АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
АННОТАЦИЯ
Автобиографический рассказ о том, как человек, попавший на грань жизни и смерти, проживает мистический опыт.
ПРОЛОГ
Рубеж между жизнью и смертью выглядит очень буднично. Деловито снуёт неопытный медперсонал, шныряя между уставшими врачами. Мелькнул карлик с разными ногами и чемоданчиком «Реанимация», шёл не спеша, чему-то улыбаясь. Анестезиолог с ловкостью бармена намешивает свои дремотные коктейли, на ходу прикидывая состав и дозировку компонентов. Каталки с точностью рейсового автобуса заряжают операционные автоматными очередями. Мелкие брызги давно застывшей крови на жалюзи никого не впечатляют.
Приёмный покой.
Идёт приём и сортировка.
Всё выглядит буднично и деловито.
1 ЧАСТЬ
Вот и мой черед. Анестезиолог на глазок прикинул состав моего наркоза, цыкнул на молодую помощницу, которая, решив добавить что-то от себя, тут же взяла «не ту» бутылочку. Неторопливо прохаживаясь вокруг моего тела, нелепо прикрытого коротенькой простыней, доктор заметил нательный крестик на груди.
– Красивая вещица – бросил он и, чуть помолчав, добавил:
– Но… бесполезная – больше он не обращал на меня никакого внимания.
Готовясь к переходу, я мысленно расставил все акценты и отдал все распоряжения тому, кто, возможно, меня слышит.
Вроде бы всё…
Прикрыл глаза, и тут перед мысленным взором возник человеческий образ. Я видел человека, стоящего у скал, утопающих в зелени, на нём было оранжево-жёлтое одеяние, как у буддистских монахов.
Это было неожиданно.
Мелькнула мысль: – меня то ли уже встречают, то ли ещё провожают. – Захотелось вглядеться в лицо неизвестного, но уже ставшего важным в моей жизни персонажа, поскольку изначально кадр был достаточно общим. Может, мы были когда-то знакомы? Но вместо этого мне показали четки или бусы из темно-вишневого дерева.
Ну, думаю, всё. Видимо, я будущий бодхидхарма. Когда открою глаза, я буду маленьким мальчиком и должен буду выбрать «правильные» бусы.
Волнение предстоящих великих событий меня так захватило, что хотелось получить подробности немедленно. Но в этот момент кислородная маска коснулась моего лица. И я провалился.
Очнулся очень легко, как будто проснулся после обычного сна и первым делом захотел узнать про своего монаха.
– Где он, вернётся ли? Или это был глюк?
Постепенно пришло осознание, что его внезапный визит принес помощь моим целителям и избавление мне.
Я спросил медбрата – как прошло?
А он кивнул – нормуль.
Ну, значит всё хорошо, жизнь продолжается. Проехали.
Но мысль, что этот бесплотный образ, который вполне мог быть игрой моего ума, прилетел сюда, чтобы помочь мне, возможно, изменив исход операции, а в месте с ней и ход Истории, не давала покоя и увлажняла взгляд.
2 ЧАСТЬ
Вы же знаете, как это бывает. В сложных ситуациях, получив необходимую, тем более неожиданную помощь, порой от совершенно незнакомых, а то и виртуальных людей, мы с готовностью их благодарим. Я поступил так же. Отправил мысленно слова благодарности, попробовав по памяти вызвать картинку, которую видел. И спросил, чем, собственно, могу быть полезен, в свою очередь.
На моё удивление, ответ пришёл тут же. Завязался диалог. Я пытался задавать такие вопросы, которые бы помогли прояснить ситуацию и понять самое главное на тот момент.
Я разговариваю сам с собой… или нет.
К слову говоря, должен пояснить следующее: в роду у меня с головой всё в порядке. Как говорится, «не был», «не привлекался», «не состоял», «запрещённых препаратов не употреблял».
Постепенно ситуация начала проясняться. Мой спаситель отказался назвать своё имя, поскольку посчитал это не важным. Его желание было таково: он хотел получить разрешение подселиться ко мне. Впрочем, вот отрывок нашего диалога.
– Чем я могу отблагодарить Вас?
– Мне нужно донести через тебя некоторые важные вещи, чтобы ты изложил в виде текста. Для этого я должен войти в тебя.
– Это как?
– У тебя с этим не будет хлопот
– Не совсем понял. Я тоже стану монахом и буду есть один рис? Кстати, у Вас там, в Гималаях, его как готовят? С какими специями?
– Нет. Живи как живёшь. Только слушай, что я буду говорить, и записывай.
– Другими словами, я под твою диктовку стану писать книгу. Тогда мы станем соавторами. Нужно указать твоё имя.
– Моё имя не имеет значения.
– Ну, и я плагиатором тоже не хочу становиться.
– Не о том думаешь.
– Вот то-то и оно, мой рой мыслей сбивает поток, идущий от тебя. Может, лучше я к тебе приеду… как-то. И ты мне подробненько…
– Не получится. Твоя сущность здесь быстро рассеется.
– Ладно. Я не против. Вместе даже веселее. Про что писать? Сверхновый завет или предупреждение о грозящих катаклизмах.
– Нет. Впрочем, ты и так уже пишешь.
Тут, я поймал себя на том, что, действительно, ведя мысленный и с непривычки напряжённый разговор, машинально записываю весь этот бред.
– Ко всему важному человек приходит через боль: к рождению, к смерти и к пониманию. Пониманию простых и вечных истин: кто друг, а кто нет, и что такое любовь. Еще к пониманию того, что необходимо делать вне зависимости от поставленных целей, предназначения, обилия работы, вероисповедания и социального статуса каждому человеку. Это тоже просто – нужно помочь тому, кто сейчас в этом нуждается. Самым востребованным видом помощи, и редко используемым, является человеческая теплота. Она есть у каждого, всегда в должном количестве, но используется редко.
3 ЧАСТЬ
На следующий день нам некогда было общаться. Больничная жизнь проходит весьма напряженно и утомительно. Постоянно надо следить за действиями медсестер и медбратьев, отстаивать своё право дожить до выписки. То капельницу с чужим лекарством попробуют установить, то дозировку перепутают. Так что здороветь приходится под девизом «Приказано выжить» или «Тридцатого уничтожить». В том фильме тоже главный герой по больнице на каталке от врагов рассекал.
Тут привезли молодого парнишку с острой болью. Юная и беззаботная медсестра после нескольких неудачных попыток всё же попала ему в вену, и процесс, как говорится, пошёл. У них завязался непринужденный разговор.
– Два флакона, – говорит сестричка. – Это надолго.
Он ей, подмигивая: – А если я ненароком засну?
– А что в этом плохого? – обворожительно улыбнулась она и растаяла в шорохе накрахмаленного халата.
– Какая нелепая смерть, – подумал я. – Когда лекарство закончится, следом в вену пойдет воздух, – шепчу ему. – Следи сам. Никто не придёт, пока кнопку вызова не нажмешь.
В этот раз, слава богу, всё обошлось, и парень к рассвету оклемался. Его отпустило, и его отпустили. Оказался тренером по плаванью, привез мальчишек на соревнования из Челябинска.
Он уходил в большой мир по коридору, увешанному портретами людей с умными уставшими глазами, сфотографированными на фоне инновационных приборов с многочисленными лампочками и кнопочками. Его время ещё не пришло. И мне казалось, вслед ему неслось, как песня:
– А что в этом плохого?
– Если намерения благие, то и средства будут выбраны соразмерные.
4 ЧАСТЬ
Время от времени я размышлял, как всё же обращаться к своему монаху. Спаситель – как-то длинно, неудобно и пафосно. Имени-то я его не знаю. Да и вообще ничего про него толком не знаю. Может – Мастер или Мастэ, как это делали юные «драконы» и шаолиньские ученики в гонконгских боевиках. Или Доктор, Док – он никак не реагировал. И я решил: раз он ко мне загрузился, значит, гостит. Пусть будет – Гость. Ему всё равно, а я не люблю неопределенности. Впрочем, он запропастился куда-то в последнее время. Жаль, думаю, наркоз совсем развеялся, начинается череда серых будней. И книга осталась недописанной. Попробовать, что ли, пообщаться с Гостем? Закрываю глаза, напрягаюсь, пытаюсь вызвать запомнившийся образ в оранжевом одеянии. Но ничего не выходит. Ну нет никого там, среди камней. Да и камней таких тоже не найду. Вдруг голос, внутри моей головы, но не моим пискливым тембром:
– Дурень. Я уже давно здесь.
– Где? – притормаживаю я.
– В тебе. Мы же договорились. Или ты передумал?
– Да нет, – отвечаю. – Вместе веселее. Да и человек ты приличный, может, научусь чему, поможет по жизни.
Гость засмеялся: – А может, я демон или того хуже.
– По фильмам я их иначе представлял, – произнес я уже своим голосом, но червячок сомнения беспокойно зашевелился.
– Ладно. Что ты хотел? – обрубил мои сомнения Гость.
– Я про книгу. Раз начали писать, давай диктуй, а я буду записывать.
– Какую книгу? – молвил Гость.
Внутри меня повисла напряженная внутренняя тишина.
– Погоди. Это же ты предложил загрузиться ко мне и диктовать правила вселенной.
– Я? Я просто хотел ещё пожить. Например, в твоём теле.
Я молчал и внутренне, и внешне.
– Это твои фантазии, с выгодой использовать ресурс, свалившийся на тебя с неба, – в конце фразы Гость слегка улыбнулся.
Слюни закипали у меня во рту, и я произнес сдавлено:
– Так ты будешь диктовать свод законов?
– Нет, – последовал краткий ответ.
В этом «нет» была сосредоточена полная отрешенность и безмятежность. Будто облако растаяло.
– И что ты намерен делать? – не унимался я.
Дело в том, что меня, человека не очень организованного, угнетала мысль, что ещё один проект повиснет незавершенным. Будет дразнить и упрекать меня в моей несостоятельности.
– Жить, – просто ответил Гость.
Такой наглости, в сочетании с таким будничным спокойствием, я не ожидал.
На этот раз пространство внутреннего Я заполнилась воплями Моего, именно Моего внутреннего голоса. Я узнаю его всегда по своеобразной манере всхлипывать, писклявить и постоянно кого-то выгораживать. Суть этих эмоциональных баталий, а именно так бы они и выглядели, если бы кто-нибудь мог их видеть ну хоть одним глазком, сводилась к простой жизненной доктрине:
Я вам ВСЁ, а вы мне ко мне вот ТАК.
На внутреннем совете моих внутренних голосов было решено отказать Гостю в постое и устроить ему бойкот. Должен же он осознать, что не прав, и кто, вообще, в доме, т.е. у меня в голове, хозяин.
Тут прозвучал голос Гостя:
– Развлекаешься?
– Ну, должен же я что-то делать, пока ты ломаешься. Не бросать же проект, в самом деле!
– Ладно, – молвил Гость. – Пиши.
– Ага, сейчас дело пойдет, – обрадовался я и мысленно потер руки.
– Момент! – воскликнул я и, похоже, сделал это в реале, поскольку проходившая мимо медсестра нервно звякнула капельницей и ускорила и без того стремительный больничный вальс.
Я схватил писало, бумагу, быстро вошёл в образ того, кого обычно изображают с бородой и мотыгой, и стал ждать.
Тишина.
Снова тишина.
Опять тишина.
– И… – я начал было тянуть жилы.
– И как мне донести до тебя, что такое тишина? Умиротворение и успокоенность всех чувств, – начал говорить Гость.
– Тишина – это отправная точка. Только тишина позволяет увидеть реальную картину мира. Только внутренняя тишина может позволить услышать другого человека или увидеть свой следующий шаг. Да много на ней завязано, – неторопливо, как будто роняя слова, говорил Гость.
– Тишина – это основа всего. Но не пустота. Многие путают. Сидят неподвижно, смотрят в стену. В голове пусто, и в душе пусто.
Я сжался и быстро писал, боясь потерять поток.
– Тишина – это гармония. Тишина это когда разные энергии не спорят, не разрушают сосуд. А уживаются в согласии, сплетаясь в разноцветные узоры, рождая диковинные переплетения и новые миры. Эфемерно и абсолютно реально одновременно. Это происходит повсюду и одновременно. Это и есть тишина.
5 ЧАСТЬ
Среди коллег по палате я вдруг остро осознал преимущества работы в онлайн. Дело в том, что часть моих проектов находится полностью там, и моего физического присутствия не требует. Поэтому работать можно даже на смертном одре. Если бы wi-fi был на том свете, это решительно изменило бы многое.
Коллеги же мои испытывали сложности в связи с незапланированной оздоровительной миссией. Беспомощно вибрируют их телефоны, в ожидании, пока владельцы появятся в зоне доступа. Повсюду слышны оправдания. Постепенно и они стихают, и коллеги неизбежно примеряют жизнь растений на себя.
А я лежу и работаю, только пар из ушей, как у маленького паровозика, слава богу, Интернет никогда не спит. Так что, друзья мои, фриланс рулит, главное, чтобы руки по клавишам попадали, да пиксели не сильно расплывались перед глазами.
– Самое ценное в жизни – твоя жизнь. Кто говорит обратное, желает манипулировать вами, использовать ваш ресурс. Наполните свою жизнь всем важным для вас. Остальные должны позаботиться о себе сами.
– Не столь важно, что с вами происходит. Действительно имеет значение, как вы к этому относитесь.
Треш
Сколько за последние дни было сделано удачных и неудачных попыток вставлять иголки в вены моих рук – не очень отчетливо помню. Но если известный рок-музыкант поёт «Вена – это моя эрогенная зона», то мои вены чувствуют себя изнасилованными.
Вечер пятницы, пожалуй, самое ожидаемое и приятное время для всех, кто честно отработал и пошёл отдыхать. Ушли отдыхать и наши врачи, остались дежурить молодые и ранние. К нам на пост заступил медбрат. Ловко установил капельницы моим коллегам через катетер, подошёл ко мне и посмотрел на мою левую руку с фиолетовым отливом.
Спросил: – Что это?
Я говорю: – Да катетер криво поставили.
Он: – Ясно. Давайте другую руку.
А я: – Так как раз на другую руку его и ставили, теперь все входящие в левую, – и на всякий случай демонстрирую правую, еще более живописную конечность.
Он осмотрел меня целиком одним взглядом и произнёс:
– Надо будет поискать у вас вену, – и умчался по своим неотложным делам.
К слову сказать, капельница проскучала до утра до прихода следующего специалиста, лишив меня очередной порции зелья и подарив восхитительную ночь отдохновения моим венам.
– Жизнь необязательно должна соответствовать нашим представлениям о ней.
6 ЧАСТЬ
Как бы то ни было, время шло и самочувствие моё неизбежно улучшалось. Я помогал ему утренним и вечерним моционом, наматывая круги по длинным коридорам в ожидании дня выписки, а он, кстати, был уже не за горами.
Вообще, больничный уклад жизни пациентов чем-то похож на деревенский. Только хронические социопаты одиноко прогуливаются после восьми часов вечера, остальные уже крепко спят, но уже в 5-6 утра начинается движение. Особое событие в больнице – это, конечно же, прием пищи. Завтрак, обед и ужин – самое большое светское мероприятие. Пациенты становятся в очередь, общаются, делятся нехитрыми новостями, подбадривают друг друга. В ответ на призыв повара «О-о-о-обед» все ходящие, позвякивая своими мисками, устремляются к заветной двери из всех закоулков. Причем, больные, только что поступившие, бодро и ловко двигаются вперед, оставив безнадежно позади выздоравливающих, которые едва переставляют ноги.
Есть еще третье состояние пациентов, это те, которых привезли на «скорой». Их быстро вскрыли и наспех собрали. Наспех для того, чтобы иметь возможность оперативно внести изменения в конструкцию или комплектность сборки.
На правах выздоравливающего я встречал всех радушно, объясняя нехитрые правила и по ходу поправляя мелкие огрехи и косяки медперсонала.
Вообще, современный хирургический комплекс напоминает некий завод по производству здоровых людей. Такой огромный круглосуточный конвейер.
Неопытные пациенты, только попавшие на первые ступени этого комплекса, еще капризничают, острят – им еще не виден весь этот неторопливый, но крепкий и четко действующий механизм. Опытные же приходят тихо, затаившись, уже со своим уставом.
Кормят, на удивление, довольно прилично. Наверное, это большой талант – готовить простую еду вкусно и разнообразно. Поварам, точно, зачёт. Честные продукты, вкусная еда.
Технологи же пищевых производств в погоне за нашими деньгами загоняют в нас малосъедобные комбинации плохосочетаемых и плохоусвояемых продуктов, вызывающих прилив чувства сильного аппетита вначале, чувство тяжести в середине и букет болезней в завершение.
Кстати, многие испытывают чувство голода, не будучи голодны. Например, не успевая поесть, мы легко теряем покой и хорошее расположение духа. Конечно же, нельзя путать это чувство с настоящим голодом, который ведёт сначала к истощению, а затем и к гибели.
Ощущение голода во многом результат тренировки. Когда человек не ест несколько дней, чувство голода притупляется, а затем и вовсе атрофируется.
Регулярные приёмы пищи тренируют эту реакцию. Если принимать пищу в одно и то, же время, то голод будет поджидать нас каждый раз накануне трапезы. Причем, чем обильнее потребление, тем громче голос и проявление голода.
– Пока человек сам себя не пожалеет, он не может рассчитывать на это извне.
– Пожалеет своё тело и даст ему только то, что ему потребно. Пожалеет свою личность – перестанет деформировать её. Пожалеет свою душу и перестанет её терзать. Пожалеет мир и пустит то, что стоит в ожидании, и отпустит то, чему вышел срок.
7 ЧАСТЬ
Незаметно приблизился день выписки. Проходя по коридору, машинально перекрываю закончившиеся капельницы страдальцам, лежащим тут же в проходе. Вены поют оттого, что им уже никто и ничто не угрожает. Теперь не надо по походке медсестры определять, какая оценка по установке иглы стоит у неё в зачётке. Всё четче становится шаг и твёрже поступь. Находясь в ограниченном пространстве, меряю шагами гулкие большие коридоры, они уже стали для меня тесными. Скоро смогу побриться и расстаться со своим бородатым имиджем. Здесь он приобретается легко в отсутствии горячей воды и зеркал.
Напоследок хочу рассказать об одном замечательном докторе. Сразу должен оговориться. о его профессиональных кондициях мне ничего не известно, да и примечателен он не этим. Он обычно двигается по коридору очень быстро, и всегда в расстегнутом халате. Под ним неизменная потёртая, но ещё бодрая футболка с логотипом qsoeplem`. Правда ведь, прекрасно, когда рядом, на расстоянии вытянутой руки, проносится Супермен. Перед выходом попрошу его сфоткаться. Ну, если догоню.
– Времени нет. Ни у кого нет лишнего времени. Всё важное для тебя – делай сразу, не откладывая. Всё не важное – не твоё.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Я выписался. Я уже почти совсем здоров. Я снова иду. Иду под теплым питерским дождём навстречу своей жизни, мне хотелось бы поскорее позабыть недавние больничные приключения. Впереди ждут близкие и друзья, много работы и обычная круговерть.
– Так что ты собираешься делать дальше?
– Жить
– Где?
– В тебе
– Постой. А как же я? Моя свобода?
Смутное предчувствие кольнуло под лопаткой. Если ты здесь и ты уже не Гость, то где же Я? Или Я – это теперь Ты, который стал мной, а Я так и остался висеть там, в операционной.
– Какое это имеет значение. Жизнь продолжается.
Все дальше и дальше остаются больничные корпуса. Я иду и немного опасаюсь смотреть вниз. Вдруг там я увижу вместо своей привычной одежды оранжевое одеяние.
– Время от времени нужно избавляться от ненужного и отжившего.
