РАССКАЗ
Утро было хмурым. Кружкин пришёл домой с ночной смены, снял сандалии, посмотрел на жену и поморщился. Нюся тоже посмотрела на Кружкина и тоже поморщилась. М-да-а-а-а… «Прошла любовь – завяли помидоры…». Жизнь не удалась. Или, по крайней мере, дала трещину.
– Жрать будешь? – спросила Нюся.
Кружкина покоробило это грубое слово – «жрать», но он сдержал себя от хамского ответа и кивнул: буду. Супруга поставила перед ним тарелку для первого и вылила в неё остатки щей прямо из кастрюли.
– Холодные, – тихо сказал Кружкин.
Нюся равнодушно пожала сдобными плечами. Это пожимание означало, что ничего из ряда вон выходящего в холодности щей она не находит. Не фон-барон. И такие схлебаешь.
– А почему в них мяса нету?– задал Кружкин совершенно идиотский по своему смысловому контексту вопрос.
– Ишь, ты, мяса ему захотелось, – ответила Нюся брезгливым поднятием правой брови. Ничего, и без мяса сожрёшь. Согласно получаемой заработной плате.
Увы, логика в её рассуждениях была железная: Кружкин трудился вахтёром на мукомольном складе, должность в мукомольной должностной иерархии совершенно ничтожнейшая, гаже дворника, поэтому и зарплата полностью этой должности соответствовала. Когда Кружкин туда устроился, Нюся втайне надеялась, что смехотворность зарплаты супруг будет компенсировать уворованной со склада мукой, но её надежды не оправдались, да оправдаться и не могли: Кружкин не обладал даже самыми элементарными способностями к воровству. Что по нынешним временам является качеством совершенно отрицательным и даже отвратительным, потому что мешает человеку жить с уверенностью в завтрашнем дне. Тамошнее мукомольное начальство, которое жирело на подведомственной ему муке как на дрожжах, первый месяц к новому работнику присматривалось (неужели не ворует? Или, наоборот, такой супер-ас этого увлекательного занятия, что, как говорится, комар носа не подточит, поэтому и не попадается?). Но, убедившись, что Кружкин действительно «не», то есть, совсем и ни капельки, начало ценить его кристальную честность и регулярно поощрять. Поощрения выражались в регулярном вручении образцовому вахтёру, товарищу Кружкину, Почётных Грамот и таком же регулярном вывешивании унылой кружкинской физиономии на мукокомольную Доску Почёта. Поощрение деньгами начальство не практиковало, совершенно справедливо считая это ненужным баловством. Деньгами оно поощряло себя, любимое, зато скромно отказывалось от Почётных Грамот и вышеупомянутой Доски. Чем одновременно подчёркивало приоритет рядовых мукомольных работников и собственную начальственную скромность.
Кружкин докушал щи, аккуратно вытер тарелку кусочком хлеба и поднялся из-за стола.
– Пойду пройдусь, – сказал он.
Нюся взглянула на него вопросительно и подозрительно.
– В парк новый аттракцион привезли, – пояснил Кружкин. – Резинового слона в натуральную величину. Представляешь, в натуральную! Феномен!
Нюся вздохнула: «Дебилам, как всегда, везёт. Им и резиновый хрен, то есть, слон – за счастье. Сходи, пройдись, – сказал её второй вздох. – Ноги-то задаром натруждать… Вольному воля, дебильному – рай…»
В парке было малолюдно, но, несмотря на это, парковое радио так оглушительно орало какую-то не совсем приличную песню, что закладывало уши. Встречающиеся Кружкину граждане на песню не реагировали. Они привыкли к повседневному хамству. Оно их уже душевно не угнетало и не провоцировало на протест.
Кружкин обогнул неработающий фонтан с бетонными пионерами и прошёл на площадку аттракционов. Слона он увидел сразу. Огромная масса серого цвета сиротливо-неподвижно стояла в ближнем углу, под старой, доживающей свой век липой.
Кружкин подошёл ближе. Вахтёрша – маленькая востроносенькая старушка, похожая на пожилого воробья, бросила на него подозрительный взгляд. Ему почему-то подумалось, что раньше она работала в наших славных правоохранительных органах. Может, даже справедливо карала.
– А он правда резиновый? – спросил Кружкин, кивнув на слона.
Старушка кивнула.
– А можно потрогать? – задал Кружкин следующий вопрос.
Старушка равнодушно пожала плечами: потрогайте. Хрен ли ему сделается от вашего трогания.
Кружкин осторожно коснулся слоновьей ноги. Резина была мягкой и приятно холодила пальцы.
– Кружкин! – вдруг услышал он за спиной знакомый голос. Голос принадлежал мастеру булочного цеха, товарищу Ениватову, и был громким и бесцеремонным, как и сам его обладатель. Ениватов, в отличие от Кружкина, муку воровал регулярно и помногу, поэтому начальство его Почётными Грамотами не поощряло, ограничиваясь фотографией на Доске Почёта.
– Ты чего тут? – бесцеремонно спросил Ениватов.
– Слона трогает, – неожиданно наябедничала вахтёрша. – Не верит, что он – резиновый.
– А он на самом деле? – притворно удивился Ениватов и почему-то громко заржал. Старушка поджала губы: обиделась. Ну, точно. Из правоохранительных. Они часто обижаются. Работа такая. Кругом враги. Никакого покоя.
– Выпить хочешь? – предложил Ениватов не стесняясь. Он вообще был удивительно прост в общении. Он не любил усложнять.
Кружкин неуверенно пожал плечами. Ениватов понял этот жест правильно.
– Пойдём на скамейку! – решительно предложил он. – Не здесь же! – и неприязненно посмотрел на вахтёршу смелым взглядом рабочего человека.
– Интересный ты мужик, Кружкин, – сказал Ениватов, доставая из брючного кармана бутылку, а из пиджачного – пластиковый стаканчик и свёрток с хлебом и колбасой. – Уже два года у нас работаешь, а ни с кем не дружишь, ни с кем водку не пьёшь, со всеми на «вы». С каждой собакой… Муку, как все, не воруешь – и в то же время перед начальством хвостом не метёшь. Ты, Кружкин, феномЕн! – сделал он неожиданный вывод с ударением на второе «е».
– И чего же во мне феноменального? – спросил Кружкин, кивнув, обижаться ему на такую ениватовскую откровенность или
всё-таки не стоит.
– Да чёрт его знает, – пожал Ениватов плечами. – Не то в тебе чего-то. Не такой как все.
– И чего же? – упёрся Кружкин. – Чего в этом плохого?
– Это подозрительно. Вот и слон этот… Ты чего, дитё, что ли?
– Почему дитё?
– Потому! Слона никогда не видел?
– Видел. Но не резинового. Живого.
– Да какая хрен разница – резиновый, не резиновый! Все мимо проходят, никто в его сторону даже не дыхнёт – не плюнет. Никто! А ты специально к нему припёрся! Стоишь, в гляделки его заглядываешь, по заду резиновому гладишь! В чём дело-то?
– В чём?
– Чего около него трёшься?
– Как бы это вам объяснить.., – Кружкин задумался, но задумался естественно, без показухи. – Когда я маленьким был, сюда в город зоопарк приехал. И слон там был. Старый уже. Кожа на нём висела. И глаза были такие грустные-грустные… И он издох прямо у нас здесь, в городе. И мы, пацаны, его хоронить ходили. Народу много было. И взрослых тоже. Целая демонстрация.
– И чего? А-а-а-а! Понял-понял-понял! – обрадовался Ениватов своей сообразительности. – Он на этого резинового похож!
– Ага, – кивнул Кружкин. – Один в один.
– Ну чего ж.., – вздохнул Ениватов. – Понимаю. Как это называется-то…Ностальгия, во! Давай помянем. Светлая, как говорится, память.
Помянули, зажевали колбасой. Хорошо!
– А с чего он крякнул-то? – спросил Ениватов.
– Да ни с чего. От старости.
– Ага. Старость не радость. У меня тоже в прошлом годе собака сдохла. Лайка. Дуськой звали. Собака – класс! По трое суток могла не жрать!
– Почему по трое? – удивился Кружкин.
– Да я, бывало, как гудеть начинаю, то три дня отдай – не греши! – охотно пояснил Ениватов. – Какая уж тут кормёжка!
– Что ж, домашние не могли покормить?
– А они нарочно! – внезапно озлобился Ениватов. – Чтобы, значит, меня побольнее ущипнуть! Не, скажи, Кружкин, и это – люди? Твари последние! Собаку – и не покормить! Хлеба кусок не бросить! Ещё будешь?
– Не, – мотнул головой Кружкин. – Мне хватит. Спасибо.
– Спасибо… – вдруг обиделся Ениватов. – Я к нему, как к человеку, а он… Пожалуйста!
Он поднялся со скамейки, уставился на Кружкина немигающим взглядом.
– Чего? – дёрнулся тот.
– Ничего, – резко и даже с вызовом ответил мастер булочного цеха, – Правильно говорят: не такой ты какой-то. Умней других хочешь быть, – и погрозил большим корявым пальцем. – Людей хрен обманешь, Кружкин! Люди всё видят! Люди всё знают!
– Сходил? – спросила Нюся из кухни, даже не оборачиваясь на звук открывшейся двери.
– Сходил, – ответил Кружкин, снимая в прихожей сандалии.
– Посмотрел?
– Посмотрел.
– Резиновый?
– Резиновый.
– Жрать будешь?
– Не хочу.
Нюся поставила перед ним глубокую тарелку и махнула в неё два половника только что сваренного борща.
– Чего с подработкой-то?
– Обещали, – привычно соврал Кружкин и зачерпнул ложкой погуще.
– «Обещали»… – передразнила Нюся. – Тебе всю жизнь всё обещают… Дебил…
Кружкин доел налитое, умылся, прошёл в большую комнату, включил телевизор и улёгся спать. Под телевизор он быстро засыпал. Да что там быстро – мгновенно! Чёрт его знает почему. Феномен какой-то. Загадка физиологии.
