Нет нужды особенно распространяться по поводу значимости нартского эпоса в изучении различных вопросов истории и этнографии осетин. Проблема использования фольклорных памятников как источника не является дискуссионной. Большинство историков считает, что фольклор тесно соприкасается с историей. Так же считает большинство фольклористов [1, 35-36]. Конкретные исследования на кавказском материале подтвердили правомочность использования памятников устного народного творчества в конкретно-исторических разысканиях [2, 19-26].
В традиционном обществе знатоки нартского эпоса пользовались высоким авторитетом. Ни одно торжество не обходилось без них. Блестящий знаток древней и средневековой истории, этнографии и фольклора осетин, знаменитый художник М. Туганов писал по этому поводу: «В старину устраивалась настоящая (говоря современным языком) олимпиада. Лучшие сказители, представители разных ущелий, рассаживались на игорном поле и один за другим состязались в содержательных, лучших напевах и пересказах нартских сказаний» [3, 72].
Героические предки и военные успехи1, о которых рассказывали сказители, приспосабливались к требованиям их слушателей, при этом воспринимались как объективная правда. Еще в XIX – начале XX в. осетины воспринимали нартские сказания как реальную историю, считая героев нартов своими предками. На примере героев эпоса воспитывались новые поколения.
Данная статья посвящена краткой характеристике некоторых последних публикаций (текстов и исследований) осетинских нартских сказаний. Начнем с публикации текстов [4; 5; 6].
Общепризнана научная ценность как отдельных сказаний, циклов, так и эпоса в целом. Отметим значимость различных версий осетинского эпоса на иностранных языках. В числе недавних публикаций эпоса на английском отметим, например, перевод: W. May [21].
Особенно актуальны переводы нартских сказаний на русский язык. Лучшим считается изданный в 1948 г. перевод Юрия Лебединского. То издание украшали иллюстрации художника М. Туганова и графика Н. Мухина. К сожалению, эта книга давно уже является библиографической редкостью. Тем более актуальным стало переиздание данной версии эпоса, осуществленное по инициативе и при поддержке Благотворительного фонда профессора З.М. Хадонова. Второе издание значительно выигрывает в оформлении. Существенно расширено количество иллюстраций (картин, рисунков, гравюр) М. Туганова. Современные технические возможности позволили значительно улучшить качество репродукций. Великолепна обложка, тиснение которой представляет собой зарисовки из жизни далеких предков осетин – скифов, сарматов, алан. В верхней части – сцены охоты всадников, в нижней – бой конных и пеших воинов. Бросается в глаза качество бумаги и печати. Все это достигнуто благодаря скрупулезной работе сотрудников издательства «Менеджер» (г. Москва), которое возглавляет наш земляк А.К. Гутиев.
На авантитуле приведены выдержки из исследований первого и пока единственного зарубежного лауреата премии им. Коста Хетагурова, Жоржа Дюмезиля [14; 15].
На шмуцтитуле дан фрагмент из произведения великого осетинского поэта, прозаика, публициста и художника Коста Хетагурова «Кубады». Текст приведен на осетинском языке; орфография автора сохранена.
В отличие от некоторых других опубликованных вариантов эпоса, данный выигрывает, помимо прочего, наличием введения, написанного специалистами того времени, а также примечаний и словаря, составленных еще Созырыко Бритаевым специально для варианта 1948 г. Причем словарь составлен по нескольким направлениям и, по сути, является совокупностью именного, географического, предметного и этнического указателей. Следует отметить, что в перечисленных разделах содержатся очень познавательные характеристики героев и комментарии событий. При всей наивности некоторых оценок (с позиций современной науки), подчеркнем: для С. Бритаева нет мелочей. Это видно по такому примеру. Во многих академических исследованиях, в популярных книгах и статьях имя главной женской героини осетинского эпоса на русском языке пишется Сатана. Но Бритаев приводит – Шатана, тем самым сразу отметая нежелательные ассоциации.
В целом, «Осетинские нартские сказания» образца 2010 г. – своеобразное подарочное издание, которое быстро разошлось (как тут не пожалеть о малом тираже).
Фундаментальный сборник нартских сказаний в семи томах – достойное завершение научных поисков Тамары Алексеевны Хамицаевой (1932-2011). Невозможно переоценить ее творческое наследие, среди которого, бесспорно, особое место занимают эпические сказания. Долгие годы Т.А. Хамицаева провела в экспедициях, как в горах, так и на равнине Северной Осетии. В ходе научных поездок неутомимая исследовательница собрала весьма объемный материал разных жанров фольклора. Особенно впечатляют собранные памятники устного народного творчества, в первую очередь – нартского эпоса. Не все удалось опубликовать, но и то, что издано, сделало Тамару Алексеевну ведущим исследователем этой области знаний.
В истории развития зарубежного кавказоведения определенной вехой является основанный во Франции 28 ноября 1993 г. Кружок (по определению Я. Лебединского) «Галлия–Сарматия». Его первоначальной целью было заявлено «изучение археологических, топонимических, антропологических, культурных и других следов, оставленных на территории древней Галлии группами сарматов и алан, начиная с эпохи античности и до раннего средневековья» [19, 187].
Достижением кружка стала публикация «Информационного досье, посвященного сарматам и аланам и их присутствию на Западе в IV-V веках» [там же]. С 1995 г. в популярном бюллетене «Об Осетии и вокруг нее» выходят отчеты кружковцев. Нартская проблематика, к сожалению, не относилась к числу приоритетных исследований членов общества «Галлия – Сарматия».
Положение дел в нартоведении существенно изменилось после основания в 2002 г. фундаментального журнала – результат совместных усилий российских и французских ученых. Его название – Nartamonga («Чаша нартов») – красноречиво передает основные направления публикаций журнала: эпос, мифология и язык «осетин и их непосредственных предков и родственников – скифо-сакских и сармато-аланских племен древности и средневековья» [19, VII].
В Предисловии к первому номеру Nartamonga (19, VII – VIII) Ф. Корнильо и В. Гусалов скромно обозначили его задачи: «Предлагаемый журнал, конечно же, не является исчерпывающим ответом на все накопившиеся проблемы. Это всего лишь первая попытка собрать под одну крышу исследования, проводимые в академических и университетских центрах разных стран, и, таким образом, постараться приблизить эти исследования к тому естественному средоточию, к которому они так или иначе тяготеют: к языку, эпосу и мифологии осетин – “скифов XXI века”» [там же].
Количество и качество публикуемых в Nartamonga материалов в большинстве своем остается стабильно высоким. Среди авторов журнала назовем Г. Бейли, Д. Раевского, Фр. Корнилота, Я. Лебединского, А. Кристоля, С. Цукермана, Ю. Дзиццойты, Т.Н. Пакчалину, и др. Этимология термина нарт рассматривалась в статьях Ю. Дзиццойты [18, 64-96]; Г. Бейли [19, 20-23]; В.И. Абаева [21] и др. Социальные термины2 (алдар, афcин, багатар и др.) стали предметом анализа Г. Бейли [19, 7-19, 21-23]; Фр. Корнилота [16, 57-84]; А. Кристола [24, 137-147] и др.
Из крупных международных конференций особняком стоят две, посвященные проблемам осетиноведения. Первую из них (Владикавказ, 12-18 октября 1991 г.) кратко охарактеризовал И. Гершевич [23, 285-293]. «Достойно сожаления, что несмотря на… большие возможности осетиноведения эта область иранистики привлекла сравнительно мало внимания на двух европейских конференциях по иранистике, состоявшихся в Турине (7-11 сентября 1987 г.) и Бамберге (30 сентября – 4 октября 1991 г.). Тем приятнее сообщить, – подчеркнул ученый, – что международная конференция, проходившая с 12 по 18 октября 1991 г. во Владикавказе, впервые была целиком посвящена осетиноведению». Наряду с учеными «Владикавказа и Цхинвала… в заседаниях участвовали специалисты из Москвы, Киева, Ростова н/Д, Нальчика, а также из Австралии, Канады, Англии, Франции, Индии, Норвегии и США. Всего на данном крупном форуме участвовали около ста исследователей… каждый из них внес свой вклад в успешное проведение этого первого в своем роде форума, проходившего в творческой атмосфере» [23, 286-287].
Среди литературных памятников наибольшее внимание привлек Нартовский эпос. «Анализировались его идеологические и космогонические основы. Переоценке подверглись также Даредзановские сказания» [23, 287– 288].
21 – 22 мая 2013 г. во Владикавказе состоялся II-ой Международный конгресс «Этногенез и этническая история осетин».
Из монографических исследований нартского эпоса обратим внимание на книгу Г.Б. Романовой «Нартовский эпос и история осетинского народа: исторический аспект». Владикавказ, 2014 (160 с. + 42 с.).
Избранная Г.Б. Романовой тема в наши дни приобрела особую актуальность. Одной из главных задач изучения социальных процессов и формирования духовной составляющей древних обществ является привлечение нетрадиционных источников, в частности – героического эпоса. Это особенно актуально применительно к истории этносов Северного Кавказа. В определенной мере истоки современных процессов в регионе своими корнями уходят в прошлое, знание которого в какой-то мере поможет верно оценить нынешнюю ситуацию и прогнозировать будущее.
В этом отношении обращение Г.Б. Романовой к эпосу осетин как ценному историческому источнику вполне актуально и оправдано.
Историческая память занимает особое место в консолидации и самоидентификации социума. Ее социальную ценность осознавали сами носители, что выражалось в уважении, оказываемом обществом знатокам традиции. Как правило, в древних и средневековых обществах сказители либо занимали привилегированное положение, либо получали богатые дары (Мельникова 2000).
Блестящий знаток нартовского эпоса, В.Ф. Миллер, так охарактеризовал источниковедческую значимость данного памятника: «Оставляя в стороне все увлечения кавказским богатырским эпосом и мечтания найти в нем необыкновенные исторические откровения, мы можем только сказать, что этот эпос, весьма богатый по содержанию, заслуживает серьезного изучения». Наряду с массой «подновлений, смешений имен… он содержит много древнего, некоторые исторические воспоминания и такие черты быта, которые отжили уже свой век».
Эпос осетин неоднократно становился объектом исследования лингвистов и фольклористов, этнографов и историков (Лавров Д., Абаев В.И., Дюмезиль Ж., Гаглойти Ю.С., Кузнецов В.А., Бязарти А., Дзиццойты Ю.А., и др.). Для многих эпос притягателен тем, что в сказаниях отражен определенный общественный уклад. Сказанное относится и к работе Г.Б. Романовой. По этому поводу она пишет: «Осетинский героический эпос о нартах содержит массу информации о географической и социально-политической среде обитания нартов, о военных походах, битвах и подвигах нартских – аланских героев, а также о внутренней жизни нартского общества» (стр. 64, сл.).
По мнению В.И. Абаева, нартское общество еще не знает государства. Страсть нартов к военным походам в поисках славы и добычи говорит о той стадии общественного развития, которую раньше называли «военной демократией». В наши дни предпочтение отдают понятию «военная иерархия». Действительно, основные занятия нартов (детей волка) – охота, войны, набеги, походы за добычей и пиры. Остальные материальные реалии даны в эпосе очень смутно и бегло.
Б.Г. Романова заострила внимание на этом: «главным занятием нартов были не труд мирного земледельца или скотовода, не мастерство искусного ремесленника (небесный кузнец Курдалагон не был нартом), а войны и военные походы…» (стр. 68).
Как и во всяком обществе с военно-иерархической структурой, у нартов велика роль войны и военной организации. Управление обществом активно прибирала к своим рукам военная знать. Значительная доля управленческих функций сосредоточена в образе Урызмага. Он был не просто знатным нартом; в эпосе его называют «хистар (старший) всех нартов». Согласно Г. Бейли, антропоним Урызмаг в значении «старший» восходит к ava-rasmaka «господин». Отметим также, что Урызмаг происходил из рода Ахсартаггатов, которым фольклорная традиция приписывает функции военных вождей в обществе нартов. Показательно и имя родоначальника клана – Ахсар, означающее «силу, храбрость, героизм» и, по мнению лингвистов, представляющее закономерное в осетинском фонетическое развитие индоиранского ksathra «мощь», «принцип военной функции» (Абаев; Дюмезиль).
Специалистами установлено, что многие черты нартов имеют яркие параллели в быту скифов и алан, в жизни которых походы, войны и организация для войны играли важную роль. Показателем усиления позиций военной аристократии у скифов стало превращение ее главного оружия – меча – в символ бога войны, который, в свою очередь, стал едва ли не самым почитаемым в скифской среде (та же картина наблюдается и у нартов).
Скифы ежегодно нагромождали гору хвороста, служившую пьедесталом для бога-меча Ареса и вокруг него во множестве приносили в жертву пленных и животных. Точно так же в эпосе нарты устраивали для бога-меча Батрадза нагромождение из ста возов обгорелых деревьев, а вокруг находились люди, затем поголовно перебитые Батрадзом. Он же, несмотря на молодость, участвовал «в тархоне (суд) зэдов и мелеков».
Особую роль в военной организации скифов и алан играли специальные отряды молодых воинов, поклонявшихся волку или собаке. Покровитель этого союза, бог-воитель, почитался в образе собаки или волка; соответственно и все члены союза также считались псами-воинами.
К числу слабо изученных тем в нартоведении относится обряд инициации. Автор рецензируемой работы ссылается на Е.М. Мелетинского, который более полувека назад писал по этому поводу: «подвиги юных богатырей часто носят характер испытания и невольно наводят на мысль об обычаях посвящения в среду взрослых воинов» (стр. 65-68). Справедливой представляется оценка Г.Б. Романовой обычая «посвящения нартских юношей в среду взрослых воинов… обряд инициации применительно к материалам нартских сказаний нуждается в основательной проработке» (стр. 65-66, сл.).
Фольклорные представления о молодых воинах нартов как о псах-волках сохранились в эпосе. В некоторых вариантах один из эпических героев, Сауай, подобно римским близнецам, выкармливается волками. Сослан, один из виднейших нартовских героев, стал неуязвимым после того, как искупался в волчьем молоке. Причем, в ряде версий волчиц для этой цели сгоняет и помогает доить прародитель собак Селан (Миллер В.Ф.).
Первопредок правящего рода Ахсартаггатов носил имя Уархаг, что в переводе означает «Волк». Здесь же отметим, что имя Уархаг (в греч. передаче Аргот) носил один из первых скифских царей, дед Скила (см.: Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А.).
Глава нартов, Урызмаг, подчеркивая свой высокий статус, привел весомый аргумент: «Я научил вас (нартов) ходить в балц, а то бы вы не могли (ездить)».
Балц – общее название похода в осетинском; наиболее древнее значение – «военная экспедиция», «поездка за добычей». Восходит к древнеир. barti «поездка верхом». В ближайшей связи с балц находится слово бал «(военная) партия»; так именовалась группа воинов, отправлявшихся в совместное предприятие. Каждый из участников такого похода назывался амбал «товарищ» (первоначально «товарищ по походу»). По составу и значению близко к русскому со-ратник. Специальный термин существовал для обозначения предводителя похода – балхон; его этимологическое значение – «созывающий (хон) партию или группу (бал)» – указывает на то, что во главе отряда, как правило, становился инициатор похода (Абаев В.И.).
В обществе нартов, в котором война и организация для войны занимали ведущее место в жизнедеятельности коллектива, главные черты настоящего мужчины по существу тождественны требованиям, предъявляемым к военным лидерам, вождям. 1) смелость; 2) умеренность в еде и питье; 3) уважение к старшим и женщине.
Представления об эпическом герое, его идеале не оставались постоянными и неизменными. Они менялись от эпохи к эпохе в зависимости от уровня социально-экономического развития. В архаических эпосах (Калевала) герой – это прежде всего маг, волшебник, шаман. Расцвет металлургии привел к появлению новых орудий труда и оружия из железа. Человек проникся верой в мощь нового оружия, в неотразимый ореол воинской доблести. И тогда на смену герою-колдуну приходит герой-воин. Но древняя идеология колдовства и магии умирает не сразу. В нартовском эпосе переходный период между двумя типами героев олицетворяет Сослан, наделенный чертами и героя-колдуна, и героя-воина. Свои важнейшие подвиги он совершает по одной схеме: начинает как богатырь, воин, а завершает как герой-маг. Сюжеты схваток Сослана с великанами Мукарой, Елтаганом, нартом Тотрадзом (в борьбе с которым Сослан надел волчью шкуру), при осаде крепости Хиз и др. – свидетельство того, что колдун сильнее воина, хитрость и магия сильнее богатырской силы.
Постепенно развитие материальной культуры и производства вооружает человека более совершенными средствами боя, и он все более полагается на собственные силы. Соответственно меняется идеал эпического героя: герой-шаман уступает место герою-воину. Конечно, Сослан, Одиссей, Рустам, Тариел – это воины; но они невидимыми нитями связаны с предшественником, героем-чародеем. В отличие от них, Батрадз полагается исключительно на свою мощь. Устная традиция щедро наградила его чертами идеального мужчины, воина, члена дружины. Всесокрушающая сила, не знающая границ отвага, всегда честное нападение, презирающее хитрости и уловки, неукротимая ярость к врагам, все это в соединении с неуязвимым стальным телом, закаленным в небесной кузнице Курдалагона, делает из него идеального витязя железного века (Абаев В.И.).
Важными маркерами любой политической культуры являются факторы и механизмы становления авторитета лидера, власти. В потестарном, раннеклассовом, в феодальном и др. обществах становление структуры управления сопровождалось пропагандой существующей власти, созданием ее привлекательного образа.
Этносоциальные организмы Северного Кавказа в античный и средневековый периоды существовали в условиях постоянных войн и набегов. В такой ситуации формирование властных структур определяли личные качества и авторитет военных лидеров, вождей. Тут не было мелочей. Так, важным фактором формирования имиджа власти являлись обильные застолья. Торжественная совместная трапеза – пир – на протяжении едва ли не всей истории человечества была праздником со многими функциями. Совместное потребление пищи еще в древних обществах приобрело характер объединяющего акта: «совместное преломление хлеба насущного» воспринималось как «приобщение сотрапезников к некоему единому социуму, “братству”». У осетин совместная трапеза представляла собой «сложный институт с различными половозрастными, социальными и религиозными функциями».
Пир в традиционном осетинском обществе проводился по каким-либо важным для человека, семьи, фамилии либо для всего социума случаям. К таковым относились и специальные дни, связанные с тем или иным святым. Торжества по всем этим случаям можно обозначить одним словом – «праздник». Под данным термином, отмечал В. Уарзиати, понимается «отрезок времени, обладающий особой связью со священной сферой человеческой жизни и поэтому отмечаемый как строго ритуальное действо». В осетинском языке «праздничный день» обозначается словом барагбон букв. «приметный день».
В заключение коснемся проблемы эпических носителей терминов алдар и афсин. Ф. Корнилат полагает, что появление термина алдар «уходит в отдаленные времена». В осетинских сказаниях алдар используется в отношении нартов, божественных или сверхъестественных сил. «Первым среди божественных носителей титула следует упомянуть Afsati, название которого происходит от древнеиранского термина Wispati “Господь”». Вторым носителем рассматриваемого титула является отец Сослана – Sosag aldar «вождь Сосаг» (Cornillat). В ряде версий Челахсартага называли narty aldar «алдар нартов» или просто Celaxsartag-aldar.
В эпосе термин алдар встречается неоднократно, в том числе – для обозначения социального статуса знати соседних народов: касгон алдар, тулон алдар, Сайнаг-алдар, Уарп-алдар и др. (Дзиццойты Ю.). Данный социальный термин употребляется в отношении высших членов военной аристократии нартов. В частности, упоминается Батрадз-алдар.
«Главной» женщиной нартов является жена (сестра) Урызмага, Шатана. «Популярнейшая, – по оценке В.И. Абаева, – героиня эпоса». Сестра и жена Урызмага, идеал хозяйки дома. «Вещая и мудрая женщина, своим умом и хитростью не раз выручающая нартов в тяжелые минуты». Ее нередко называют социальным термином – afsin «хозяйка», «госпожа».
В поисках этимологии afsin В.И. Абаев остановился на одноименном титуле среднеазиатских правителей Уструшана (последний al-Afsin, Хайдар, умер в 841 г.) и Согда (например, Гурек – «ихшид Согда, афшин Самарканда» в 737/8 г. заключил договор с арабским военачальником Муслимом). Здесь явно выступает нарицательное значение слова afsin «правитель». По убеждению лингвистов, весьма возможно, что данный термин «восходит к массагетскому матриархату и служил первоначально наименованием массагетских правительниц типа знаменитой Томирис» (Абаев В.И.).
Версию о социальном значении термина afsin разделяет Р. Бильмайер (Bielmeier R.). Аналогичных взглядов придерживается Р. Фрай (Frye R.). В одной из недавних работ он писал по этому поводу: «Насколько я знаю, полиандрия не характерна для алан, но женщина играла важную роль в раннем осетинском обществе». Об этом свидетельствует термин axsin, который В.И. Абаев соотносит с корнем править; «не следует забывать о легендах об амазонках и важной роли Шатаны в нартовском эпосе» (Frye R.).
Вместе с тем, обратим внимание на находку археологов в столице афсинов «(царей) древней Уструшаны в Средней Азии, фрески с изображением волчицы, кормящей двух младенцев». Возможно, данное изображение отражает связь «афсинов» с тотемом – волком.
Исследование Г.Б. Романовой содержит немало дискуссионных вопросов. С решениями каких-то из них можно соглашаться, с какими то – нет. Но это не означает ошибочность трактовок соискательницы, как и правоту всех версий ее оппонентов.
Помимо традиционных для нартоведов источников Г.Б. Романова едва ли не по каждому вопросу использует материалы археологии. И в этом – одно из бесспорных достоинств рецензируемой работы.
Не цепляясь к мелочам, к главным недостаткам диссертации отнесем игнорирование сюжетов эпоса на осетинском языке.
В целом же работа оставляет впечатление добротного исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Исследователи осетинского нартского эпоса сходятся во мнении, что сказания в основе своей отражают ту стадию развития, которую называют «военной демократией» [7, 21-22, 25; 8, 61-64; 9, 30, 34]; вероятно, точнее ее называть стадией «военной иерархии». Нартовский эпос помогает определить некоторые факторы и механизмы классообразования, уточнить роль в этом процессе престижной экономики, потестарных функций и т.д.
2 Вопросы социально-экономической истории могут плодотворно изучаться при помощи анализа терминологии источников. Правда, если он написан на иностранном, это мало что дает для истории ранних алан. Как бы добросовестно таковой документ ни был составлен, он написан автором, чуждым для данной среды. Иностранные авторы пользовались понятиями и терминами своего общества и языка, которые лишь приблизительно фиксировали чуждые им явления [10, 12 примеч. 7]. Гораздо большие результаты дает анализ социально-политических понятий, бытовавших в средневековой Осетии и имевших, как правило, местное происхождение. По авторитетному мнению Абаева, «язык представляет первостепенный исторический источник… Каждое слово-понятие, если удается раскрыть его историческое содержание, представляет ценнейший документ» [11, 9]. По убеждению М.И. Дьяконова, «лингвистические данные при правильном применении методики могут оказаться не менее, а даже более достоверными, чем известия текстовых памятников, обычно используемых историком» [12, 92]. В целом, анализ терминологии источников для ранней эпохи – один из главных методов исследования социальных связей [13, 99].
ЛИТЕРАТУРА
1. Азбелев С.Н. 1982. Историзм былин и специфика фольклора.
Л.
2. Петросян А.А. 1982. История народа и его эпос М.
3. Туганов М. 1946. Новое в нартовском эпосе // Изв. ЮОНИИ.
Сталинир. 1.
4. Нартские… 2001. – Осетинские нартские сказания.
5. НК 2004. Нарты кадджытё. Ч. 2. Дзауджикау (на осетин.
яз.).
6. НК 2005. Нарты кадджытё. Ч. 3. Дзауджикау (на осетин.
яз.).
7. Скитский Б.В. 1949. Хрестоматия по истории Осетии. Ч. 1.
Дзауджикау.
8. Смирнова Я.С. 1959. Военная демократия в нартском эпосе // СЭ. № 6, сс. 60-69.
9. Абаев В.И. 1978. Нартовский эпос осетин // Сказания о нартах. Осетинский эпос. М.
10.Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. 1972. Пути
развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М.
11.Абаев В.И. 1949. Осетинский язык и фольклор. М.-Л. 1.
12.Дьяконов И.М. 1951. Ассиро-вавилонские источники по
истории Урарту // ВДИ. № 3.
13.Новосельцев А.П. 1985. Древнейшие государства на
территории СССР. Некоторые итоги и задачи изучения // ИСССР. № 6.
14. Дюмезиль Ж. 1976. Осетинский эпос и мифология. М.
15. Дюмезиль Ж. 1986. Верховные боги индоевропейцев. М.
16. Дзиццойты Ю.А. 1992. Нарты и их соседи. Владикавказ.
17. Миллер В.Ф. 1998. В горах Осетии. Владикавказ.
18. Cornillat Fr. 2003. Du titre ossete aldar aux sources de L’Iran // Nartamonga. Vol. II. № 1-2.
19. Nartamonga 2006. Vol. I. № 1.
20. Bailey H.W. 2003. Ossetic (Narta) // Nartamonga. Vol. II. № 1-2.
21. W. May.
