По стеклам барабанит дождь. То отстраненно-свободно, напоминая о себе лишь крупными редкими каплями – с крыши дома на балкон, с подоконника на крыши машин. То обреченно, неистово, без передышки бросая в окна пригоршни холодных брызг. Лишившись всякого права выбора, прижатый к стеклу порывом налетевшего ветра, он покорно распластывается и стекает, приводит в дрожь покрывающуюся испариной раму и ударяется вновь и вновь.
Капли цепляются за неровности окна как сорвавшийся альпинист, соскальзывают, постепенно теряя опору, бегут косыми дорожками сверху вниз, убыстряя темп, исчезают в темноте. С высоты шестого этажа видно, как блестит асфальт и лужайка, как мечутся темные силуэты деревьев, хлеща друг друга мокрой листвой, как ходят дворники проносящихся по улице одиноких автомобилей. По всем наклонным плоскостям перекрестка струятся ручьи, а изнутри в вентиляционных отверстиях гудит ветер, и в трубах журчит стекающая с крыши вода.
Внизу в подъезде запотели окна. От влажности, как всегда, заблестела даже плитка на полу. Мокрые следы грязных ног ведут от входа к лифту, топчутся в его зеркальном кубометре и постепенно растираются по этажам. В такую погоду хозяин и собаку во двор не выгонит. Это поздняя осень или самое начало весны, а может, и разгар зимы в центральном регионе Франции.
Самое время «перекрыть все входы и выходы», натянуть свитер потолще, открыть плитку шоколада и достать домашние фотоальбомы для поднятия настроения…
АЛЬБОМ ПЕРВЫЙ: ЦИКАДЫ, ГАЛЬКА И СТРИНГИ
Крутая тропинка с вбитыми в землю камнями-ступеньками спускается прямо к морю. Через центральные улицы и площади французского городка Мантон (Menton), через дорогу, по которой может проехать и «ламборгини», и самый древний «ситроен». На маленьком бесплатном городском пляже, усыпанном крупной галькой, в начале сентября уже нет ни приезжих отдыхающих, ни семей с детьми. А иностранных туристов здесь вообще практически не бывает – они спускаются из гостиниц на свои огороженные частные пляжи, уставленные шезлонгами, где-нибудь в Ницце или Каннах. А здесь только местные подтянутые и очень загорелые пожилые дамы-француженки в политкорректных закрытых купальниках, месье с раскладными стульями и нелепыми пластмассовыми туфлями-«мыльницами», без которых, однако, передвижение по скольз-ким булыжникам становится не таким уж простым и безопасным делом. А вот расстилает темно-синее пляжное полотенце вновь прибывший типичный итальянский мачо. Граница с Вентимильей в десяти километрах, и итальянцы на этой территории почти у себя дома. Широкая волосатая грудь с массивной золотой цепью, гордый вид уверенного в себе «боевого петуха». Он небрежно стягивает майку и шорты, поправляет заметные солнечные очки, определенно придающие стиль, усаживается и, как мне кажется, не смущаясь издалека сверлит меня глазами. А может, очами, которых не видно из-под этих широких и темных очков, он просто упирается в две живописные пальмы на горизонте за моей спиной, а моя фигура попадает в поле зрения просто по касательной? Я отворачиваюсь, делая вид, что ничего не происходит. Бабульки с дедульками все так же обсуждают местную газету, а затем обстоятельно и дружно поднимаются со своих портативных полосатых брезентовых кресел и идут плавать. Я тоже встаю, оборачиваюсь и… прыскаю от смеха: теперь красавец-мачо лежит, подставив спортивно-загорелую спину солнцу, а взору открываются непредвиденные миниатюрные синие с желтой каемкой стринги…
Под ногами булыжники. Синее небо над головой и до горизонта. Теплое море совсем рядом. А сзади – дорога и первый ряд зданий, с которых начинается типичный южный город, живущий своей обычной жизнью. Работают продуктовые магазинчики и сувенирные лавки, аптеки, почта, рынок, кафе с развесным мороженым и газетные киоски, бары и ресторанчики, банковские агенства с банкоматами на входе и булочные, откуда веет свежей выпечкой. Среди всего этого, совсем недалеко, есть центральная улица, пропитанная лавандой Прованса и мускусной розой Грасса, вербеной, фиалкой, хвоей и цитрусовыми, ягодами, оливками, пачули, зеленым чаем и ванилью. Все эти и многие другие ароматы и яркие краски вы найдете в магазинах, где прилавки заставлены разноообразным по форме и размеру душистым мылом всех сортов и цветов, и длинными узкими из непрозрачного стекла колбами шариковых духов на масляной и спиртовой основе. Здесь же над входом в каждую лавку трещат керамические сувенирные цикады, внутри и снаружи белеют вышитые провансальской символикой полотенца и улыбаются висящие на шнурках симпатичные конопатые куклы в соломенных шляпках с косичками из разноцветной пряжи. Их широкие набивные бязевые платья, хитро стянутые понизу, предназначены для хранения полиэтиленовых пакетов на кухне. Можно найти вариации с конвертом для хлеба или палкой для рулона бумажных полотенец. Все это так же цветасто, привлекательно и заманчиво, как и лотки с цукатами из разнообразных цитрусовых и другими засахаренными фруктами, важное место среди которых занимают клементин (гибрид мандарина и апельсина) и кумкват (плод, по виду напоминающий миниатюрный овальный апельсин). В изобилии рассыпано и печенье, и леденцы – красиво, аппетитно, просто рай для сладкоежек. Но чтобы не оставить здесь весь кошелек, поспешим скорее наружу, где снова плюс тридцать, и синее небо, и близкое море, в хорошую погоду дарящее просто идиллические картины.
Если ехать из Мантона в Монако по дороге, огибающей береговую линию (французы часто называют подобные конфигурации «corniche»), можно останавливаться на каждой смотровой площадке. Съезды с шоссе позволяют нескольким автомобилям сразу припарковываться, не мешая основному движению. И вот сверху вниз взору открываются бухты и скалы, размытые запятые аквабайков, более четкие черточки-яхты и точки-парусники и невыразимая величественная лазурь воды. На это можно смотреть часами, и если не думать ни о цене проезда по очередному отрезку автострады, который в округе не бывает бесплатным, ни о стоимости кокетливых вилл, прячущихся за аккуратными заборами в тени южных растений, ни о собственном бюджете после оплаты нынешнего путешествия, то можно говорить о полном совершенстве и гармонии с природой. Это синее море надолго завладеет вашим сердцем.
Оставим в стороне южную расслабленность и возможную расхлябанность (приехав из центра Франции в Ниццу, один знакомый государственный служащий-менеджер рвал на себе волосы, пытаясь адаптироваться к местному персоналу), не будем продолжать разговор со знающим себе цену коренным жителем Лазурного берега, который попивает «кафэ» на террасе кафе, почитывает газету, посматривает по сторонам, играет запонкой на рукаве белой накрахмаленной сорочки и рассуждает о засилии иностранцев и туристов. И уж, конечно, оставим в покое соотечественников на отдыхе вместе с ресторанами, предлагающими меню, переведенное на русский язык, магазинами, где прилагается русскоговорящий персонал, ночными клубами и прочими местами тусовок.
В Ницце посетим музей Марка Шагала, как положено, продефилируем по приморскому бульвару Promenade des anglais до знаменитого и респектабельного, богатого своей историей и архитектурой пятизвездочного отеля Negresco, попробуем попасть в православный собор Святителя Николая и Великомученицы Александры на бульваре Царевича. Пройдем по историческому центру города, где гуляющие, задрав голову, фотографируют узкие фасады зданий от розово-красных до оттенков охры с окнами, прикрытыми характерными для юга ставнями, центральная часть которых состоит из поперечных реек по принципу жалюзи. Недалеко отсюда к вечеру заканчивает работать цветочный рынок под открытым небом – еще одна достопримечательность города. По периметру площади постепенно заполняются столики ресторанов и кафе. Так и хочется присесть под один такой зонтик и заказать здешний луковый пирог с анчоусами и оливками – «писсаладьер». Но нам уже пора назад…
А в Каннах нога безо всякого труда и трепета, ибо не сезон, ступает на знаменитую красную дорожку дворца фестивалей. Как далек этот момент от тех, что под вопли восторженной публики запечетлевают вспышки фотокамер каждый год в мае!
Пока меряю шагами ступени, по набережной Круазет (Сroisette) проносятся мальчишки на скейт-бордах, по небу ползут угрожающие кучевые облака, одновременно на море вдоль пляжа проходят какие-то спортивные соревнования, а чуть дальше, напротив, наискось и налево в известной центральной кондитерской, где всегда людно, продают огромные и невиданные мною доселе по сложности исполнения и парадной упаковке произведения пирожного искусства, очень дорогие, действительно изысканные и необыкновенно вкусные.
Еще в моем фотоальбоме есть Монако с пробками, многочисленными служителями порядка на улицах, впечатляюще-многоуровневыми подземными стоянками под наблюдением телекамер – не для клаустрофобов, и дворец Гримальди, и пушки на площади перед ним, вход в фойе знаменитого казино Монте-Карло и характерные своим стилем выпукло-округлые скульптуры Ботеро в саду вокруг. Новые виды скал и моря, и со скал на море, и волшебный ботанический сад, полный невиданных огромных круглых кактусов, и частые вертолеты над головой. И, конечно, нефранцузские почтовые марки княжества, их мы лепим на открытки перед тем как бросить их в непривычный нефранцузский почтовый ящик.
Лазурный берег – это и деревья, на которых в начале сентября висят еще зеленые апельсины уже вполне привычного размера (ага, так вот как они растут!..), это февральский ежегодный праздник в Мантоне, когда из тонн цитрусовых создаются настоящие произведения скульптурного искусства. Городок Grasse, с ним связаны известные имена производителей духов: Fragonard, Galimard, Molinard. Но если вы увидете на флаконе надпись просто «духи из Грасса», это и сама по себе уже заслужившая доверия марка…
А вот фотографии живописных деревенек Eze и Roquebrune-Сap-Martin: узкие извилистые улочки, крутые лестницы, художественные салоны, выставки местных умельцев, вывески ресторанчиков с обеденным или вечерним меню под бутафорским поварским колпаком, ящерка на камнях, американская туристка, натершая ногу и отставшая от группы, ее соломенная шляпа так похожая на шляпки кукол, раскачивающихся на крючках при входе в очередную сувенирную лавку!
В Рокбрюн есть полуразрушенный замок с видом на море. Можно сесть у бесстекольного окна в одиноко стоящей стене, где в промежутки между каменной крестовиной врывается ветер, и смотреть на простирающееся внизу бескрайнее пространство изумрудных вод, на травинки и растения-суккуленты, пробивающиеся между булыжниками уходящих вниз обрывом укреплений. Эта же благодать дает о себе знать на случайно встретившемся по пути из деревеньки кладбище. Здесь нет массивных склепов, плиты памятников с возвышенности обращены к морю.
Мы идем мимо них, читаем имена. Неожиданно находим памятник Ле Корбюзье. Вспоминаю: урбанист и дизайнер, один из самых заметных современных архитекторов – создатель зданий в духе модернизма во многих странах мира, в том числе во Франции, Швейцарии, США, Японии, Индии. В России по его проекту построено здание Центросоюза на Мясницкой улице в Москве.
Ярко светит солнце. Теплый ветер яростно треплет волосы и косынку на плечах. Волнами пригибается за низкой кладбищенской стеной дикорастущий ковыль.
Средиземное море мелькает то здесь, то там. Мы бредем в сторону выхода, бросаем взгляды по сторонам, как будто подсознательно ищем… и, конечно, встречаем на плитах русские имена…
АЛЬБОМ ВТОРОЙ: «В ГОРАХ МОЕ СЕРДЦЕ»…
«Откуда ты в России», – спрашивают французы.
Отвечаю, что с Кавказа, и гордо добавляю: «Между прочим, Эльбрус выше Монблана на целых 850 метров! Самая высокая точка Европы, если считать, что эта территория России является европейской…».
Машина взбирается все выше и выше по асфальтированным «шнуркам» дороги. Так дословно по-французски называются виражи горного серпантина. На дороге мы далеко не одни. В этот воскресный день заканчивается или начинается (как кому…) очередная неделя летних каникул на всей территории Франции. Вообще, весь год страна разделена на три временные зоны школьных каникул, которые сдвигаются относительно друг друга, позволяя разгрузить автомобильное движение. Однако летом, по определению, все три временные зоны совпадают. Пересекаются и отпускники. Обычно заезды на турбазы фиксируются неделями – с субботы по субботу или с воскресенья по воскресенье. И все лето в новостях выходные объявляются днями «красными» или «оранжевыми» (по-русски мы сказали бы «желтыми») – это по аналогии со светофором. Зеленая классификация относится к периодам, например, в сентябре или июне, когда нет всеобщего перемещения народов.
Так вот, большая часть отпускников обычно предпочитает субботние передвижения. Но сегодня – июльское воскресенье, а автомобили все же ползут по горной дороге далеко не в гордом одиночестве, а скорее даже дружной гурьбой.
Высота над уровнем моря все увеличивается, рельеф постепенно меняется, через равные расстояния вырастают столбы с верхушками, окрашенными в красный цвет. По ним зимой определяют дорогу, когда ее заваливает снегом. То тут, то там из пейзажа проглядывают настоящие деревянные или построенные под типичные для этого региона савойские коттеджи, богато украшенные снаружи сочной цветущей геранью в корытцах на всех подоконниках и балконах. Я смотрю на лес, поднимающийся по склону, на струйку воды, спадающую со скалы в ручеек, на аккуратные деревеньки, прилипшие на возвышенностях и в долине, с остроконечными шпилями церквушек в центре. Иногда издалека замечаю туристические лавки, где торгуют палками-посохами для любителей ходить в походы, непромокаемыми и непродуваемыми куртками, высокими ботинками на толстой подошве, круглыми головками савойских сыров Reblochon и Tomme de Savoie и всевозможными копчеными колбасками.
Все это мило, чисто, удобно, аппетитно, продуманно и культурно. «Да, но», как спонтанно сказал бы воспитанный француз, когда по контексту хотел бы сказать «нет». Но… где дорогие моему сердцу дикая стихия и отрешенность от мира сего, когда есть только ты и Горы? И не с позиции альпиниста у вершины Джомолунгмы, а по опыту среднестатистического любителя, который не полезет на высокогорье выше двух с половиной тысяч метров. Где, продолжаю риторически вопрошать, высокое, чистое от следов самолетов, небо и ромашковые поляны, и экстремальный, раскачивающийся над бездной навесной мост не для слабонервных? Где те затерянные вдали от цивилизации турлагеря, куда не проходит телефон, где напрочь отсутствует Интернет и телевизор, где домики и окрестности ночью освещаются не фонарями, а огромными далекими звездами, а утром в любую погоду умываться ходят прямо на реку. Словом, тот рай, где за десять дней не видят рядом ничего живого кроме стада крикливых овец, загородивших тропу впереди, а деньги в кармане становятся ненужными бумажками, потому что здесь негде и нечего покупать? Место, где наконец в уединении находится время побыть с самим собой, где, оставив в стороне статусные одежки, по которым обычно встречают, можно прочно влезть в потертые джинсы или любимые зеленые штаны с отворотами до икр и белую этническую рубаху с рукавами три четверти и цветочным мотивом по круглому вороту, и не задавать себе вопросов о приличном обществе…
Я смотрю и улыбаюсь контрасту, невольно сравнивая незнакомые пока еще Альпы в местечке близ туристического горнолыжного курорта La Cluzas с горами Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. И перед глазами всплывают картины…
Запыленный видавший виды грузовик с открытым кузовом и деревянными лавками, в котором беспорядочно и беспощадно напиханы два десятка студентов (с пожитками, припрятанными «в тряпках» бутылками ликера, гитарой и ящиком картошки) – заносит на поворотах, ветер свистит в ушах, правое переднее колесо зависает над пропастью на виражах, и если свеситься за борт, можно увидеть под собой обрыв и бурный горный поток, то и дело меняющий русло и заставляющий нас тоже изменять направление, грохоча по всевозможным дощатым переправам и поднимая внушительные столбы пыли, ибо несемся мы по проселочным дорогам, не знающим, что такое битум, светофор и разметка. Как в мультике про кота Леопольда: качу, качу, куда хочу!
Встречного движения практически нет. Впереди нас «ПАЗик» нашей же колонны, сзади – пустота. Трясемся, подскакиваем на скамейках, стукаемся локтями о борта, спонтанно пригибаем головы, чтобы не схлопотать наотмашь ветками по лицу, с опаской оглядываемся на затянутые крупной металлической сеткой скальные массивы: а вдруг такой «камешек» именно сейчас сдвинется и покатится вниз?.. Мы мчим в долгожданный «Дамхурц», ведомственный университетский лагерь, названный по имени быстрой горной реки, вдоль которой построен летний городок.
Еще какой-то день и час, и можно будет снова, как наяды, устраиваться на нагретых солнцем валунах и слушать рокот и грохот, и шепот, и всплеск, и воркование скапливающейся в заводи и тут же снова вырывающейся наружу, спешащей в движение, переливающейся по камням прозрачной ледяной воды.
Здесь можно раскинуть руки, долго бежать среди полевых цветов и орать, и слушать эхо, и упиваться видами окружающей природы.
Или плюхнуться на живот на пляжном полотенце, под мерное жужжание сонма насекомых вдыхать аромат земляники, чувствовать колкую траву и слабый ветерок, долгими минутами, не отрываясь, следить, как плывут кружевные облака в тишине, как тают они за вершинами на горизонте. И делать все это, как в знаменитой французской детской сказке про маленькую рыжую курочку – большими печатными буквами для эмфазы: «TOUTE SEULE»1 . Или с горсткой единомышленников, робинзонов-невидимок, высадившихся на этот же необитаемый остров и растворившихся в пейзаже среди зарослей цветущего зверобоя.
Но вернемся к нашим альпийским баранам!2 Ведь культурный отдых по-европейски – это совсем другая история. Вблизи туристической древеньки La Clusaz в тупике Les Confins, где обрывается дорога, просыпаемся утром то ли под звон колокольчиков на шее у пасущихся на ближайшем склоне коров, то ли от рева моторов проезжающих мимо машин, идущих на подъем на более удаленную турбазу. С балкона открывается вид на зеленый внизу, а повыше – уже голый каменистый склон с массивами прошлогоднего снега. За ними, хоть этого не видно и трудно поверить, – один из перевалов, откуда сияет снежный Монблан. По тропе в нескольких местах движутся точки. В этот утренний час все они поднимаются в одном направлении. Ну и мы не ворон же считать сюда приехали! Тоже не лыком шиты! Вот уже готов рюкзак с первым необходимым, бутерброды, бутылка воды. Пошли!
Подъем начинается прямо от дома, так что не заблудишься. Кстати, здесь тропы в горах размечены и занесены в путеводители. На стволах деревьев и камнях внимательный взгляд заметит линии и геометрические фигуры, нанесенные разными красками. Надо выбрать маршрут и следить за ориентирами, не сбиваться со своего цвета и значка. А на лесных развилках стоят указатели с названиями троп, информацией о высоте подъема и длине дистанции, оставшейся до финиша. По пути каждые полчаса попадается путник. Или пара. Или группа. Здесь принято здороваться, а на узкой тропе по дорожному этикету пропускать тех, кто идет наверх. Чем выше забираемся, тем больше деталей цивилизации видим сверху, как на ладони. Вьется внизу дорога, по ней движется транспорт, над ней на горе постройки, построища, построечки, домики, виллочки, лачужки, коттеджики, а снизу доносятся звуки музыки и комментарии ведущего на спортивном празднике. Ой, смотрите, летит воздушный шар с рекламой супермаркета на корзине!.. Невольно вспоминается некогда выученное наизусть: «Поперек его лежит чудо-юдо рыба-кит. Все бока его изрыты, частоколы в ребра вбиты, на хвосте сыр-бор шумит, на спине село стоит»…3
– Pardon! – Bonjour!– это неожиданно возникший сзади новый энергичный улыбающийся путник с рюкзаком дает понять, что своим любованием пейзажем загораживаем ему проход. Отскакиваем, извиняемся, подхватываем свои «манатки» и скоро трусим за ним следом.
Конечно, рекомендую не выпивать положенные дневные три литра жидкости перед восхождением. С «кустиками», сами понимаете, в таких условиях достаточно проблематично…
А вообще, край здесь живописный и симпатичный. Недалеко Шамони и Море льда, на которое взбирается специальный поезд на зубчатом ходу – кремальера. Легко побывать за день в соседней Швейцарии с той стороны, где Женева. Кроме гор можно провести время на пляже и искупаться в живописном озере Анси, а потом погулять вдоль украшенных белой, розовой, фиолетовой петунией каналов одноименного старого города, с беспечно плавающими лебедями, натренированно ловящими крошки. Этот городок называют маленькой Венецией. А одной из его главных достопримечательностей является запоминающееся своей формой и фигурирующее на всех открытках здание средневековой тюрьмы (Le Palais de l’Ile) на маленьком острове вдоль канала. Здесь в настоящее время расположен городской Центр архитектуры, проходят тематические выставки вокруг исторического наследия и одновременно экскурсии по казематам. Не многие знают сегодня, что в течение нескольких десятилетий, вплоть до восьмидесятых годов двадцатого века, в часовне этого замка на острове располагалась русская православная церковь. А в 2001 году была организована выставка последних семейных фотографий российской императорской семьи перед самой трагической развязкой в Екатеринбурге из архивов Пьера Жильяра, бывшего воспитателя цесаревича Алексея.
Что еще осталось в памяти от этого отпуска в Альпах? Перелистываю страницы альбома… Сладкая спелая лесная малина. Луговые травы и наказ директора турбазы беречь природу – не рвать цветы. Альпийский горный козел с великолепными резными рогами, которого на мгновение удалось увидеть совсем близко. Четырехлетняя девчушка, серьезно отрабатывающая какую-то фигуру на открытом катке в La Cluzas. Надо же, такая маленькая, но просто как рыба в воде на льду в этих белых коньках! Вспоминаю все вперемешку: наблюдения, впечатления, ощущения. Выражение «кретин из Альп», связанное с эпохой, когда местные жители страдали недостатком йода и нарушениями деятельности щитовидной железы. Очередной отрезок головокружительно-закрученной горной дороги, входящий в ежегодную велогонку Tour de France. А еще частые памятники погибшим гидам и альпинистам. И неожиданно плотный туман, окутывающий окрестности за какую-то четверть часа и на конкретном примере демонстрирующий, что непосвященным зевакам, врасплох застигнутым на склоне, шутки с горами могут быть ох как плохи. Наконец, незнакомое блюдо тартифлет – ломтики картошки, репчатый лук и грудинка, залитые целой головой расплавленного сыра реблошон. Говорят, что оно не столь уж традиционное, поскольку производители сыра придумали его в восьмидесятых годах прошлого века, динамизировав этим свой рынок сбыта. Не знаю, что здесь правда, но важно ли это теперь, если все равно вкусно?..
АЛЬБОМ ТРЕТИЙ: ФРОНТОН, БЕРЕТ И ВИШНЕВОЕ ВАРЕНЬЕ
Франция так разнообразна пейзажами, культурными традициями, архитектурой и местной кухней, что просто грех ехать отдыхать отсюда за границу, не посетив до этого все регионы многогранного шестиугольника. Листаю буклет туристического агентства. Точки турбаз собираются в кривую линию, огибают столицу, Вогезы-Альпы-Пиренеи, все выпуклости и вогнутости Атлантического и Средиземноморского побережья и следующие за ними вглубь страны земли, то есть в переводе с французского регионы, непосредственно не выходящие к морю. Куда бы махнуть в этом году, да так, чтобы лето было как лето – и с солнцем, и с новыми впечатлениями? А если снова в Пиренеи или в Страну Басков со стороны океана? И сразу вспоминается Андай (Hendaye). Этот милый приморский, точнее приокеанский городок на самом юго-западе страны. Еще шаг, и вы в Испании, куда местные жители этой пограничной зоны регулярно мотаются за более дешевым бензином, сигаретами, испанской миндальной нугой под названием турон и просто погулять.
Hendaye – это пятнадцать тысяч местных жителей, шесть город-ских кварталов, два из которых хорошо известны туристу: Андай-город и Андай-пляж. Здесь Атлантическое побережье манит тремя километрами чудесного мелкого песка. А с набережной по вечерам несется зазывное: «Кому чурросы! Горячие чур-росы!!!»4 . По правую сторону пляжа пейзаж украшают две скалы под названием Близнецы, а слева – рукав реки Бидасоа, естественная граница с Испанией, и прямо напротив французского пляжа – даже подзорная труба не нужна – испанский городок Фонтарабия с башенкой церкви и крышами домов, взбирающихся вверх вдоль узких пешеходных улочек. Стоит только переправиться на регулярно проплывающем туда-сюда перевозочном катере, и вы уже в другой стране. В смысле, в другой стране Европейского Содружества. Поскольку, если говорить о Стране Басков, то она здесь как раз повсюду.
Кого-то это бесспорно раздражает – отделяются мол, выпендриваются, государство в государстве. А меня поразило богатство традиций и почитание жителями своего края. Современное европейское общество эгоцентрично. Современное российское активно его догоняет. Баскское же мини-общество с французской стороны диссонирует в контексте европейской глобализации, которая привела к общему знаменателю все родственные и просто человеческие отношения во многих странах, округлив их до самой малой, просто минимальной десятой лозунгом: «Никто никому ничего не обязан». Француз – «галльский петух», так сам себя и представляет. Он часто живет, «любуясь своим пупком», как говорят на хорошем французском. А в том, как баски хранят свой кров, обожествляют дом и обязательно дают ему имя, уважают стариков, учат культуре детей, как относятся к семье, одушевляют природу и отожествляют себя с ней, есть что-то иное, свое, характерное, принадлежащее именно им. И узнавая правила их «нефранцузской», более традиционной по укладу жизни, мне, русской, за тридевять земель занесенной в центр Франции, на этой «окраине» почудилось вдруг что-то очень близкое и родное, в последние десять лет забытое за невостребованностью и невозможностью употребления по назначению: забота о «своих» и восприятие окружающего, следующее естественному ритму времен года. То ли мой отрицательный резус-фактор, который, говорят, у басков как раз встречается в большом количестве, то ли воспоминания кавказского го-степриимства, сродни баскскому, то ли традиционная кухня, когда в тарелке сытно и по-домашнему вкусно, то ли звучание некоторых слов, похожих на русские, но здесь я больше всего во Франции почему-то почувствовала себя как дома!
Ну ка, где эти фотографии, от которых веет беспечностью тех двух недель июля? Вот городок Сен-Жан-де-Люз. Там в семнадцатом веке Людовик XIV венчается с испанской инфантой. В двадцатом архитектор – сын русских эмигрантов Андрей Павловский строит два маяка, ставших с тех пор одним из символов города. А в двадцать первом веке мы, рядовые туристы, изнывая от жары, высчитываем окна апартаментов, где несколько недель пребывали августейшие особы, намеренно пропускаем мимо музей восковых фигур, но фотографируем характерные для города балконы на подпорках, выходящие из особняков к пляжу.
Вот Биарриц – фиалковое мороженое (вы знаете, что такое бывает?), вид с набережной на разбивающиеся тысячей брызг высокие волны. А если обернуться – играющие на солнце стекла белого православного храма Покрова Богородицы и Святого Александра Невского.
А вот в нескольких километрах от океана, близ живописной деревушки Sare, доисторический грот, где прячутся от экскурсионных групп сказочные баскские эльфы-ламиньяки. Наверняка они с любопытством поглядывают на туристов, скупающих бутылки с желтой и зеленой Izarra – местным ликером на меду или перечной мяте, ароматизированным особым составом из специй и десятка горных пиренейских трав.
Вы, конечно же, не отказались бы от панорамы в 360 градусов на Страну Басков с французской и с испанской стороны одновременно? Тогда скорее в очередь за билетами на маленький поезд, поднимающийся на священную гору басков La Rhune. Кстати, высоко на зеленых пиренейских склонах, там, где им никто не мешает, щиплют травку маленькие дикие пони – лошадки очень древней породы Потток…
Чтобы концентрированно увидеть неотъемлемые атрибуты Басконии, можно, например, посетить эко-музей «Дом баска» недалеко от местечка Гетари или музей Байонны – столицы французской Euskadi («Страны Басков» на языке басков). Сейчас во Франции вообще повсеместно модно понятие эко-музей. Энтузиасты собирают реликтовые предметы быта и устраивают тематические выставки: школа в начале века с деревянными пюпитрами, чернильницами и промокашками, котелками-грелками для углей и заспиртованными пресмыкающимися в стеклянных банках, кузница с мехами и огромными клещами, пекарская лопата и бадья для опары, станок, колодки и шило сапожника, весы с чуть погнутыми чашечками и вычурные всех форм и размеров склянки аптекаря, старинные фарфоровые куклы с дырявыми пальцами, жестяные банки леденцов и первые детские паровозики с побледневшими от времени красными боками. Для себя я переименовываю эти музеи в краеведческие, вспомнив, кстати, что в России и без моды всегда существовали городские музеи. Например, каждый год моего школьного детства начинался среди известняковых отложений со дна бывшего моря в районе нынешних Кавказских Минеральных Вод, с традиционных костюмов и боевого оружия горцев, с затянутой пестрым шнуром «руками не трогать» импровизированной комнаты в стиле девятнадцатого века с походной домашней утварью столичных отдыхающих, выезжающих на Воды, их дорожными саквояжами, записными книжками. Но мы отвлеклись от темы нашего рассказа..
В Стране Басков с ее историей и современностью прошлое так перемешано с настоящим, что если широко открыть глаза, то вместо музея живой театр происходящего не раз развернет свое представление и позже повторит его на бис. Вот белая с квадратной башней церковь в традиционном для этого региона стиле. Внутри по периметру – характерная архитектурная деталь – темно-коричневые деревянные балконы в три ряда снизу вверх. Сюда поднимались только мужчины. Под потолком, как во многих церквях приморских городов, может висеть кораблик – просьба молящихся хранить своих моряков. Массивный алтарь в стиле барокко часто богато украшен позолотой и скульптурами. Сейчас в церкви пусто. Горит несколько свечек, заглядывают туристы. Здесь можно услышать многоголосье мужских баскских песнопений a cappella. А с утренней воскресной мессы нет-нет да и выходят пожилые месье в черных фетровых беретах. Этот головной убор – еще один исторический символ басков – сейчас более заметен у жителей с испанской стороны. Он постепенно отходит в реликтовое прошлое. Молодежь же облачается в черные или красные береты только по случаю ежегодных традиционных баскских празднеств с фольклором и корридой. Включайте телевизор в июле-августе и не удивляйтесь, если увидите на улицах бегущих коров, а вся многотысячная толпа зрителей, как один, будет одета в белые полотняные рубашки и белые брюки с красными платками или шарфами вокруг пояса. Это знаменитые праздники в Bayonne.
И везде вам встретятся яркие и говорящие сами за себя детали. Это не нейтральный центр Франции, где доминирующая из года в год черно-серо-бежевая гамма в витринах магазинов гармонирует со средней, не выделяющейся архитектурой зданий, и страндартным, заведенным по общепринятым в стране правилам, распорядком жизни.
В Басконии повсеместно чувствуется индивидуальность: указатели на дорогах и вывески на магазинах на языке басков. Вот tk`c, сочетающий белый и зеленый крест на красном фоне, баскский солнечный крест лаубуру с четырьмя лепестками в виде запятых – он угадывается на древних могильных камнях, красуется на фасадах зданий, на вышитом льняном белье в туристических лавках. А национальные блюда! Курятина в томатном соусе по-баскски, «axoa» – блюдо на основе рубленой говядины или телятины со специями, зеленым стручковым перцем и острым местным красным перцем из деревни Эспелетт, разнообразные приготовления из тунца и черных кальмаров в собственном соку, сыровяленая ветчина, овечий сыр Etorki и вишневое варенье, которое подают к сыру и могут использовать как начинку в баскском пироге из песочного теста. Естественно, мы прилежно перепробовали все пироги в округе с традиционной начинкой из кондитерского крема и более туристический вариант – с вареньем. Из разных булочных, порционных размеров и «больших форматов». И подозрение подтвердилось: лучшая выпечка продается под вывеской булочников-мастеров (это особое отличие в профессии) и не на центральной улице для туристов. Банальная риторика, но с сожалением вспоминаю, как здешние пироги отличаются от стандартных, распространяемых по всей Франции супермаркетовских с полки «региональные продукты»!
Позвольте, мы только что упомянули вишневое варенье? Значит, где-то здесь должна быть вишня, которую в центре Франции днем с огнем не сыщешь! Эту алую, сочную кисло-сладкую, обожаемую мною ягоду, не продают ни на рынке, ни в магазине. Французы предпочитают сладкую, более крупную и менее хрупкую черешню. Еще одно очко в пользу Страны Басков!..
Говорят, что здесь часто льют дожди, поэтому все такое зеленое. Мы и вправду испробовали на себе отпуск под дождем. Пиренейские хребты, утопающие в тумане, мелкая пронизывающая кашица-сыпь, которую французы называют «плюющий дождь» – crachin, шквальный ветер с официальным штормовым предупреждением и запретом приближаться к краю скалы Rocher de la Viergе в Биарриц – это апрель. А в июле – внезапно почерневшее грозовое небо, первая тяжелая капля, и через несколько мгновений оглушительный, все сметающий на своем пути вертикальный поток, стена дождя такой интенсивности, что вести машину дальше нельзя – нет видимости в пределах даже двух метров, не видно ни моря, ни поля, ни зги, и мы паркуемся при первой же возможности, и стоим полчаса, удивляясь, что такое возможно.
Но в летний сезон все же получается застать и хорошую погоду, и все тридцать три удовольствия сразу, как говорят французы, «и масло, и деньги с масла». В такие дни глазу открываются великолепные загородные или океанские пейзажи, разноцветье архитектурно гармонирующих по стилю региона кокетливых домиков с внешними балками сочных тонов: самого часто встречаемого цвета бычьей крови и зеленого, и синего.
Вообще, в прошлом традиционный дом басков – это ферма, где первый уровень занимал хлев с домашними животными, а на втором этаже располагалась большая, состоящая из представителей нескольких поколений, семья. Примечательно, что типичная архитектура продолжает внешне соблюдаться сегодня и при постройке частных домов, и для придания соответствующего внешнего вида детскому саду, торговому центру, турбазе, городскому рынку, небольшой многоэтажке.
А еще этот край просто немыслимо представить себе без фронтонов. Впервые подъезжая к окрестностям города Андай, я заметила эту странно-непонятную розовую фигурную стену и не обратила на нее внимания. Через несколько кварталов мелькнула еще одна побольше и с трибунами для зрителей, а потом маленький почти игрушечный фронтончик просто у кого-то в саду. Что за столь важный объект? Вас он тоже заинтриговал? Тогда – все по порядку.
Пелота в Стране Басков – истинно национальная игра, спорт и самовыражение одновременно. В каждой деревне Басконии обязательно есть два совершенно неразрывных с культурой басков сооружения: церковь и фронтон, то есть стена для игры в пелоту. Гуляя по живописной деревеньке Аиноа, мы прошли по центральной улице нарядных баскских домов и уперлись в церковь и маленькое кладбище в церковной ограде. А обогнув стену кладбища, с удивлением обнаружили, что за ней – площадка для игры в пелоту, а сама кладбищенская стена снаружи является фронтоном!
Принцип игры состоит в том, чтобы отбивать запущенный противником и отскакивающий с огромной скоростью от стены мячик, который и называется пелотой. Мячик сделан из каучука, обшит тонкими полосками шерсти и кожей и до сих пор производится по всем правилам ремесла. Существуют разновидности игры голой рукой, деревянной битой – пала и чистерой, плетеной из ивового прута корзиной-перчаткой в форме вогнутого ковша, которая надевается на ладонь и выглядит как огромный крюк Фредди Крюгера. Изготовление такой перчатки, а это ручная работа, занимает около тридцати часов.
Игра в пелоту на улице – такое же обычное явление, что танцы на улице в Испании.
Вот мимо куда-то бежит мальчишка лет семи на вид. За ним шагает отец. Поровнявшись со стеной городского фронтона в парке, они вдруг останавливаются, вытаскивают мячик и делают несколько пассов. Отец учит сына азам, минута-другая и оба отправляются дальше. Кто знает, может, через десяток лет этот малыш станет чемпионом Сеста Пунта и будет ловить сделанной на заказ чистерой мяч со скоростью 300 километров в час! Это завораживающее зрелище – мяч мечется с неистовой скоростью, свистит, отскакивает и снова начинает свой полет. Когда играют мастера, к спектаклю невозможно остаться равнодушным.
О Стране Басков можно говорить часами. Cколько здесь праздников и красок, танцев и поверий! В деревушке Espelette чествуют красный острый стручковый перец, который в сезон сушится на толстых веревках под крышами вдоль всех фасадов. В Hendaye на празднике кальмаров центр города до позднего вечера превращается в столовую под открытым небом, где подают будоражище-черных «шипиронов» в собственных чернилах. Во многих городках устраиваются местные гуляния с соревнованиями по баскской силе, где местные атлеты весьма убедительных габаритов, затянув потуже пояс, меряются силой, командно перетягивают канаты или индивидуально толкают груженые телеги, жонглируют каменными глыбами, бросаются неподъемными шарами и бегают на выносливость с бидонами по сорок одному килограмму в каждой руке. Можно попасть на праздник холщовых туфель на веревочной подошве. Это эспадрильи – еще один символ региона. Брелоки с маленькими туфельками продаются везде вокруг.
А можно подняться повыше и побродить по горам – по долам в тишине, забыть про часы, смотреть, как пасутся бараны, как заходящее солнце играет на склонах и хребтах уходящего вдаль рельефа, прислушаться к природе и к себе. Или спуститься к океану, попетлять по французскому порту, считая белые ветвистые мачты, увидеть сквозь них испанский берег напротив, горы и волны, облака и страны, судьбы и планы. И вдруг обернувшись, оказаться как раз напротив маленькой уютной площади городка Андай, закрытой с трех сторон стенами жилого комплекса, с окнами, выходящими на оживленный пятачок, весь покрытый террасами ресторанчиков. По периметру незаметно зажигаются фонари, позвякивают приборы, стелется в воздухе негромкий словесный переплет на разных языках. Небо темнеет, но жакет не нужен, вечер остается теплым.
Если повезет, найдем здесь свободный столик и остановим время…
АЛЬБОМ ЧЕТВЕРТЫЙ: ХОЛОДНЫЕ РУЧЬИ,
ГОРЯЧИЕ ВОДЫ И СОЛНЕЧНЫЕ ПЕЧИ
Гид запирает высокую тяжелую дверь. У него своя связка ключей. Мы стоим у маленькой часовни для путников, затерявшейся высоко-высоко у самого неба. Порывистый ветер поет энергичную гудящую песню и настойчивыми бросками прямо в лицо без передышки напоминает, кто здесь хозяин. Он не холодный, но пробирает насквозь. Стелет волнами ковыль и высокие горные травы, покачивает сиреневые кустики чабреца и похожие на них лиловые ветки горного чабера, взбивает волосы на головах моих спутников и заставляет в самый разгар июля натянуть куртку, застегнуть молнию до самого верха и спрятать свистящие от массивного воздушного потока уши в капюшон, впервые оказавшийся неожиданно полезным. Мы стоим вполоборота у огороженного импровизированными перилами обрыва. За нами, по направлению ветра, великолепный своим величием пейзаж дикой природы. Смотрю и не могу вместить в себя эту благодать. Растворяюсь в просторах, в уравновешенной законченности картины и ее самодостаточности.
Машинально телепатирую в пространство: «Мы здесь лишние?!»
– Можете остаться, – новым порывом басит ветер и, упершись в спину, пытается подтолкнуть нас по наклонной тропе к зарослям ежевики, к хвойно-лиственному лесу и открытой каменистой россыпи.
Но мы только что оттуда, поэтому больше манит новая картина – та, что впереди против ветра.
– А что там впереди? – спросите вы.
Сначала тонкие – то как плетенка макраме или как застывшая сеточка карамели – перистые облака. Среди них один серый комочек кучевого, за этим гид наблюдает по часам и объясняет расчеты вероятности, разрастется ли оно в бурю. Потом, чуть ниже, курчавым непрозрачным ковром – зеленые кроны. Чуть выше и правее – хорошо запрятавшаяся, словно игрушечная, деревушка. Говорят, в этом направлении дальше, всего в нескольких минутах езды анклав Лливия (Llivia) – 13 квадратных километров территории под юрисдикцией Испании, со всех сторон окруженной Францией. Левее – снова зелень. А выше – цветущие чем-то белым склоны… Вид дугой без единого препятствия и до самого горизонта. Бесконечный живой простор, на котором ветер проводит свое сегодняшнее ралли. Я вслушиваюсь в него, отрешаюсь, очищаю и голову, и душу. И внезапно зреет осознание, КАК именно реет где-то буревестник, и белеет одинокий парус, и как ничтожен муравьишко-человек, пытающийся карабкаться к дирижерскому пульту в этом нерукотворном амфитеатре.
Место действия нашего повествования? Французские Восточные Пиренеи близ туристического городка и зимнего горнолыжного курорта Фон Роме (Font Romeu).
Гид, уроженец этих мест, ведет нас по круговому маршруту. По дороге снабжает интересной информацией. Очень не советует пить из поэтично-говорливых горных ручейков, чтобы не подхватить какой-нибудь заразы, возникшей выше по течению. Надо же, а на Кавказе мы всегда высоко в горах пили и были уверены, что эта чистейшая вода как раз полезна для здоровья! Не так ли развенчиваются мифы и разбиваются мечты?
Гиду приятно, что щедроты его края мне, иностранке, близки и интересны.
Мы проходим мимо раскинувшегося зонтом борщевика. «Осторожно! Ни в коем случае не трогайте это опасное растение!».
Да знаю, знаю – от него бывают сильные ожоги. Кстати, оказывается, в официальном французском названии борщевик-то… и есть кавказский! Занесен в эти края с Кавказа по одной версии в сороковых, а по другой – в девяностых годах двадцатого века.
А еще в здешних местах произрастает реликтовое для Франции и охраняемое растение бузульник сибирский. Высокий полый стебель до 150 см, а на нем кисть из больших желтых цветов.
Ой, боровики! Смотрите, там два рядышком, а пониже по склону еще один маленький. Шляпка темно-коричневая, ровненькая, как из детской книжки. И розовые сыроежки! Проходим мимо, ведь на турбазе и готовить-то не на чем. Может, для вас, месье, соберем?
– Нет, улыбается, – качает головой, – спасибо! Это не белые грибы! Пусть себе растут…
Оказывается, здесь та же реакция, что и у грибников из Центрального региона Франции. Если гриб не белый, то это не гриб!
И тут же наш провожатый шепчет: «Подходите сюда быстрее и без шума! Только что видел вот здесь гадюку. Знаете, в последние годы змей стало катастрофически мало. Они почти исчезли. Смотрите, – осторожно указывает палкой, – вон еще выглядывает кончик ее хвоста. Не успели? Ну ничего, может, по пути еще повезет».
Боком идем на спуск, камешки съезжают и крошатся под ногами. Останавливаемся отпить глоток из пластиковых бутылок, наполненных впрок. Ветер давно стих, куртка снова заткнута в карман рюкзака. Над нами высоко кружит хищная птица. Подтягиваются отставшие от группы ходоки.
– А что это за растения-свечи с кругляшками-лепестками везде? Их много и около турбазы, и по пути в город. Кремовые, нежно-розовые, сиреневые…
– Это дикорастущий люпин. Сейчас мы спустимся и окажемся в тени. Пойдем дальше вдоль источника, и я покажу вам настоящую римскую дорогу. Ну, в смысле, то, что от нее сегодня осталось.
Мы послушно спускаемся. Начинаем готовить фотоапараты. В группе семь человек, но друг друга не знаем. Просто отдыхаем на одной ведомственной турбазе и записались на общую прогулку. Все идут тихо, осматриваются, переговариваются с гидом, придерживают ветки. Гид отводит палкой-посохом куст, слегка подковыривает камень в канаве, пардон, в римской колее, которую он очерчивает нам взмахом палки и описывает с шириной, рассчитанной на колеса колесницы. Здесь проходила первая одноколейка. Via Domitia – первый римский путь через Галлию. Спят камни, хранят память, за их плечами две тысячи лет… Журчит ручеёк, закручивается в заводи, почти исчезает, но ниже проявляется вновь. Опускаю ладонь в шумный водоворот, слушаю его раскатистый голос. Вода такая манящая, прозрачная. Такая обжигающе-холодная! Брызги играют радугой. Ветви деревьев, сплетаясь, образуют тенистый купол. Местами сквозь него косыми полосами попадает солнце. Мои спутники-французы молчат. Каждый думает о своем. Гид осторожно перекатывает и возвращает камень на место. Расправляет мох и ветки.
– Дальше идите прямо и через сотню метров попадете к месту начала нашего похода и парковке. А я вас благодарю, откланиваюсь и с вами прощаюсь до следующей (если пожелаете) прогулки.
На турбазу возвращаемся своим ходом. Продолжаем всматриваться вдаль из окон машины, которая, бурча, все же послушно идет на очередной подъем. Еще виток, и сейчас справа на фоне гор откроется мой любимый вид «гостьи из будущего»: блестящий сотнями отдельных подвижных зеркал, вогнутый к центру и почти плоский квадратный экран, образующий сплошную фасетчатую поверхность оттенка «металлик», а напротив него, лицом к нему, в траве расположенные через равные расстояния и в шахматном порядке десятки небольших зеркальных щитов, ориентированных на солнце под разными углами наклона. Это параболический концентратор и гелиостатное поле большой солнечной печи Одейо (Odeillo), одной из двух самых значительных в мире (другая находится в Узбекистане). Здесь находится музей и опытная лаборатория государственного научно-исследовательского центра, работающего над испытаниями прочности материалов для космоса и промышленности, ведется разработка проектов в энергетической области и сфере окружающей среды. Почему именно здесь? Место близ Фон Роме на высоте 1535 метров было выбрано по чистоте атмосферы высокогорья и количеству солнечных дней в году.
Во время экскурсии, бродя между стендами, мы узнали, как осуществляется преобразование солнечной энергии в электрическую. Печь работает с 63-мя подвижными гелиостатами, которые вращаются и ориентируются в зависимости от времени года и погоды каждого дня, ловят на себе солнечные лучи и направляют поток солнечной энергии на поверхность параболического концентратора. Отражаясь от него, энергия собирается в одной точке – печи, где мощность фокусируемого потока достигает одного мегаватта. Высота статического зеркала-концентратора 54 метра, его ширина 48. С момента введения в эксплуатацию в 1970 году солнечная печь стала моделью для всего мира и символом солнечной энергии во Франции.
В микрофон всех желающих приглашают на эксперимент по воспламенению материалов. Начало через пять минут. Идем? Конечно! И вот ассистент ловит редкий в этот пасмурный день луч солнца на миниатюрной по сравнению с основной опытной установке, ориентирует сферическое зеркало и через несколько секунд ожидания находящаяся в центре внимания деревяшка начинает дымиться и обугливаться, а после трехминутной паузы капает в ведро и металл, образуя живописную сквозную дыру в бруске железа толщиной шесть миллиметров.
Как Эйфелева башня в Париже, большая солнечная печь видна отовсюду в округе и издалека. Она служит неизменным ориентиром и, не побоюсь этого слова, украшает пейзаж.
Вернувшись в лагерь, я снова выйду смотреть, теперь уже с другого ракурса и сверху вниз, на далекую таинственную незнакомку с ее сверкающими гранями, которых хватило бы на тысячу мечтательных Алис. Сегодня зеркала отражают зеленые горы и курчавые облака на летнем синем небе. А зимой они будут рисовать слепящие белизной пейзажи снежных вершин…
Я срываю травинку, смотрю на притаившуюся на цветке бабочку, на ковер из сухих сосновых игл и большие раскрытые шишки, разбросанные вдоль тропинки. Слушаю журчание какого-то другого ручейка – на мое счастье их здесь много, вдыхаю аромат хвои. Время плавно пересыпает песок в воронках часов. Но на стрелки я не посмотрю. У меня отпуск…
Вон там, на возвышенности слева, угадывается силуэтом своих треугольных крыш Большой отель Фон Роме, построенный в 1913 году для зимнего отдыха представителей светского общества. Здесь останавливались Сальвадор Дали и Гала. Среди знаменитых гостей бывали дипломаты, писатели, главы государств. Здание давно не пользуется былой славой, но включено в список охраняемых памятников архитектуры.
Парк отеля спускается в самый центр городка Фон Роме. Недалеко отсюда начало посадки на фуникулер, круглые белые кабинки которого называют «яйцами». Если есть время и силы идти пешком, то за полчаса лесом можно не спеша подняться до уникального комплекса тренировки спортсменов на высокорье (1850 метров). Через этот государственный центр подготовки прошли все самые известные французские атлеты. Каток имени Филиппа Канделоро, игровые поля и беговые дорожки. Посторонним вход воспрещен, ведь рядом находится детское образовательное учреждение – спортивный климатический лицей, где учатся школьники региона и будущие спортсмены со всей страны и мира.
Мимо рядком спускаются пони, поднимая тучи пыли, отмахиваются гривами от назойливых мух. Детишки из соседнего клуба верховой езды в съезжающих на глаза шлемах довольно галдят и постукивают лошадок по бокам резиновыми сапогами…
А в траве алеют маки…
Ну, нам пора? Следующий пункт сегодняшней программы – разведка сернистых термальных источников! Говорят, здешний край славится ими. Средневековые гранитные купели сохранились, например, в купальне на открытом воздухе близ деревеньки Дорр (Dorres). Там зимой и летом температура термальной воды достигает 39-40 градусов! Но сегодняшняя цель – деревенька Йо (Llo).
Спускаемся с высот в долину. На пути встречается маленький желтый поезд, в народе называемый канарейкой. Сегодня он больше туристическая достопримечательность, но на этой живописной одноколейной линии протяженностью 60 километров на высоте 1500 метров до сих пор – зимой и летом – служит регулярным способом связи между деревеньками региона как любая привычная для нас электричка. Мы машем вслед скрывающемуся в тоннеле составу и поворачиваем по указателю «Термальный комплекс». Стоп машина! Дальше – пешком. Лес, тенистые ветви, высокие стволы. На горизонте и сзади – горы. Неужели где-то здесь есть что-то живое? На право пойдешь, налево пойдешь… Не ошиблись ли славные витязи, выбирая тропинку? Указателей больше нет… С каждым шагом сомнений все больше, но тут из-за поворота навстречу появляется дама в накрученном на голове тюрбане. И наше французское восклицание «уф!». Значит, все в порядке!
Ванны Йо – это три открытых (при любой погоде) и два закрытых бассейна, а также сауна и турецкая баня – хамам. Во всех бассейнах сернистая вода температурой около 35 градусов С° и гидромассажные струи, падающие в различных направлениях. По периметру неглубоких ступенчатых бассейнов восседают расслабленные купальщики. Медленно, как космонавты в невесомости, передвигаются они в воде с места на место, пробуя различные пузырчатые струи, степенно подставляя им разные части тела. Местами вода хлыщет сверху, бурлит нескончаемыми пузырями то снизу, то сбоку, от нее поднимается пар. Представьте себе, этакая картошка, которая размеренно варится в кастрюле без крышки, а горячие клубы от нее туманят вид на заснеженные вершины из открытого окна кухни…
Впрочем, полагаю, перспективу киснуть в горячей воде не каждый назовет удовольствием. Поэтому приглашаю вас под землю в освежающую и не меняющуюся в зависимости от внешних климатических условий температуру грота Fontrabiouse. В двух шагах от Андорры и Испании этот грот на территории французской Сердании был найден в 1958 году в процессе разработки карьеров. Сегодня километр подземных галерей открыт для публики. А спелеологи разведывают дополнительные, более сложные пещеры на недоступных непрофессионалу уровнях. В полумраке узких коридоров и нависающих сводов группа медленно ступает друг за другом рядком, следуя фонарику экскурсовода: «Осторожно, сейчас будут ступеньки. Держитесь за поручни в стене! Справа перед вами колонны, образованные слиянием сталактитов и сталагмитов. Сейчас мы выйдем к подземному озеру, и вы увидете на потолке множество тонких и длинных, как макаронины, и частых, как перевернутая вверх ногами трава, сосулек. А вот это отложение, как будто нарочно в продолжение кухонной темы, напоминает морковку! Здесь в стене капли оседали по форме свода и год за годом сформировали бабочку. Она маленькая. Присмотритесь – вот она, вот!». Фонарик пляшет по стене, в узком пространстве пещеры выхватывает завороженные лица спутников и нависающие отовсюду волны сталактитов, которые, кажется, готовы низвергнуться всей своей невиданной мощью, тяжестью труб органа, массами монументального взбитого крема, обрушиться на блестящие своим масляным светом конусы более степенных, геометрически отшлифованных сталагмитов, образующих сгустки инопланетного пюре, вытряхнутого из колоссального по размерам половника. Кажется, вся эта сила сейчас непременно встрепенется, придет в движение, закружит голову волшебной музыкой, ослепит блеском самоцветов…
Но все покоится на своих местах. Среди спадающих застывшими драпировками замысловатых фигур угадывается только многовековой сон. Шшш, не щелкайте фотоапаратами. Вы поняли, мы – путешественники в недрах сказочной страны, застывшей по мановению волшебной палочки какого-то волшебника. Здесь где-то Спящая Красавица Шарля Перро. А может, пушкинская русская Царевна? В соседней пещере?
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном…
В конце тоннеля – последний сюрприз: блестящие, просвечивающие стеклянным блеском белоснежные букеты фантастических «цветов» причудливых форм – это кристаллы коралловидного арагонита, твердой разновидности кальцита.
А в магазинчике на выходе, – увы, неизбежно возвращаемся к реальности – украшения из аметиста и горного хрусталя, амулеты из яшмы и гематита, пирамидки из сердолика, бирюза, тигровый глаз и лунный камень в подарочных сундучках сокровищ для детей. Хозяйка Медной горы…
Это неэкологично, скажет правильный француз. И не экономично тоже… Но я бросаю монетку в реку. В этот край я хочу вернуться! А пока возьму с собой все стоп-кадры, которые приказала себе запомнить. И кусочек овечьего сыра с фермы, где мы побывали, и необычную, необъяснимую по функциональности синюю керамическую посудку, обожженную в самой первой в мире, теперь уже ставшей маленькой по сравнению с другими, солнечной печи близ цитадели городка Мон Луи. Я таки не удержалась и купила ее на память!
Кстати, Мон Луи – самая высокая военная крепость Франции. Ее построил выдающийся военный инженер маршал Вобан. Мон Луи – один из четырнадцати бастионов Вобана, которые сегодня охраняются ЮНЕСКО как всемирное наследие человечества.
Говорят, еще один из них в регионе – живописный городок Вильфранш-де-Конфлан, средневековое поселение, укрепленное Вобаном в XVII веке у подножия почитаемой вершины Восточных Пиренеев – горы Канигу. Это конечная станция желтого поезда. Возможно, однажды для нас она станет начальной?..
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Toute seule – «совсем одной».
2 Образное выражение «Revenons a nos moutons»
означает : «Вернемся к предмету нашего разговора».
3 Петр Ершов «Конек-Горбунок».
4 Чурросы – хрустящие горячие пончики в виде
толстых и длинных ребристых брусочков теста.
Продолжение следует.
