Федар Магометович Таказов – фольклорист, мифолог, лингвист, этнограф. Автор более 100 научных работ, 20 книг, монографий по осетинскому языкознанию и мифологии. Разработчик и составитель первого самоучителя по осетинскому языку. Им впервые издана грамматика дигорского языка, разработаны правила орфографии и пунктуации дигорского языка. Автор пока единственного Дигорско-русского словаря. Издатель «Царциатских сказаний».
Л.Г. Не правда ли, в 21 веке странно звучит слово «впервые» применительно к изданнным вами монографиям, но это факт. Как и то, что каждая из ваших книг – огромный вклад не только в осетиноведение и культуру, но и в иранистику в целом.
Как получилось, что Вам удалось сделать столько? Расскажите о себе.
Ф.Т. Родился в Лескене, в многодетной семье из 9 детей. Отец Магомет – инвалид войны (был ранен на Курской дуге), до войны работал директором школы, после войны – в совхозе. Мать, Асиат Агузарова, также родом из Лескена, долгое время работала учительницей математики в школе, затем перешла в детский сад, где проработала до выхода на пенсию. Я был восьмым ребенком. В 1977 году окончил Лескенскую среднюю школу.
Л.Г. Вы в том же году поступили в университет?
Ф.Т. Нет, вначале я поступил в Орджоникидзевское общевойсковое училище. Там мне не понравилось, и я перевелся в ракетное училище, досдав экзамен по математике. Однако и там мне не понравилось. Не мог понять, почему я должен выполнять идиотские, по моим понятиям, приказы командира. Чувство собственного достоинства оказалось выше чувства воинского долга. Когда я чуть не побил своего командира, начальник училища дал мне совет, заставивший меня изменить свой выбор: «В армии необходимо слепо выполнять приказы. Чтобы определиться, нужна тебе армия или нет, вначале надо отслужить: лучше потерять два года, чем 25 лет». Я забрал документы. Полгода поработал в совхозе, затем ушел в армию.
Л.Г. А где служба проходила?
Ф.Т. Сперва в Одесской области, затем на Камчатке.
Л.Г. После службы в армии определились, наконец?
Ф.Т. Не суждено было. В армии привык к камчатскому климату и, когда вернулся, не мог адаптироваться к нашему влажному климату. Заболел и не успел сдать документы. Уехал в Москву, работал в типографии издательства «Правда». На следующий год решил поступить на философский факультет МГУ, сдал один экзамен на «хорошо» (мне достаточно было сдать на тройки, так как я отслужил в армии). Перед вторым экзаменом я получил телеграмму о смерти старшей сестры и выехал домой. Из-за того, что в те времена трудно было достать обратный билет на самолет, я опоздал на два экзамена и меня уже не допустили к сдаче.
Л.Г. Может, судьба Вас вела? Интерес к осетинской филологии появился тогда?
Ф.Т. Да нет, видимо. Чтоб не терять еще один год, решил поступить в СОГУ. Документы мои не принимали ни на один факультет, мотивируя тем, что они были оформлены для МГУ, и необходимо переоформить справки. Последним факультетом, куда я обратился, был факультет осетинской филологии. Хотя документы приняли, однако потребовали еще какую-то справку. Через день начинались экзамены, и я, конечно, никак не успевал достать эту чертову справку. Тогда я решил поступить в техническое училище, благо в армии приобрел специальность «специалист радиотехнических средств». Сегодня она называется коротко «программист».
Вернулся за своими документами, а в приемной комиссии так обрадовались мне, что я уже не решился их забрать. Оказалось, что их поругал председатель комиссии, профессор Тамерлан Александрович Гуриев за то, что они меня отправили. Вот так и оказался в СОГУ.
Л.Г. И все же вы оказались в нужном месте?..
Ф.Т. Я тогда этого еще не знал. После первого курса собирался перевестись на философский факультет Ростовского университета. Прошел собеседование и декан согласился принять меня на 2 курс с досдачей необходимых экзаменов.
В СОГУ же деканом моего факультета была Светлана Зелимхановна Габисова. Она отговаривала меня от перевода в Ростов, под разными предлогами не выдавала мои документы. А тут уже и новый учебный год наступил, и вопрос перевода сам собой отпал. Хотя и не стал я философом, но и по сегодняшний день благодарен Светлане Зелимхановне за то, что остался на филологическом факультете.
Л.Г. Дипломная работа была посвящена языку?
Ф.Т. Дипломную работу писал по этнопсихологии на кафедре психологии у Хадзимета Хадикова по теме «Этикет общения осетин в структуре неформальных межличностных отношений». Сегодня материал для дипломной работы студенты скачивают в Интернете, мне же пришлось уехать в горы. Преподавал русский язык и литературу, осетинский язык и литературу в Мацутинской школе-интернате, а в свободное время собирал материал для дипломной работы.
Л.Г. После окончания университета была мысль посвятить себя науке?
Ф.Т. После окончания меня направили в среднюю школу № 42. Через полгода уехал в село, так как заболел отец. Стал работать в Толдзгунской восьмилетней школе. В 1987 году меня пригласили в Северо-Осетинскую лабораторию НИИ национальных школ. Там и познакомился с методикой подготовки учебников и прекрасными наставниками – Рамазаном Сабаткоевым, Зинаидой Калоевой, Меретхан Гуриевой. Это было для меня великолепной школой.
Л.Г. А почему вы ушли оттуда?
Ф.Т. Два года я работал младшим научным сотрудником, получал сто рублей. На жизнь, конечно же, не хватало. В 1989 году уехал в Таджикистан, на стройку. Зарабатывал хорошо, однако вскоре жизнь стремительно стала меняться. Вернулся домой и в марте 1990 года начал работать в СОИГСИ. Через два года из-за мизерной зарплаты пришлось уйти и оттуда, вернулся только в 1999 году.
Л.Г. Я знаю, что вы были основателем фонда «Задалески Нана»…
Ф.Т. Создание фонда было продиктовано желанием отметить 600-летний юбилей Задалески Нана как общенациональный. И здесь, и в Москве провели концерты, чтобы обратить внимание на этот юбилей.
Скульптор Лазарь Гадаев разработал проект памятника Нана и прислал мне уменьшенную бронзовую копию. Для памятника необходимо было собрать 50 тысяч рублей. Правительство, хотя и не поддержало идею проведения юбилея во всей Осетии, выделило 35 тысяч рублей. Оставшуюся сумму так и не сумели найти. Да и тогдашний министр культуры отнесся к идее проведения юбилея в рамках Осетии резко негативно. В это же время профессор Анзор Хачиров руководил реставрационными работами Дома-музея Нана в с. Задалеск. Ему и передали копию памятника и собранные деньги. Памятник он установил в Доме-музее Нана, а на деньги провел юбилей в Задалеске.
Л.Г. А как вы пришли к идее собирания словаря?
Ф.Т. Это даже не идея была, а, скорее всего, любопытство. Я часто общался со студентом-историком Акимом Секинаевым из Сурх-Дигоры. И он как-то спросил: «Ты знаешь вот такое дигорское слово?» Я не знал, да и не поверил, что это дигорское слово. До меня не доходило, как это так – дигорское слово, а я его не знаю. До 1 класса я ведь вообще не знал русский язык, думал на дигорском, поэтому мне казалось, что все слова знаю.
Аким же меня добил, сказав, что таких слов много. Меня это так удивило, что после этого начал собирать незнакомые мне слова.
Каждую неделю я ездил домой, в Лескен. Автобус всегда бывал набит битком. Я старался встать возле пожилых и прислушивался к разговору. Я не понимал, о чем они разговаривают, мне это и не важно было, мой слух улавливал только незнакомое слово. При мне всегда были ручка и записная книжка. Очень много слов записал от матери, и удивлялся, почему раньше не замечал в ее лексиконе этих слов.
Л.Г. Вы для чего это делали? Думали уже о создании словаря?
Ф.Т. Дигорский язык тогда был под запретом, потому я и не думал, что это когда-то во что-то выльется. Вначале от любопытства, затем от желания хотя бы для себя сохранить редко употребляемые слова, но потом увлекся и продолжал как бы на автопилоте. Да и многие, зная, что собираю слова, стали приходить и спрашивать: «А такое слово знаешь?..» Телефонов же не было.
Л.Г. А куда записывали слова, которые собирали? В тетради?
Ф.Т. И в тетради, но в основном на карточки, которые мне поставлял друг и однокурсник Ростислав Цомаев (бывший зам. редактора газеты «Растдзинад»). Он приносил мне формуляры из библиотеки, где работала его тетя. К концу учебы у меня накопилось несколько мешков карточек.
Л.Г. А кто-нибудь помогал в подготовке к изданию словаря?
Ф.Т. Без помощи я бы и не смог подготовить словарь к изданию. Я с семьей скитался по съемным квартирам, иногда не было денег даже на покупку бумаги. Уже собирался бросить эту затею, но случайно встретил односельчанина Аркадия Кцоева. Он поинтересовался судьбой слов, которые я собирал. Узнав, что собираюсь бросить работу над ним, он отговорил меня, дал мне 10 тысяч рублей – по тем временам огромная сумма. Это позволило продолжить работу. А благодаря тогдашнему министру экономики Валерию Баликоеву, предоставившему мне свой рабочий компьютер, работа пошла быстрей.
Л.Г. В работе над словарем вы использовали архивные материалы, различные словари, в том числе «Осетинско-русско-немецкий словарь» В.Миллера, а также полевой материал, собранный в Дигорском ущелье. Много у вас помощников было?
Ф.Т. Много. Все они указаны во вступительном слове к словарю. Так, например, Ольга Будаева-Базион, великолепный знаток языка и этнографии дигорцев, штудировала первое издание словаря, обнаруживала отсутствие многих слов, записывала и передавала их мне. А житель Лескена Тазрет Цебоев, с больными ногами, несколько раз проделывал длинный путь, чтоб передать подготовленные им списки слов.
Л.Г. Значит, людям это надо! Они болеют за свой язык и стремятся его сохранить! Сколько слов включало первое издание словаря?
Ф.Т. Изначально было собрано около тридцати тысяч слов. Но словарь получился слишком объемным. Надо было или убрать грамматический очерк, или сократить словарь. Пришлось кусками выбрасывать слова. Они, к сожалению, не сохранились. Дискеты, на которые я записывал, через некоторое время перестали открываться, а карточки были потеряны. Во втором издании уже больше сорока тысяч слов. Там еще вместо грамматического очерка есть русско-дигорский словарь, около восьми тысяч слов.
Л.Г. Василий Абаев тоже ведь с карточками работал, когда готовил свой «Этимологический словарь»?
Ф.Т. Да. Но он эти карточки передавал машинисткам, а они их заносили. Я же был сам, как говорится, и дежурным, и дневальным.
Л.Г. Расскажите о вашей встрече с Василием Ивановичем.
Ф.Т. В 1994 году Исаев Магомет договорился о нашей встрече. «Только ни на минуту не опоздай, но и раньше не приходи, он этого не любит»,– предупредил меня Магомет.
Я не знал, где этот дом, волновался, вышел на час раньше. За полчаса нашел дом и крутился вокруг него в ожидании. Точно в назначенный час позвонил в дверь, а сам думаю, на каком языке с ним говорить. Тут его жена Ксения открыла дверь. Услышав мою фамилию, спросила: «Так ты дигорец?» И заговорила со мной на дигорском, приветливо пригласив меня зайти. К тому времени, услышав наши голоса, вышел и Васо Абаев, тут же вступив в разговор. Ксения объяснила, что ее мать была Бурнацева из Ахсарисара, она очень любила родню матери, поэтому знает язык, но говорит с акцентом. А Васо заговорил со мной на чистейшем дигорском, без акцента.
Когда же мы стали общаться по делу, он перешел на русский язык.
Л.Г. Кто из представителей исторической науки на Северной Кавказе вам более близок?
Ф.Т. По Кавказу – это, несомненно, работы Георгия Кокиева. По Осетии невозможно обойтись без великолепных работ Ахсарбека Магометова, Бориса Калоева. По этнографии, конечно, очень талантливые работы Вилена Варзиева, Людвига Чибирова.
Л.Г. Вилен характеризовал осетинский язык, как «последний в мире живой индо-иранский язык, единственный носитель восточноиранских культурных ценностей». Он мечтал вывести уникальный язык своего народа с периферии общественных и культурных ценностей.
Ф.Т. Лучшего этнографа, чем Вилен, до сих пор так и не появилось. Хорошим этнографом была Валя Газданова. Наука сейчас развивается, появляются интересные исследователи. Во времена Вилена очень сложно было издать книгу, надо было все согласовывать с партийными чиновниками.
Л.Г. Я помню, весь тираж книги «Очерки истории алан» Владимира Кузнецова был арестован. На партийном собрании в издательстве «Ир» секретарь по идеологии кричал, топая ногами, что такие книги попахивают шовинизмом, решили на бюро Обкома уволить директора издательства А. П. Кантемирова.
Ф.Т. Тогда аланами в Осетии никто не занимался, это расценивалось, как национализм. Если бы В. Кузнецов был осетин, он очень пострадал бы, издав книгу об аланах, где утверждается, что аланы – современные осетины.
Л.Г. Кстати, из готовой книги Кузнецова тогда изымались даже цитаты Ж. Дюмезиля. Нынче мы уже обладаем роскошными изданиями А. Шегрена и В. Миллера, М. Ковалевского и Д. Дюмезиля, Б. Калоева и Г. Кокиева, З. Салагаевой, современных ученых.
Ф.Т. Мы с вами подготовили великолепное 2-е издание «Осетинских (дигорских) народных изречений» Г. Дзагурова с графическими рисунками М. Туганова. Я помню, когда в 80-х годах впервые вышла книга Г. Дзагурова, какой был ажиотаж. Издательство «Наука» Академии наук СССР выпустило ее тиражом 10 тыс., и она сразу стала библиографической редкостью. Мой родственник где-то достал книгу, и очередь была из желающих ее почитать.
Л.Г. Мне Ахсар Кодзати рассказывал, когда я подарила ему второе издание, как он сам сшивал страницы журнала «Ираф», который печатал главу за главой всю книгу. Федар, вы издали «Царциатские сказания». Это законченный цикл?
Ф.Т. Царциата намного древнее, чем нарты, если проанализировать сюжеты. Они рассказывают о возникновении Вселенной, об образовании Солнечной системы. Там много интересного. Я издал их с трудом. Хотел перевести на русский язык, но никто этим не заинтересовался. А в Тбилиси эти сказания перевели на грузинский язык. Правда, без ведома составителя почему-то.
Л.Г. Выход дигорско-русского словаря, безусловно, стал событием в культурной жизни Осетии. Думается, потомки назовут ваш труд великим подвигом. Академия наук присудила когда-то «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Даля Ломоносовскую премию. После выхода в свет «Осетинских этюдов» В. Миллера, автору вручили золотую медаль за I часть, а две следующие части были представлены к защите на степень доктора словесных наук. Как был ваш труд отмечен?
Ф.Т. Ломоносовскую премию точно не получил. Да и под шапкой родного института не дали издать. Зато столько негативного услышал о себе, когда увидело свет первое издание! Звонили по телефону, не стеснялись в выражениях, возмущались, что я разделяю осетин. «Если ты считаешь, что я разделяю осетин своим словарем, значит, не признаешь дигорский язык осетинским, – сказал я одному оппоненту. – Если же это осетинский, то о каком разделении идет речь?» После выхода второго издания хотя бы по телефону уже не звонили, решив, видимо, что через Интернет действенней, появились даже призывы подать на меня в суд.
Л.Г. Работа, конечно, колоссальная. Своим трудом вы сделали подарок не только лингвистам, но и учителям осетинского языка, этнографам, фольклористам. Неслучайно на ваш словарь все чаще стали ссылаться зарубежные исследователи истории и языка алан. На основе словаря известный испанский ученый Агусти Алемань переводит нартовский эпос осетин на испанский язык.
Почему же так негативно восприняли некоторые выход Дигорско-русского словаря?
Ф.Т. Во многом, от невежества. И в Фейсбуке, и на просторах Интернета часто муссируется тема «Мы единый народ, зачем разделяться на иронцев и дигорцев!» Но это обычно подается в одном контексте: дигорцам не надо называть себя дигорцами, они не должны ни писать, ни говорить на своем языке, ни требовать изучения языка, изданий и т.д. Это ура-патриоты или псевдо-патриоты, фантазеры без реальной почвы под ногами. Они не могут понять, что исчезновение дигорского не укрепит позиции иронского, наоборот, ускорятся ассимиляционные процессы, так как увеличится русскоязычное население. Ура-патриотам необходимо осознать, что осетинский (иронский) на сегодняшний день (да и в ближайшей перспективе) не выполняет функции языка койне. Эти функции выполняет русский язык. Потому речь должна идти не о том, что у осетин должен быть единый литературный язык, а о том, чтобы сохранить осетинский язык, независимо от того, на каком говоре или диалекте говорить. Все должно быть подчинено этой задаче.
Мы не понимаем и реально не осознаем положение, в котором оказался дигорский. На сегодняшний день все делается для фактического исчезновения дигорского языка. Но ведь исчезнет дигорский, и носители этого языка перейдут не на иронский, а на русский.
Л.Г. Если так драматично обстоит дело, может, принять какие-то меры для выправления ситуации? Что Вы предлагаете?
Ф.Т. В первую очередь, необходимо решить вопрос об открытии в СОГУ факультета (отделения) по подготовке преподавателей дигорского языка. А для этого нужно элементарное желание Правительства РСО-Алании, которого, к сожалению, нет. Почему-то для университета не представляло труда открыть фармацевтический и стоматологический факультеты (хотя у нас есть и медицинская академия), легко открыли факультеты социологии и психологии (хотя в таких специалистах республика особо не нуждается). Зато есть острая нужда в специалистах дигорского языка для школ, однако создается впечатление, что для открытия отделения по подготовке учителей дигорского языка не воля Правительства требуется, а разрешение от Ассамблеи ООН.
Л.Г. В одном интервью профессор Т. Камболов приводит пример удачного возрождения и развития умершего языка – иврита в Израиле.
Ф.Т. Этот пример в осетинском контексте не вполне корректен. В Израиле иврит – государственный язык, другого государственного языка там нет. В Осетии роль государственного языка выполняет не осетинский, а русский язык, который и выступает в роли единого языка.
Л. Г. С чего, на ваш взгляд, необходимо начать?
Ф.Т. Думаю, с дошкольного возраста. В детских садах должны ежедневно несколько часов слышать осетинскую речь, в этом возрасте гораздо легче осваивать язык. В первом классе у них будет уже достаточный словарный запас.
Приведу пример своей старшей дочери. Я говорил с ней на дигорском, ее мать – на кударском, а она без акцента, чисто заговорила на иронском. Потому что в Лицее искусств руководитель хора Ольга Джанаева ставила им правильное произношение на осетинском языке, чтобы пели без акцента. Распевая осетинские песни, они привыкали к правильной осетинской речи. Это – о способах обучения.
Почему нельзя на уроках пения детей учить нескольким осетинском песням? Если дети привыкнут правильно и легко произносить слова, то это и на изучение языка повлияет. Человек ведь запоминает слова, когда он их легко читает и произносит.
А почему на уроках музыки нельзя научить детей двум-трем танцам? Симд или хонга разучат дети даже без слуха. И это будет гораздо эффективнее, будет больше влиять на их самосознание, чем призывы к патриотизму.
Л.Г. От нас, носителей языка, тоже ведь многое зависит?
Ф.Т. Не так уж и многое зависит. На патриотических чувствах язык невозможно сохранить. Необходимо создавать условия, чтобы знать язык было всем выгодно. Русский язык – это экономический язык. Осетинский язык не входит в эту категорию. Если сейчас законодательно запретить русский язык, люди все равно будут его сами изучать, потому что им это жизненно необходимо. А оттого, что кто-то не будет знать осетинский язык, он не пострадает. Разве что самолюбие будет задето, и то не всегда.
Когда-то Васо Абаев призывал говорить с ребенком на родном языке дома. Однако такая установка ошибочная. Во-первых, сегодня многие понимают речь, а говорить не могут. Как они будут разговаривать с детьми? Во-вторых, бытовой язык обходится 300-500 словами. Можно ли сохранить язык за счет знания 500 слов? Когда ребенку нужно выйти за рамки бытового языка, он начинает теряться и, естественно, зная русский, подключает его. И получается, мы не заимствуем из русского языка, а наоборот, смешивем с осетинским без адаптации к осетинской грамматике. Это сказывается на языке негативно. Язык исчезает не от того, что заимствует слова. В осетинском языке очень много заимствований из тюркских языков. Но он от этого не стал тюркским. Эти слова настолько адаптированы, что мы их не воспринимаем как чужеродные. Также и многие русские слова адаптированы к осетинскому языку. Когда же чужой язык начинает подменять грамматическую структуру языка, начинается процесс ассимиляции.
А сегодня осетинский язык на таком этапе. Поэтому лозунги «Учите детей дома» или «Кто захочет, тот будет знать язык» не работают. Необходимо создавать такие условия, которые бы приблизили осетинский язык к экономическому.
Л.Г. Есть ли такие резервы в осетинском языке, чтобы вытянуть его?
Ф.Т. Все зависит от приоритетов. Сегодня пока эти резервы есть. И желание у населения пока есть, они еще не перешли рубикон. Через 20-30 лет мы перейдем грань, и желания уже не будет, и возврата уже не будет. Осетины будут обращаться к своему языку, как к памяти об этом языке.
Вот, например, венгерские ясы. У них был свой язык, но они уже его не знают. Превалирует венгерский. Как мы сегодня живем памятью о славных аланах и скифах, так будем жить памятью о нашем языке. Это вопрос времени. И самосознание тоже исчезнет.
Самосознание евреев, независимо от того, какой они прошли ассимиляционный путь, все равно остается еврейским, потому что есть религия – иудаизм, который их объединяет и влияет на самосознание, что они иудеи.
В этом отношении осетины большей частью потеряли интерес к своим верованиям. Одни себя считают христианами, другие – мусульманами. Они иногда даже негативно относятся к тем осетинам, которые придерживаются традиционных верований, мол, это все пережитки.
Л.Г. В современной постперестроечной России есть хоть один регион, где успешно решается на государственном уровне вопрос с национальным языком?
Ф.Т. В Татарии, в Чечне. Можно еще перечислить, только у всех разные условия, неприменимые в условиях Осетии. Потому нам надо решать эти проблемы, исходя из наших условий.
Чечня много берет из федерального бюджета на эти вопросы. Но в Чечне большую роль играет идеологический фактор. Там развитие чеченского языка и чеченской культуры – главная задача. Но возникла другая проблема: они теряют свою национальную культуру, вместо нее пришла к ним исламская культура.
Они и до этого были мусульманами, но несколько другого толка, не салафитского. Тогда мусульманство адаптировалось к чеченской культуре и не мешало ей развиваться. В годы советской власти атеизм выветрил старую форму мусульманства, она была забыта. Когда в начале 90-х годов они вновь обратились к мусульманству, стали его принимать в арабской версии.
Арабы очень дорожат своей культурой, основанной на мусульманстве. У чеченцев этого не было. Их культура сама по себе, хотя и была адаптирована к мусульманству. А мусульманство как религия – это другое.
Сегодня чеченскую культуру вытесняет арабская, вместе с мусульманством. Даже в интервью они сейчас мусульманские формулы произносят чаще на арабском, не на чеченском. Такого раньше не было.
Турки же адаптировали Коран на турецкий язык. И многие другие народы. А чеченцы нет. Потому что превалирует арабская культура и сознание, что нельзя с арабского на свой язык переводить, уже довлеет и влияет на них, как на нас влияет русский язык.
Культура начинает уходить, а вслед за ней язык. Если не поймут и не остановятся, то процессы исчезновения пойдут очень быстро. В Татарстане же мусульманство не столько идеология, сколько культура. А в Чечне это идеология.
Л.Г. Для вас есть какая-то разница в том, как себя называть?
Ф.Т. Абсолютно никакой разницы. Для меня все названия – ирон, дигорон, туаллаг, кударец, чысанец и т.д. – то же самое, что «осетин».
Л.Г. Как вы относитесь к появлению книг «Осетины в плену у аланов», «Осетины – потомки осетин» и т.д.?
Ф.Т. Это псевдонаука. Вряд ли кто-то из ученых будет серьезно их воспринимать. Эти книги фактически противопоставляются таким же псевдонаучным изданиям с противоположной идеей, согласно которой чуть ли не вся мировая культура восходит к осетинам или их предкам – скифам, аланам. Это две крайности. Они и будут появляться, уравновешивая друг друга.
Эти книги не только отвлекают от насущных проблем самих носителей осетинского языка, но и мешают оценить трезво реальность. А без ясного понимания реальности ничего хорошего для осетиноведения это не дает.
Л.Г. Библиографической редкостью стал ваш «Самоучитель осетинского языка», вышедший в двух книгах в 2004-2005 годах. Это было единственное оптимальное учебное пособие для 5-11 классов школ Владикавказа, заявки на него поступали от осетинских диаспор России и зарубежья. Научная значимость пособия была в эффективной оригинальной методике? Я знаю, что с помощью Вашего самоучителя молодой итальянский ученый Витторио Томмеллери изучил осетинский язык и переводит стихи Коста Хетагурова на немецкий язык.
Ф.Т. Во время работы над самоучителем я апробировал большое количество подобного материала на разных языках. Однако ни одна из методик не подходила к осетинскому языку. Пришлось вырабатывать собственную.
Л.Г. У нас есть национальная идеология?
Ф.Т. У осетин ее нет. Чеченцы и ингуши за основу национальной идеологии взяли мусульманство. А осетины в большинстве своем атеистического склада ума. Почему? Во многом это исходит от традиционных верований, которые были не догматичны, давали возможность самовыражаться, самому определять. Поэтому они считают себя атеистами, хотя это парадоксально.
Л.Г. А вы – верующий человек?
Ф.Т. Конечно. Я осетин не только по этнической принадлежности, но и по вере.
Л.Г. Ради чего стоит жить? В чем смысл?
Ф.Т. Человек живет ради того, что ему дорого. А смысл каждый вкладывает свой. Когда я сравниваю все религии с осетинской, то для меня, для моего понимания выше всего – традиционные верования осетин, которые отвечают на любой вопрос. Ни одна аврамистическая религия не ответит вам на этот вопрос, потому что Богу лучше известно. А осетинская отвечает: человек рождается для того, чтобы развиваться и достичь совершенства.
Л.Г. Традиции могут помочь в современном мире, полном различных искушений, маленькому человеку? Что ему может помочь?
Ф.Т. Прежде всего национальная почва! Если этого нет, человек любой национальности превращается в безликое существо, не имеющее внутренних механизмов, тормозов. И легко поддается искушениям, потому что пуст внутри, нет стержня. Национальная культура может удержать человека от падения!
Л.Г. Что значит национальная культура?
Ф.Т. В первую очередь, это язык, потому что любое понятие из национальной культуры передается через язык. К примеру, слово «æгъдау». Если бы в языке не было этого слова, не было бы и понятия. А если понятия нет, об этом и не подумаешь. То есть, если бы не было слова «æгъдау», не было бы и поведения, соответствующему этому понятию. Человек должен знать свои традиции – тогда ты влияешь на свое сознание и подсознание, начинаешь влиять на окружающих
Л.Г. У вас есть женский идеал? Какие качества в женщине цените больше всего?
Ф.Т. Все, что отличает женщину от мужчины и есть женский идеал. Прежде всего – женственность, которой, слава Богу, нет у мужчин. А ум и мудрость делают женщину неотразимой.
Л.Г. Вы счастливый человек? Что для вас счастье?
Ф.Т. Как говорится в анекдоте: я счастливый человек, потому что, выходя с работы, я прохожу мимо аптеки (так как я здоров), не захожу в магазин (так как у меня есть все), с радостью иду домой (так как мне рады). Что человеку надо для счастья: солнечное небо, теплый очаг и улыбки детей.
Л.Г. Что вы больше всего в людях не любите?
Ф.Т. Коварство, наверное.
Л.Г. Что вы цените в людях?
Ф.Т. Способность сопереживать, мудрость, доброту.
Л.Г. Вы боитесь чего-нибудь?
Ф.Т. В какой-то степени я фаталист: чему быть, того не ми-новать.
Л.Г. Что вы считаете главным своим достижением?
Ф.Т. Рождение и воспитание своих детей.
Л.Г. В наш век компьютерных технологий, какое будущее вы предрекаете бумажной книге?
Ф.Т. Потребность в бумажной книге сохранится несмотря на то, что компьютерные технология станут основными носителями информации и знаний.
Л.Г. Какие книги вам помогли в жизни?
Ф.Т. Конкретные книги трудно назвать. Я их буквально поглощал с детства, и они для меня как одна книга. Но они влияли на мое мировоззрение, формировали его и, соответственно, влияли и на поведение.
Л.Г. Авторы, которых вам хочется перечитать?
Ф.Т. Сергей Довлатов, Леонид Андреев. У С. Довлатова персонажи легкие, не угнетают, располагают к добру, теплее на душе от них становится, хотя они не все положительные. Но он умеет преподнести их ненавязчиво, интересно, легким языком. Люблю Оскара Гибизова – необыкновенного поэта, к сожалению, рано ушедшего из жизни. Образы, созданные им, просто шокируют.
Л.Г. В последние годы всех волнуют вопросы воспитания. Что главное в воспитании?
Ф.Т. Личный пример. Ребенок делает не то, что ему говорят, а то, что он видит.
У осетин был действенный метод, которым, к примеру, часто пользовался мой отец. Если я что-то натворил, меня мать всегда ругала, но не отец – он никогда не ругал, никогда не повысил голос. Он начинал о ком-то рассказывать. Может, сам придумывал какие-то ситуации, подобные тем, в которых оказывался я, и за которые меня ругала мать. Он рассказывал о герое этой ситуации, не ругая и не охаивая, но показывая его так, что я видел, понимал – это плохо. И мне становилось стыдно, потому что я ведь тоже так поступил. Я делал для себя выводы и старался в такие ситуации не попадать.
Окриком и битьем бесполезно воспитывать человека – это бессмысленно. Сегодня много осетин, которые помнят о, якобы, традиционном воспитании, излишне жестко относятся к детям, и теряют в итоге с ними связь. Это наносит детям психологиче-ский урон…
В воспитании превалирует личный пример. Ребенок делает не то, чему учат, а то, что видит. Æгъдау, который он видит в семье, он и будет показывать.
Л.Г. А как ребенка заставить читать, приобщить к книге?
Ф.Т. Приобщение к книге должно быть ненавязчивым. Ребенок должен видеть интерес родителей и старших к книгам.
Л.Г. Все образовательные стандарты направлены на дебилизацию населения.
Ф.Т. Государству легче управлять дебилами. В американских школах фактически давно готовят полудебилов. Но они из других стран закупают специалистов, в том числе и из России. В Россию же заманить мозги горазда сложней. Следование в этой области за Америкой приведет Россию к краху.
Л.Г. Какой совет вы дадите семье?
Ф.Т. Родителям бесполезно давать советы. Но пожелал бы: старайтесь водить ребенка во всевозможные кружки и секции до школы, чтобы выявить у ребенка склонность, к чему он предрасположен. И помогать ему это выявить.
Л.Г. Традиционный вопрос: как вы относитесь к «Дарьялу»?
Ф.Т. И по содержанию, и по степени авторитетности журнал всегда был на высоте.
В республике должен быть русскоязычный журнал, который знакомит нас с интересными именами в поэзии, прозе, искусстве. Вы успешно справляетесь с этими задачами, много внимания уделяете молодым. Желаю редакции больших тиражей, верных читателей, интересных публикаций и финансового благополучия.
Л.Г. Федар! Ваше имя символизирует основательность и твердость не только характера, но и ваших трудов, в которых – искренняя преданность своим корням, языку, народу. Сохранение родного языка – труд упорный и бесконечный, задача святая, достойная и благородная. Это подвижничество, всегда зовущее к подражанию.
Уверена, что дело вашей жизни будет успешно, найдет отклик во многих пытливых сердцах, которые продолжат его. А время с гордостью укажет на ваши труды и определит вам почетное место в истории.
