года, а на Луганск лета 2014-го, когда его осаждала украинская армия.
В уличных боях иракские военные копируют тактику американской и израильской армий. Наземные штурмовые группы продвигаются вперед, проверяя по ходу дела здания. Как только противник открывает огонь, военнослужащие останавливаются и закрепляются на позициях. Огневые точки боевиков начинают обрабатывать авиация, ударные вертолеты, а также штурмовики США и иракских ВВС, артиллерия. Подъезжают броневики «Хамви» и открывают интенсивный огонь из крупнокалиберных пулеметов. Танки используются редко – улицы в Мосуле очень узкие, что затрудняет действия крупной бронетехники и делает ее легкой мишенью для боевиков ИГ. Когда огневые точки противника подавлены, военные двигаются дальше.
Однако боевики уже научились сопротивляться такой тактике. Чтобы на несколько часов, а то и целый день затормозить продвижение правительственных войск, хватает нескольких террористов. Происходит это так: два-три снайпера обстреливают иракцев, а после того, как по ним открывают ответный огонь авиация и артиллерия, меняют позицию. Как только штурмовые группы снова начинают движение, снайперы открывают по ним огонь. В результате иракские силы вынуждены топтаться на месте. Боевики перемещаются от дома к дому через проломы в стенах. Заметить их с воздуха чрезвычайно трудно.
В ход идут и «шахид-мобили»: взлетая на воздух, они вызывают замешательство среди иракцев на час, иногда больше. Взрывы пары «шахид-мобилей» с разницей с час приведут к длительной заминке в наступлении.
Боевики, к слову, усовершенствовали конструкцию «шахид-мобилей» – теперь они закрываются снаружи, а не изнутри. У водителя-смертника не остается выбора: если в последний момент он даст слабину, то выскочить из машины все равно не сможет. Другое нововведение: чтобы свободно перемещаться по улицам, исламисты теперь натягивают между крышами домов полотнища. Из-за этого эффективность авиаразведки снижается в разы. Еще одно новшество: трупы своих убитых товарищей боевики ИГ стараются сжечь либо обезобразить их лица, чтобы максимально затруднить идентификацию. Я сам видел четыре подобных трупа во дворах домов. Погибли эти радикалы в стрелковом бою, но головы их, обгоревшие до костей, походили на черные головешки. Никаких следов ожогов на телах и одежде при этом не было.
Американцы и флаги
Как только журналисты выгружаются из пикапа, чтобы направиться к передовой, полковник иракской армии, ответственный за работу СМИ в Мосуле, напоминает: «Никаких фотографий и интервью, если встретите военнослужащих США». В отношении иракских военных ограничений нет. С представителями других стран также можно общаться свободно. Правда, присутствие этих самых «представителей других стран» в районе передовой всего лишь слухи. Главным образом в наземных операциях против боевиков ИГ в Мосуле задействованы иракцы и американцы. К отдельным операциям привлекаются спецподразделения Вооруженных сил Иракского Курдистана. Выполнив определенную задачу, они возвращаются на свою базу, не задерживаясь на передовой.
Брань за Мосул
Почему лидеры Турции и Ирака перешли к личным оскорблениям.
Ловкие иракские военные наладили дела с американцами – у них можно добыть дефицитные для армии Ирака вещи. Например, новые, отличного качества берцы. Сержант Мустафа – англоговорящий, поэтому ему доводится быть посредником в подобных делах. «Я приехал в Мосул с пустым рюкзаком. Теперь, смотри, у меня уже две сумки разных вещей. Все – американское», – с гордостью делится он своими бартерными успехами.
Иракцы могут купить для солдат США то, что тем необходимо, на базарах или на черном рынке. Дальше уже идет торг – сколько американцы готовы заплатить или что обменять на нужные вещи. «За флаг ИГ я получил с одного американца две пары новых ботинок, аптечку и вот, – Мустафа показывает старенький ноутбук Acer. – Только не могу понять, работает он или нет». Позже выясняется, что компьютер все же сломан, и иракский сержант решает в следующий раз вернуть его американцу в обмен на что-нибудь еще из снаряжения. Флаги ИГ – самый ходовой товар, если нужно что-то выменять у военнослужащих США. Абсурдность ситуации состоит в том, что, в принципе, ради этого флага необязательно лезть на передовую. Его можно, например, просто напечатать в городке Хамам-Али (в 30 километрах к югу от Мосула).
Интересный момент: на мародерство исламистов в Мосуле особо не жалуются. В отличие от, например, христианских городов, находившихся под властью ИГ. «Я покинул Мосул через месяц после того, как его захватили боевики, – рассказал Хамад, молодой житель одного из южных районов Западного Мосула. – Две недели назад мой район освободила армия. Я не был дома более двух лет. Приехал посмотреть – все на месте, как в тот день, когда я покинул дом. Даже машину не тронули». Я и сам заходил в некоторые пустующие дома в только что освобожденной зоне – никаких следов погромов. Правда, в южной части Западного Мосула традиционно селились преимущественно единоверцы боевиков – арабы-сунниты.
Судьба Вавилона
Почему жители Мосула в своих бедах винят не только ИГ, но и американцев.
Другая история от курда по имени Ибрагим. Он родом из городка Бартелла (в 15 километрах к востоку от Мосула), населенном преимущественно христианами. Были там и небольшие общины курдов, исповедующих религию какаи и ислам суннитского толка. Бартеллу освободили в октябре 2016-го, как раз когда началось наступление на Мосул. «Вынесли абсолютно все из нашего дома, – сокрушался Ибрагим. – Я не могу сказать уверенно, кто именно: террористы, курдская пешмерга или иракские солдаты. Бартеллу освобождали пешмерга и иракская армия. Они не менее ушлые ребята, чем террористы ИГ».
В минувшее воскресенье началась очередная фаза операции по освобождению Западного Мосула. Правительственные силы за день продвинулись почти на километр в сторону исторического центра города вдоль Тигра. Была зачищена зона вокруг одного из пяти мостов через Тигр. Хотя мост взорван боевиками ИГ, военные уверены, что им удастся быстро восстановить сообщение по нему, чтобы перебрасывать силы из Восточного Мосула. Тем не менее, по разным оценкам, в самом городе находятся до двух тысяч боевиков. А это значит, что они при своей нынешней тактике могут держаться в Западном Мосуле еще несколько месяцев.
