Ирина ГУРЖИБЕКОВА. Невидимая дорога

ПОЭТ

Памяти Оскара Гибизова
Сладко-горькая судьба Оскара –
Как с разорванной струною скрипка.
Что ж ты, жизнь, ответила оскалом
На такую чистую улыбку?

Что ж вы, стрелки нервные часов,
Вздрогнули – но не помчались снова?
Правда недовысказанных слов
Не смягчила приговор суровый.

Что ж ты так завистлив, белый свет?
Слишком явно, все века и годы,
Лишь родится истинный поэт –
Как торопишь ты его с уходом.

Только зря пророчишь вечный сон.
Ведь и боль, и кровь, и мысль, и силу –
Все в себя строка его вместила…
Это значит, что вернулся он.

* * *
Что есть поэзия? Седьмое чувство.
Когда ты вроде здесь – и вроде нет.
И неожиданно, и безыскусно
Невидимый в тебя вольется свет.
А может, это люд иной планеты
Сей дар не без корысти нам припас,
Чтоб, по Земле ходя, мы знали: где-то
Есть мир другой, что думает о нас.

Иначе почему наш тихий сон
Вдруг непонятная ломает смута,
И, как над ухом колокольный звон,
Стихи свои мы слышим почему-то.

Они о том, о чем молчать нельзя.
Их строки – дети плоти, дети духа.
Они исчезнуть через миг грозят,
И мы их ловим – кожей, сердцем, слухом…

Потом, в своей наглея правоте,
Всплывут пред нами критики-вельможи
И обвинят, что рифмы-де не те,
И образность с классической не схожа.

И все же мы несем свой странный бред
И к истине идем по тропам ложным…
Пока родится на Земле поэт,
Она, Земля, не так уж безнадежна.

ЛЮДИ, АУ!..

А давайте мы будем
В этом мненьи едины:
Что сначала мы – люди,
А потом – осетины.
Путь и славен, и труден.
Путь широкий – не узкий…
Но сначала мы – люди,
А потом уже – русские.
И никто не осудит
Утвержденные мысли,
Что сначала мы – люди,
А потом уж – министры.
Вопреки словоблудью
На плакаты возденьте,
Что сначала мы – люди,
А потом – президенты.
И да с нами пребудет
Навсегда и бессменно,
Что сначала мы – люди,
А потом – бизнесмены.
Пусть талант неподсуден,
Пусть мы в лавры одеты,
Но сначала мы – люди,
А потом уж – поэты.
…Там, вдали, за веками,
Были старцы детьми,
Были люди богами,
Были боги – людьми.
И, как к правде прелюдия,
Клич философов греческих,
Что сначала мы – люди,
А потом – человечество.

МОНОЛОГ ТРАМВАЯ

О, как это жестоко –
Зависимость от тока.
Рванешь в просторы улиц –
И вот они проснулись.
Еще со сна зевая,
В меня проспект вливает
Тела людей и души,
Как воздух в шар воздушный.
Вдруг – стоп! И нет движенья.
И провода в смятеньи
Дрожат от нетерпенья –
Когда их вновь насытит
Невидимый властитель…
О, как это жестоко –
Зависимость от тока…

МОНОЛОГ ДОРОГИ

Я – сама усталость.
Я устала от песен о себе.
От проклятий и восхвалений.
От шуршанья шин и скрипа сапог.
От того, что меня путают с асфальтом,
Который, меняя мой облик, не в силах изменить суть.
С тротуаром, который, чуть приподнявшись,
Уже мнит себя небосводом, снизошедшим до земли.
Я устала доказывать людям,
Этим странным существам,
Что важно идти не из села в город,
Не от бедности к богатству,
А от себя – фальшивого к себе – настоящему.
От самовлюбленности – к любви.
Настоящая я – невидимка.
Потому что от сердца к сердцу
Не доедешь на джипе.

* * *
А листьям не больно, когда на них наступают?
Вполне резонный, вполне осенний вопрос.
И я отвечаю ребенку честно: Не знаю.
Никто ведь еще не видел листьевых слез.
И вот желтеют на угольно-сером асфальте
Отжившие дети таких долговечных дерев…
И нет в них обиды, недоуменья, фальши –
Покорно попадали, землю собою согрев.
Их, трепетных, тонких, сгребают грубой метлою,
И жадное пламя терзает их нежную плоть.
Еще и еще подтверждают своей судьбою
Что мертвые тоже несут нам и свет, и тепло.
Ребенку – взрослеть. Листьям – падать. Земле – вращаться. Все как будто нормально, но в воздухе горклом не тает
Тот недетский вопрос, что не хочет никак задаваться:
А людям не больно, когда на них наступают?

ПАРОГРАММА

Пародийная эпиграмма на сборник стихов Чермена Дудаева «Ширазские розы»

…Завершаю ночную прогулку…

Я читаю стихи наизусть…

Чермен Дудаев

Завершаю ночную прогулку,
От дневных треволнений устав,
И мне кажется, из переулка
Мне навстречу выходит Коста.
Вот шаги его тихо растаяли.
Я читаю стихи наизусть.
А во мне расцветает Цветаева,
И терзает Есенина грусть.
Вроде мы не сидели за ланчем –
Но Гамзатов ко мне с приветом:
Здравствуй-здравствуй, Чермен Аланович!
Ты – джигит. Значит, будешь поэтом!
Я домой тороплюсь. Я устал.
Только Блок на дороге встал.
В этой гулкой ночной тишине
Ищет скифа, наверно, во мне.
Слава Богу – кажись, добрался.
Но у самых моих дверей
Северянин нарисовался
С неизменной ухмылкой своей.
Ну, а Лист и Россини откуда?
С Ацамазом меня перепутали?
Боже – Пушкин! Вот это чудо!
И Высоцкий, с гитарной удалью…
Низами, Навои – вы зачем?
Я совсем не восточный парень.
Если надо уж вместе с кем, –
Я желал бы с Шекспиром в паре.
…Вот Ахматова глянула ласково.
Сдвинул Бах глаза к переносице…
Вместе с классикой – лезут классики:
Видно, в строки мои они просятся.
И явилась мне мысль престранная
Перед тем, как нырнул в кровать:
Ими всеми я, может быть, стану,
Им Дудаевыми – не стать!