В последнее время заметно вырос интерес к проблеме взаимодействия традиционных форм власти у народов Кавказа и государственно-административного управления России после вхождения горских народов в состав империи. В Петербурге уже тогда понимали, что «присоединение» территории еще не означает ее «обретение»1 . Отсюда – длительный поиск методов «ненасильственной интеграции», стремление найти механизм соединения «разнородных элементов во имя достижения стабильности и управляемости»2 . Решение этой задачи предполагает знание структуры управления в традиционных горских обществах, в том числе – осетинских.
Средневековая Осетия подразделялась на т.н. «аристократические» и «демократические» общества. Они, в свою очередь, состояли из автономных социумов. В «аристократических» обществах [Тагаурия и Дигория] феодальные отношения были довольно развитыми. В «демократических» [Куртатинское и Алагирское] феодальный уклад либо сосуществовал с раннеклассовыми порядками и сильным влиянием позднепотестарных традиций, либо отсутствовал вовсе.
Ю. Клапрот в дневнике экспедиции по Кавказу в 1807-1808 гг. писал: селение у осетин называется кау3, «каждое из них обычно подчинено одному или двум старейшинам, называемым эльдар4. Эти последние… поддерживают довольно хороший порядок, потому что их вообще уважают; однако жители не платят им никаких податей. Они почти всегда находятся во главе разбойничьих наездов, и от их влияния многое зависит»5. Четверть века спустя И. Бларамберг повторил почти то же самое: «Образ правления у осетин может быть назван демократическим. Каждое поселение обычно подчиняется одному или двум старейшинам, которые именуются эльдар. Эти вожди [главы] стараются разбирать разногласия жителей и поддерживать, насколько это возможно, порядок: они, как правило, пользуются очень большим уважением, но он им никогда не дает за это никакого денежного вознаграждения. Почти всегда они стоят во главе разбойничьих набегов и пользуются очень большим влиянием, тем более, что эти эльдары обычно происходят из самой богатой и влиятельной семьи в поселении»6. В документе Коллегии иностранных дел России от 13 февраля 1750 г. говорится: «Елисей Лукин сын Хетагов, живущей в Захинском уезде, родственников, свойственников и протчих послушных имеет до двух тысяч, которого во время военное вси осетинцы имеют за главного своего полководца и повелениям ево тогда покаряютца»7. В набегах и походах старшины получали большую долю добычи. Так, в этнографическом очерке о Нарской котловине К. Хетагуров подчеркнул: «В набегах за перевалами главную и руководящую силу составляли они [старшины – Ф.Г.], и при дележе добычи львиная доля доставалась им»8.
Таким образом, старшины [алдары, баделята9 и т.д.] уже в силу своего происхождения могли возглавить военные походы. В то же время, судя по этнографическим данным, военные лидеры не из числа знати, избранные в отдельных случаях по решению общин, не имели прямого доступа к руководству текущими делами односельчан10.
Отношения власти и властвования в традиционном осетинском обществе связаны не только с деятельностью «старшин», но и с функционированием такого института как нихас.
Продолжается дискуссия по поводу характера и функций общины в средневековой Осетии: что она представляла собой – социальный организм, обладавший значительными политическими функциями, или же, главным образом, хозяйственную ячейку? Группа ученых, анализируя проблемы типологии северокавказской цивилизации, уверенно заключили: «В общественной жизни горских народов основную роль [курсив мой – Ф.Г.] играли сельские общины. Они объединяли все свободное население селений, регулировали хозяйственную жизнь… Община же следила за нравственностью жителей, решала имущественные и семейные дела. Решение общины пользовалось непререкаемым авторитетом»11.
Чтобы разобраться в характере и функциях общины конкретно у осетин, необходимо рассмотреть механизм нихаса12 [собрание, сход] – традиционного органа на селе.
Как полагал А.Х. Магометов, собрание общинников на Кавказе являлось верховным органом, решавшим хозяйственные, судебные и общественные дела сельской общины. По его мнению, еще в первой половине XIX в. на нем решались военные вопросы – о набеге, мире и пр. При этом ученый счел необходимым еще раз подчеркнуть: «На самом деле, об организованной и систематически-регулярной работе ‘нихаса’ не приходится говорить… на ‘нихасе’ обычно проводят свой досуг и большую часть времени посвящают беседе для развлечения»13. Согласно З.Н. Ванееву, на нихасе мужчины «обычно проводят свободное время»; если нет вопросов, требующих разрешения, нихас служил местом «развлечения частной беседой. Это своего рода клуб под открытым небом»14. В то же время, Ванеев подчеркнул, что в ряде случаев нихас решал «вопросы, касающиеся общих интересов общины»15. Б.А. Калоев нихас сравнивал с михман-ханой [домом для гостей] горных таджиков, а в историческом плане связал с социокультурным наследием скифо-сармато-аланского мира. При этом значительная роль нихаса признается в прошлом; в дальнейшем институт теряет, будто бы, свою первоначальную роль16. Ю.Ю. Карпов в число социально значимых функций нихаса включает регулирование общественной жизни селения, организацию некоторых видов деятельности и досуга мужчин, воспитание юношей. Такой социологический портрет нихаса делает его сопоставимым с традиционным мужским домом17.
Г.Д. Чиковани нихас определял как традиционный орган, непосредственно связанный с управлением села, регулированием всех сторон его жизни. Вместе с тем, ученый подчеркнул, что сословный характер горной Осетии наложил отпечаток на социальный характер нихаса18. И. Кануков отметил другую важную деталь: знать считала для себя унизительным ходить на нихас, «так как туда собираются люди из низшего сословия»19. В словаре «Этнография и мифология осетин» нихас трактуется как «форум осетинского аула», собрание взрослых мужчин селения. В традиционном осетинском обществе, подчеркивают составители словаря, нихас выполнял три важных функции: «регулирования общественной жизни селения, организации совместных форм проведения свободного времени, воспитания молодежи и усвоения ими» национальных традиций и обычаев20.
В средневековой Кабарде в качестве властных структур источники называют своего рода «собрания». Устная традиция свидетельствуют об избрании Инала [генеалогического предка знати] верховным князем на хасе. Под последним термином понимается «политический институт, являвшийся высшим органом власти в рамках того общества, где он функционировал». Хотя общественная жизнь адыгов в период феодализма крутилась вокруг хасы, она была отделена «от основной массы народа». Состав хасы не избирался. По внешним признакам то же самое можно сказать и о феодальных советах, в которых «князья и знатные дворяне участвовали в силу своего наследственного статуса и положения вотчинника». Деятельностью таких советов «руководил пожизненно избираемый председатель»; в феодальной хасе – пщы-тхьэмада21.
Ф.Л. де Сегюр отметил, что в Кабарде князья разрешили «во время больших народных собраний появление там избранных народом старейшин». Это было сделано «для успокоения народа»22.
Я.Я. Штелин в описании Кабарды обратил внимание на высокий статус муллы, который «состоит в отменной знатности у народа и во всех судебных делах бывает судьей вместе со старшинами. Князь, получая десятину, отдает мулле сотую часть своих доходов». Кроме того, за исправление различных обрядов «мулла получает от народа доход… следовательно, живет богато».
В XIX в. наряду с аульными отмечены квартальные и общесельские нихасы23. Существование нескольких видов общинных собраний не является спецификой сельского мира Осетии. Например, в истории позднефеодальной России известны собрания: 1) общины; 2) «валовые» [всеобщие] сходы каждой «дачи» или «трети» – 20-30 деревень; 3) по особо важным делам собирались представители двух соседних областей24.
Группу нихасов с обработанными камнями-сиденьями выделил Чиковани, связав их с туальской группой средневековых осетин. В их число ученый включил нихасы селений Лац, Калак, Цоцолта, Сиони, Дартло. Как видно, рассматриваемая группа нихасов состояла из памятников туальской и трусовской части осетин, а также жителей Ахметского района Грузии. Правда, список памятников этого типа далеко не полон. С этим обстоятельством А.Ю. Скаков связывает «ошибочное», по его мнению, утверждение Чиковани о функциях общих для всего ущелья нихасов. Последние, отметил грузинский этнограф, «не играли особой роли» в системе управления ущельями, имея лишь местное, сельское значение»25.
На территории Западной Осетии группа нихасов с каменными «сиденьями» представлена памятниками в аулах Лесгор, Кумбулта26 и в отношения Стыр-Дигории к югу от Кусу27. Примерно до середины XX в. существовал нихас в Галиате, центре общества Уаллагком. Среди других дигорских нихасов отметим расположенный в центре аула Ахсау.
По замечанию Скакова, «ни один нихас Дигории до сих пор не становился предметом исследования. Единственным исключением в какой-то степени является нихас у селения Лесгор», рассмотренный в тезисах Л.Д. Мазура и А.П. Мошинского28. В какой-то мере этот пробел компенсировал сам Скаков, достаточно подробно описавший внешние признаки и функции нихасов традиционного Дигорского общества29. К наиболее показательным относится нихас у поселка и урочища Мацута. Здесь вплоть до 30-х гг. XX в. «находился главный нихас общества тапан-дигорцев». По другим данным, здесь собирались представители всех четырех обществ Дигории30. К.Ф. Ган топоним Мацута трактовал как «встреча», т.е. «место собраний», что вроде бы соответствует назначению нихаса. Однако А.Дз. Цагаева оспорила эту версию, предложив свой вариант: у Мацуты «сливаются клокочущие потоки рек Айгомугидон и Стур-Дигоридон, образуя Ираф». По мнению исследовательницы, название Мацута восходит к сванскому муцъве, манцъива в значении «кипучий»31
На наш взгляд, эта версия менее правдоподобна, чем предложенная Ганом. Если две реки [пусть и «кипящие»], сливаются в одну, то почему название последней не Мацута, а Ираф? Каким образом сванский термин попал в Западную Осетию? И почему он закрепился не за «кипящей» рекой, а за аулом и урочищем?
К группе т.н. «нартовских», все еще малоизученных нихасов, относится знаменитый нихас в Лаце [Куртатинское ущелье]. Он представлял собой «окруженный оградой, выложенной в два-три камня, овал из плоских плит – ‘сидений’». На овальной площадке, размером 6х15 м расположены три ряда «сидений». В первом ряду – 3 сиденья, во втором – 11, в третьем – 20. Центральное место занимает «кресло Урызмага» [главы нартов]. Ближайшие к нему «сиденья» также хорошо обработаны и также имеют вид кресел. «Кресло Сослана», одного из главных персонажей эпоса, расколото пополам, как гласит сказание, мечом героя. Особые «кресла» приписывают нартам Хамицу, Батрадзу, Сырдону. Согласно устной традиции, нихас сложен нартами, а сам аул раньше назывался Нарты кау «селение нартов»32.
Рядом с Лацем, над аулом Кадат, находится своеобразный памятник, похожий на нихас. В огороженный каменной оградой круг диаметром около 12 м вписаны т.н. «кресла судей». В.А. Цагараев данный археологический памятник рассматривает как «зал заседаний» осетинского народного суда33.
Возле аула Калак [Мамисонское ущелье] рядом с башней на горе «находятся каменные скамьи нихаса, на которых нанесены тамгообразные знаки и схематичное изображение человеческой фигуры». Нихасы известны во всех ущельях Северной и Южной Осетии: в аулах Дагом и Тамиск [Алагирское ущелье], Потифаз и Тиб [Наро-Мамисонская котловина], Верхний Дес и у церкви Таранджелос [Тырсыгом], в Джимаре, местности Зилахар [«кружение», т.е. ритуальный танец] и др.34
По мнению Чиковани, в Осетии на собраниях общинников могли присутствовать «все совершеннолетние мужчины независимо от происхождения и религиозной принадлежности». Однако тут же автор замечает, что в Тагаурии и Дигории право голоса на нихасе не имели рабы и кумаяги35. Такое ограничение, на наш взгляд, следует распространить на всю Осетию. Так как кавдасарды36 [кумаяги] не являлись полноправными членами общества, то они не принимали активного участия в собраниях общины, не избирались в тархонлаги37 [судьи] и т.д. В соседних горских обществах категории населения, аналогичные осетинским кавдасардам и рабам, также не принимали участия в народных собраниях38.
Своего рода ценз по социальному статусу, полу и возрасту присущ героям нартовского эпоса. Не все нарты участвовали в заседаниях нихасов. Очевидно, преимущество имели старшие по возрасту. Хотя присутствовать, а иногда и участвовать в работе совета, могли и молодые нарты. Во всяком случае, сын Гаппаг-алдараi39 решил отправиться на нихас нартов, для того, чтобы выяснить, так ли сильна их молодежь40.
В нартовском эпосе осетин функции нихаса разнообразны. Часто рассматриваемый институт фигурирует как место проведения досуга. Здесь в танцевальном «поединке» сошлись нарт Сослан и Челахсартон. Собравшихся было очень много, «нихас нартов заполнился полностью»41. В другом сюжете собравшиеся на нихасе вели веселый разговор и танцевали42. На нихасе обсуждались вопросы об организации походов [«решили поехать в чистое поле попытать счастьея– поискать добычи»43], о набегах за скотом [«захотели нарты совершить набег за скотом»44]. Здесь же решались спорные вопросы45.
Был период, когда нарты не знали лучших и худших своих представителей. В один из таких дней Сослан, оказавшийся на площади, позвал глашатая и поручил тому созвать всех жителей на Большой Совет нартов [«Нарты Стыр Нихас»]46. Показательно, что в этом случае Совет назван Большим. Аналогичное название встречается в эпосе неоднократно. «Стыр Нихас» назван в сказании о поединке Батрадза с семиглавым уаигом, в сюжете о выяснении лучшего среди нартов47, в сказании о походе трех братьев48. Участие в нихасе с определенного времени стало обязательным для глав семей49. Поэтому в периоды сельскохозяйственных работ право посещения собраний превращалось в обременительную повинность. Обязательную явку представителей всех дворов на собрание М.О. Косвен относил к разряду повинностей50.
Среди историков и этнографов доминирует мнение о том, что на нихасе обычно проводили досуг, обсуждая деловые вопросы по мере надобности. Собрание не было организованным, не имело исполнительного органа, не соблюдалась даже формальная процедура51. Правда, В.Б. Пфаф придавал нихасу не свойственный этому собранию характер организованного учреждения. По его словам, на нихасе старшины отчитывались о своей деятельности за день, рассматривали с собранием программу дальнейших действий; здесь же решались различные административные дела, распределялись земли и т.д.52 Но все это – плод явного недоразумения. Как справедливо подчеркивал Ванеев, собрания не были «организованными в отношении порядка обсуждения и разрешения вопросов»53. Что касается значимости обсуждаемых вопросов, то не только у осетин, но и у других народов Северного Кавказа важнейшие дела решались не рядовым населением, а верхушкой обществ54.
Скаков обратил внимание «на название площадки для общеосетинских нихасов – ‘Мадизан’ [это слово делится на две части – иранское ‘mad’ и тюркское ‘izaen’, каждое из которых переводится как ‘мать’»55] или «Мадизад» [‘ангел матери’56]. А.Дз. Цагаева. (1975. С. 157) переводит это название как «мать-матушка»57. Наличие в одном термине иранского и тюркского слогов Абаев объяснял тем, что на нихасе «Мадизан» решались дела как Осетии, так и тюркоязычной Балкарии. Под именем Матери почиталась богиня правопорядка и правосудия. Интересно, что на картинах М. Туганова, блестящего знатока этнографии осетин, среди старцев-судей на народном суде сидят шесть матрон, одна из которых является старшей58.
Интересно, что «в некоторых даргинских селениях девушки ночью собирались на недоступном для них днем ‘годехъане’ – аналоге нихаса». У хевсуров одна из пожилых женщин называлась диасахлисе – «хозяйка святилища». Скаков в этой связи высказал вероятную, но не бесспорную гипотезу о первоначальной связи нихаса не с мужским, а с женским божеством. В дальнейшем роль нихаса трансформировалась, он стал исключительно мужским местом, вход на него женщинам был запрещен59.
К рассматриваемой нами теме недавно обратилась Е.И. Кобахидзе. По ее мнению, «в дореформенной осетинской сельской общине сложились самобытные формы политической самоорганизации с выраженной спецификой доминировавших властных отношений. В патриархальных институтах самоуправления реализовывались основные аспекты общественной власти – законодательный [точнее, нормотворческий], исполнительный и судебный – и осуществлялись ее руководящие и контролирующие функции. Важнейшими проводниками властно-управленческих отношений [курсив мой – Ф.Г.] являлись народное собрание [нихас], институт старейшин и посреднический суд [тархон]»60.
Однако, не все так просто. Спорными представляются следующие утверждения: «Наличие институтов общественной власти делало осетинскую сельскую общину самоуправляемой единицей социума». Ведущая роль в организации «всех сторон жизнедеятельности [курсив мой – Ф.Г.] осетинской сельской общины отводилась народному собранию – нихасу». Здесь речь идет о первой половине XIX в. и согласиться с такой оценкой роли нихасов во властных структурах осетин трудно. По меньшей мере в тех случаях, когда община и вотчина совпадали, нихас ведал лишь хозяйственными делами.
Юридические функции общины в «аристократических» обществах средневековой Осетии перешли в руки феодалов. Даже в третейский суд избирались авторитетные лица непременно из алдарского сословия61. Иными словами, алдары и баделята в своих владениях подчинили себе и уголовные дела, которые первоначально, по обычному праву, разрешались с помощью посредников. Феодалы «осуществляли свое право верховной юрисдикции путем взимания с уголовных преступников штрафов в свою пользу»62. По мнению Н.С. Мансурова, суд тархонлагов «представлял собой учреждение более позднейших времен, когда частная собственность и сословная дифференциация среди горцев Северного Кавказа уже приняли присущие им формы феодальной эпохи»63. Вероятно, он близок к истине, ибо «убийство, телесные повреждения, оскорбления долгое время после возникновения права остаются областью морали и религии, делом личной расправы»64. Вообще, некоторые исследователи полагают, что юридические функции общины находились в ее ведении непродолжительное время, по-видимому только на начальных этапах становления государства65.
По нормам обычного права Западной и Восточной Осетии вне компетенции общины [нихаса] находился вопрос о приеме новых членов: разрешение на поселение исходило от феодала; последний мог прогнать крестьянина, если фарсаглаг не выполнял своих обязанностей перед ним66. Хозяйственные функции общины в Осетии были довольно значительными: время посева, жатвы, покоса кормов для скота и т.д. определялось на нихасе67. Но это, по-видимому, вообще характерно для периода феодализма68.
Приведенный материал о роли собраний в структуре власти позднесредневековой Осетии позволяет ограничить функции нихаса хозяйственными вопросами. Община в то время уже находилась в тесной связи с вотчиной. По определению Ковалевского, община продолжала существовать, «изменив своему свободному характеру и став под высокую руку феодалов»69.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Дегоев В.В. Россия, Кавказ и постсоветский мир: прощание с иллюзиями. М., 2003. С. 225-245.
2 Там же. С. 227. См. также: Кавказ в российской политике: история и современность. Материалы международной научной конференции. М., 2007.
3 Кау [gaw] – название селения в осетинском. В.И. Абаев вслед за В.Ф. Миллером сближал его с древнеинд. gavya «пастбище»; «в кочевом быту» обозначал «временное становище, а в оседлом – небольшое поселение» (Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. М.-Л., 1949. I. С. 65).
4 Алдар [XVIII-XIX вв. – эльдар, эльдер]. В средневековой Осетии – «господин», «князь». Один из ранних полувоенных, полусословных терминов. В аланской среде его начальное значение – «военный предводитель», скорее всего – сотник. Аналогичные термины, возникшие как военные, но со временем употреблявшиеся как сословные, отмечены и у других народов Кавказа. Обратим внимание на небольшую социальную группу, в дидойском «демократическом» обществе известную под названием нуцал-бетеру. Носители данного титула по своему статусу стояли выше своих односельчан, в том числе – «почетных жителей». Скорее всего, «нуцал-бетер» произошел от аварского нусго «сто» и бетер – «голова», т.е. «голова сотни» или «сотник», «старшина» (Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера «Описание…». М., 1979. С. 182). У калмыков, подчеркнул Абаев, «имеем полное совпадение значения: калм. aldar ‘господин’». Под влиянием аланской военной организации рассматриваемый титул перешел к монголам и венграм. У последних aladar в значении «начальник охраны» указывает на военное происхождение этого слова. Как и на исходной почве, у венгров aladar впоследствии поучил более широкую социальную значимость (Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка [далее: ИЭСОЯ]. Т. I. М.-Л., 1958. С. 126-127).
5 Klaprot J. Reise in den Kaukasus und nach Georgien unternommen in den Jahren 1807 und 1808. Halle und Berlin, 1814. Bd. II; Осетины глазами русских и иностранных путешественников / Сост. Б.А.Калоев. Орджоникидзе, 1967. С. 169.
6 Бларамберг И. Кавказская рукопись. Ставрополь, 1992. С. 165.
7 Русско-осетинские отношения в XVIII веке. Сборник док. / Сост. М.М. Блиев. Орджоникидзе, 1976. Т. 1. С. 249.
8 Хетагуров К. Соч. М., 1960. Т. IV. С. 319.
9 Баделята – представители высшего сословия Дигорского общества Западной Осетии. По данным чиновников Терско-Кубанской сословной комиссии, баделята пользовались большим влиянием и «могут быть сравнимы только с первостепенными ворками Кабарды» [Их «власть подобна княжеской в Кабарде», отмечал в 1812 г. Д. Буцковский (ЦГВИА. Ф. 414. Д. 300. Л. 72)].
10 Подробнее см.: Карпов Ю.Ю. Военная организация и социальное развитие союзов сельских общин Северного Кавказа // Этнографические аспекты традиционной военной организации народов Кавказа и Средней Азии. М., 1990. Вып. 1. С. 7 – 31.
11 Аникеев А.А., Крикунов В.П., Невская В.П. Северо-Кавказская цивилизация: проблемы типологии // Нравы, традиции и обычаи народов Кавказа. Пятигорск 1997. С. 15.
12 В нартовском эпосе упоминается особое помещение для нихаса – nixasdon».В сел. Лац Куртатинского ущелья сохранилось название площади «Нартовский Ныхас», где, по преданию, восседали Нарты» (Абаев В.И. ИЭСОЯ. Т. II, 1973. С. 219-220). П.С. Уварова нихас назвала «местным осетинским клубом».
13 См.: Магометов А.Х. Политическое устройство у горских народов в первой половине XIX века // Социальные отношения у народов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1978. С. 51-52. Следует отметить определенное противоречие во взглядах Магометова на функции собрания общинников. В ряде своих работ он писал: «следует признать, что роль нихаса, являющегося самодеятельным органом, не обличенным публичной властью, в целом ряде конкретных вопросов, например, в урегулировании частноправовых отношений и разрешении конфликтов между членами общины, была ограниченной». – Магометов А.Х. Сельская община у осетин // Уч. Зап. СОГПИ, 1968. Т. 28. Вып. 2. С. 327; его же. Культура и быт осетинского народа. Орджоникидзе, 1968. С. 412.
14 Ванеев З.Н. Избранные работы по истории осетинского народа. Цхинвали, 1990. Т. II. С. 151, 153.
15 Там же. С. 151.
16 См.: Калоев Б.А. Осетины. 2-е изд. М., 1971. С. 200.
17 См.: Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. СПб., 1996. С. 66.
18 Чиковани. Указ. раб. С. 29, 35.
19 Кануков И. В осетинском ауле. Рассказы, очерки, публицистика. Орджоникидзе, 1985. С. 32.
20 Дзадзиев А.Б., Дзуцев Х.В., Караев С.М. Этнография и мифология осетин. Словарь. Владикавказ, 1994. С. 110.
21 Кажаров В.Х. Адыгская хаса. Нальчик, 1992. С. 16-17.
22 Северный Кавказ…2006. С. 279.
23 См.: Карпов Ю.Ю. Народные собрания в «вольных» обществах Северной Осетии в XVIII – первой половине XIX вв. // Археология и традиционная этнография Северной Осетии. Орджоникидзе, 1985. С. 104-105.
24 См.: Александров В.А. Общинное управление в помещичьих имениях XVIII – начала XIX в. // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 105.
25 См.: Чиковани. Указ. раб. С. 51-52.
26 Там же.
27 Магометов. Культура и быт… СС. 411-412.
28 Мазур Л.Д., Мошинский А.П. Культовый комплекс у с. Лезгор // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. VIII. М., 2008. С. 756.
29 Скаков Указ. раб. С. 282-312.
30 Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе // СМОМПК. 1890. Вып. 1890. IX. С. 23.
31 Цагаева А.Дз. Топонимия Северной Осетии. Орджоникидзе, 1975. С. 386.
32 Скаков. Указ. раб. С. 286-293.
33 Цагараев В. Золотая яблоня нартов. Владикавказ, 2000. С. 96-97.
34 Скаков Указ. раб. С. 297.
35 Кумаягами [букв.: «люди с Кумы»] в Западной Осетии называли детей «владельца и женщины свободного сословия, отданной в номылус [«именная жена»]» (Абрамович А. Очерк сословного строя в горских обществах Терской и Кубанской областей // Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа. 1793-1897 гг. Т. I. Нальчик, 2003. С. 39). Чиновники сословно-поземельных комитетов и комиссий писали по этому поводу: «Кумиаки дигорские как по происхождению своему от неравных браков лиц высших сословий, так и по зависимости от своих родственников не разнились ничем от кавдасардов тагаурских [см. ниже]» (там же. С. 43).
36 Кавдасард [kavdasard] – «человек низшего сословия, рожденный от побочной жены». Буквально: «рожденный [ard прош. причастие от aryn «рожать»] в яслях [kavdas], т.е. в хлеву. Аналогичная категория населения в соседней с Дигорией Балкарии gebdes tugan «рожденный в яслях» = ’человек низшего сословия’ «представляет кальку с осетин. kavdasard». Образование данных терминов Абаев (ИЭСОЯ. Т. I. С. 591) сопоставил с немецким Bankert «внебрачный ребенок [дословно «рожденный на лавке»].
37 Тархонлаг – исходное тархон «суждение», «обсуждение», «решение», «судебное решение», «суд» [процесс], «переводчик». Значения «судья», «переводчик» лингвистам представляются одинаково древними. Связующим семантическим звеном Абаев считал значение «толкователь», «интерпретатор»: «толкователь обычного права или закона – ‘судья’, толкователь чужой речи или текста – “переводчик’. Как особо ценные люди, эти ‘интеллектуалы’ получали от правителей разные привилегии». В результате еще у скифов tarхan ‘судья’, ‘переводчик’ получило новое значение: «лицо, принадлежащее к группе или категории свободных от налогов и повинностей», вообще «привилегированное лицо», «господин». В таком значении рассматриваемый термин вошел и в тюркские языки. По меньшей мере с VII в. н.э. тархан у тюрков фиксируется как апеллатив «человек свободный от налогов и повинностей». У Махмуда Кашгарского тархан – «эмир», «князь». Из топонимов особенно показателен Астрахань, восходящий к имени аланского военачальника на службе хазар – Ас-тархан (Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 357).
38 См., например: Магометов. Политическое устройство… С.51; Невская В.П., Невская Т.А. Сельская община у карачаевцев в XIX веке // Социальные отношения у народов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1978. С. 29.
39 Гаппаг-алдар – эпический персонаж; его сын погиб в единоборстве с Батрадзом.
40 Нарты кадджытæ. Дзæуджыхъæу, 2004, 2. Ф. 127. [Далее НК 2004].
41 НК 2004. Ф. 105.
42 Нарты кадджытæ. Дзæуджыхъæу, 2005. 3. Ф. 364. [Далее НК 2005].
43 НК 2004. ФФ. 761-762.
44 НК 2005. ФФ. 10-11.
45 НК 2004. Ф. 440.0000
46 НК 2004. Ф. 243.
47 НК 2005. ФФ. 118; 218.
48 НК 2004. Ф. 439.
49 См.: Чиковани. Указ. раб. С. 51.
50 См.: Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материалы. М., 1961. С. 18
51 См.: Гаглоева З.Д. З.Н.Ванеев. Цхинвали, 1981. С. 129; Дзадзиев А.Б. Свободное время осетинского крестьянства в дореволюционный период // Вопросы осетинской археологии и этнографии. Орджоникидзе, 1982. С. 115-119; Чиковани. Указ. раб. С. 52-53.
52 См.: Пфаф В.Б. Народное право осетин // ССК, 1870. Вып. I. С. 195.
53 Ванеев З.Н. Избранные работы по истории осетинского народа. Цхинвали, 1990. Т. II. С. 152.
54 См., например: Хашаев Х.М. Общественный строй Дагестана в XIX веке. М., 1961. С. 36-37; Исаева Т.А., Исаев С.-А.А. Вопросы истории сельской общины у чеченцев и ингушей (XVI-XVIII вв.) // Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом. Грозный, 1982. С. 51-52; Невская В.П., Невская Т.А. Указ. раб. С. 29.
55 Абаев В.И. ИЭСОЯ. Т. I. С. 63, 64.
56 Ковалевский В.Б. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в Историко-сравнительном отношении. М., 1886. С. 217.
57 Цагаева Указ. раб. С. 157.
58 Цагараев Указ. раб. С с. 96, рис. 104.
59 Скаков Указ. раб. С. 301-302.
60 Кобахидзе Указ. раб. С. 72. См. также: Кобахидзе Е.И. «Не единою силою оружия…» Владикавказ, 2010. С. 85-164.
61 См.: Лиахвели Г. Древний осетинский суд // Юридическое обозрение, 1886. № 292. С. 202; Гаглоев Х.Д. Из истории судопроизводства у осетин // Изв. ЮОНИИ, 1964. Вып. XIII. С. 258.
62 Ковалевский Указ. раб. С. 45-46.
63 Мансуров Н.С. Обычный суд у осетин // Каспий, 1894. № 48.
64 Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1978. С. 25.
65 См., например: Основы теории государства и права. М., 1971. С. 37; Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии // Исследования по общей этнографии. М., 1979. С. 222-223.
66 См.: Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Одесса, 1883. Вып. II. С. 14.
67 См.: Чиковани Указ. раб. С. 56, далее.
68 См., например: Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 273; Сказкин С.Д. Избранные труды по истории. М., 1973. С. 55.
69 Ковалевский. Указ. раб. Т. 1. С. 32-33.
