ДРАМА В ДВЕНАДЦАТИ ДЕЙСТВИЯХ
Действующие лица
Савлий – царь Скифии
Цилла– жена Савлия
Рея– дочь Савлия
Тимн – приемный сын Анахарсиса
Эвандр – главный военачальник, правая рука Савлия
Пифия
Гнур – один из убийц Анахарсиса
СТАТУЯ АНАХАРСИСА
Уари – сокол-сапсан
1-й посол Греции
2-й посол Греции
1-й стражник
2-й стражник
1-й воин
2-й воин
НАРОД СКИФИИ
Действие происходит в древней Скифии в VI веке до новой эры, в эпоху царствования Савлия, старшего брата Анахарсиса.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Площадь перед дворцом Савлия. У входа коротают ночь два Стражника, опираясь на копья.
1-й стражник (сладко зевая). Слава богам, долгая ночь близится к концу, скоро рассвет. Так хочется спать! Вытянуться в своей теплой постели и спать, спать, спать!
2-й стражник. Помрешь – наспишься вдоволь. Ты видишь луну?
1-й стражник. Где?
2-й стражник. Где, где… На небе, конечно!
1-й стражник. Я-то ее вижу, это она меня не видит.
2-й стражник. С чего ты взял?
1-й стражник. Взял, что?
2-й стражник. С чего ты взял, что она тебя не видит?
1-й стражник. А ты с чего взял, что она меня видит?
2-й стражник. Я не говорил, что она тебя видит.
1-й стражник. Тогда зачем ты вообще о луне говорил?
2-й стражник. А затем, что она нам знак подает. Если бы она нас не видела, то знаки бы нам не подавала.
1-й стражник. Похоже, от бессонницы ты совсем разум потерял. Ну, какие знаки тебе может подавать луна?
2-й стражник. А такие! Видишь, как она своими рогами на землю нацелилась?
1-й стражник. Где?
2-й стражник. Что, где?
1-й стражник. Где нацелилась?
2-й стражник. Да вон, гляди! Видишь, у луны как бы два pnc`?
1-й стражник. Ну, вижу, и что?
2-й стражник. Видишь, как они на нас с тобой нацелились?
1-й стражник. А с чего ты взял, что они на нас нацелились?
2-й стражник. Если бы не на нас, тогда бы мы их не видели, а раз мы их видим, значит, эти рога нацелены на нас.
1-й стражник. Тьфу, будь ты неладен со своей рогатой луной! Ну, и что ты хочешь сказать? Я тебя буду слушать, чтобы не уснуть.
2-й стражник. Если я что-то еще в приметах понимаю, то скоро ты вообще сон потеряешь.
1-й стражник (сладко потягиваясь). Ох, спать я люблю! Спать, и еще выпивать. Не знаю даже, что такого должно случиться, чтобы я разлюбил сон и выпивку?
2-й стражник. Вот как беды да несчастья на нас обрушатся, так ты имя свое позабудешь, не то что сон и выпивку.
1-й стражник. Не пугай, скифа ничем не запугаешь!
2-й стражник. Разве скиф не человек? Страх в крови даже у самого смелого и отважного человека. Так устроен мир. Страх неведом только богам.
1-й стражник. Постой, постой, с каких это пор ты стал пророком и философом? Что-то я раньше за тобой этой тяги не замечал. Уж не Анахарсис ли тебе мозги вправил?
2-й стражник. Анахарсис мертв, да пребудет он счастливым в Аиде. Я за луной слежу, а она говорит, что нас ждут большие беды. Луна рогами к земле – это недобрый знак.
1-й стражник. Тьфу, опять ты со своей луной! А я тебе скажу так: какое нас ждет будущее, знают только боги.
2-й стражник. Знает, но не станет с нами, смертными, делиться своими знаниями. Скифские боги скрытны и неразговорчивы. Свои тайны они хранят до последнего, до тех пор, пока тайное не становится явью.
1-й стражник. Клянусь могучим Ветром, вот здесь ты прав! Скорее рыбу в море разговоришь, чем какого-нибудь бога.
2-й стражник. Вот ты вспомнил об Анахарсисе, а многое ли мы знаем о его гибели? Тайна окутывает ее, как ночь окутывает эту землю.
1-й стражник. Что ты имеешь в виду?
2-й стражник. То, как Анахарсис погиб. Тебе что-нибудь об этом известно?
1-й стражник. Говорят, его сразила на охоте шальная стрела.
2-й стражник. Так говорят люди Савлия, а в народе идет слух, что у той шальной стрелы были точный хозяин и точная цель.
1-й стражник. И у какого же мерзавца поднялась рука, чтобы пустить стрелу в Анахарсиса?
2-й стражник. За точность не ручаюсь, но говорят о некоем Гнуре, он из царской охраны. Где-то этот вояка бахвалился, что его меткая стрела сразила самого Анахарсиса.
1-й стражник. Выходит, Анахарсиса убили намеренно. Вот только не пойму, зачем это было делать, кому он мешал?
2-й стражник. Кому мешал? Да тому же Савлию. Видно, старшему брату не понравилось, что младший его обставил. Говорят, будучи в Элладе, Анахарсис преуспел в самых разных науках, научился читать и писать. Не зря у эллинов он слыл большим мудрецам.
1-й стражник. А Савлий, наш царь, разве он не обучен всем этим премудростям?
2-й стражник. Кто его знает, я у него не был в учителях, но знающие люди говорят, что далеко не все цари умеют читать, а из умеющих не все любят читать.
1-й стражник. Анахарсиса не только в Элладе, но и у нас, в Скифии, успели полюбить. За ним толпами ходили, люди с открытыми ртами слушали его учение, у него даже последователи появились.
2-й стражник. Ну, в это я верю, полюбили так сильно, что убили. Задушить в смертельных объятьях – это по-нашему, по скифски.
1-й стражник. Кстати, тебе известно, когда будут похороны?
2-й стражник. Чьи?
1-й стражник. Ну, не мои же! Анахарсиса.
2-й стражник. Тогда, когда прикажет царь Савлий.
Наша жизнь -рождение, любовь, смерть, погребение – все в его руках. Говорят, к похоронам Анахарсиса сооружается большой курган.
1-й стражник. Не пропустить бы церемонию похорон.
2-й стражник. Даже захочешь, не пропустишь: вся Скифия будет на похоронах.
1-й стражник. Клянусь Ветром и Мечом, вот прекрасный повод для смерти! Умереть, чтобы лечь в одну могилу с таким именитым покойником – о чем еще можно мечтать?!
2-й стражник. Умереть можешь, только, кто тебя пустит в одну могилу с Анахарсисом? Тут желающих среди нашего брата найдется не один десяток, многие пожелают лежать в царской могиле. Вот только отберут самых достойных из достойнейших. Мы с тобой вряд ли окажемся в их числе. Только счастливцам удается умереть вовремя.
1-й стражник. Чтобы попасть в число избранных, попытаюсь еще до начала похорон помолиться и ублажить богов щедрыми дарами.
2-й стражник. Что ж, возможно, боги услышат твои молитвы и снизойдет до тебя. Никогда не знаешь, что у небожителей на уме.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Ночь. Опочивальня Савлия.
Савлий (проснувшись на своем ложе и испуганно вглядываясь в полумрак покоев). Как?! Это ты, Анахарсис?! Клянусь небесами, этого не может быть! Ты призрак или живая плоть? Нет, нет, не приближайся ко мне, стой там, где стоишь! Если я, царь могучей Скифии, кого-то и боюсь, так это ходячих мертвецов, вроде тебя. Разве не я вот этими руками пронзил кинжалом твое ничтожное сердце, а ты, выходит, все еще жив?! Жив и среди ночи смеешь тревожить царский сон!
Из соседних покоев появляется встревоженная Цилла.
Цилла. Ты один, муж мой? Странно, тогда с кем же ты ведешь ночную беседу?
Савлий. Один?! Как бы не так! Разве ты не видишь моего презренного брата Анахарсиса? Вон он, гляди (показывает куда-то в угол), смотрит на меня в упор и гнусно улыбается своим окровавленным ртом. И это не в первую ночь.
Цилла. (оглядываясь по сторонам). Но здесь никого нет.
Савлий. Значит, ты постарела, женщина, и уже ничего не видишь даже в шаге от себя.
Цилла. Клянусь богами, здесь никого, тебе показалось. Что до моей старости, муж мой, так мы, если не ошибаюсь, взрослели и старели вместе. Прошу тебя, успокойся и попытайся уснуть, эти дни у тебя будут очень трудными, и тебе надо набраться сил.
Савлий. Уснешь тут, как же, когда на тебя пялится мертвец и скалит свой кровавый рот!
Цилла. Видно, покойник, напоминает о себе, он ждет дня своего погребения. После того, как его предадут земле, он перестанет тебе сниться.
Савлий. А может, своим появлением он как бы шлет мне немой укор? Но если бы я еще был повинен в его смерти, а то ведь я вытащил акинак только после того, как увидел, что он умирает. Мне стало жаль брата, мне хотелось хоть как-то облегчить его страдания. Если я и добил его, умирающего, то только из чувства сострадания. А знаешь, какими были последние слова моего брата? «Если уж мне суждено умереть, то лучше умереть от руки брата». Он перед смертью словно оправдывал меня и призывал как можно быстрее окончить его мучения.
Цилла. Я верю тебе, муж мой, а чтобы призраки перестали тебя тревожить, мы зажжем поминальные огни и принесем ягненка в жертву богам. Нелишним также будет обратиться к пифии, пусть она предскажет, чего нам ждать от будущего.
Савлий. Не стоит слишком много знать о собственной судьбе, особенно, когда ты не в силах что-нибудь в ней изменить.
Цилла. И все же лучше знать, чем ничего не ведать о том, что тебе готовит завтрашний день.
Савлий. При жизни мой брат доставлял мне немало хлопот, но после смерти он и вовсе не дает мне покоя, его призрак шествует за мной, как тень. Если с живым Анахарсисом я кое-как сладил, то с мертвым совладать не в силах. Мертвые, увы, не повинуются даже царям.
Цилла. Твой брат ни много ни мало собирался сместить тебя с царского трона и возглавить Скифию, а для тебя это, выходит, простые хлопоты?
Савлий. Не ты первая, кто предостерегал меня от посягательств Анахарсиса на мой трон, но сейчас, когда с ним покончено, и он из разряда живых перешел в разряд мертвых, могу сказать, что никогда не замечал за младшим братом стремления к власти. Ведь это именно ему принадлежит наказ «избегай власти». Хорошо, если бы этому мудрому совету вняли как можно больше скифов, а то чуть ли не каждый из них норовит стать царем.
Цилла. Как понимать твои слова, муж мой? Уж не раскаиваешься ли ты в том, что случилось?
Савлий. Конечно, нет. Что случилось, то случилось по воле богов, однако тем же богам, может, не понравится, если мы станем понапрасну упрекать моего брата в грехах, которые за ним не водились.
Цилла. Послушать тебя, так твоего брата впору объявлять святым.
Савлий. Нет, этого я не говорил. Грех моего брата в другом. Долгое пребывание на чужбине, в Элладе, не пошло ему впрок, чужие боги и чужие нравы настолько вскружила ему голову, что он позабыл свою исконную родину. Он пренебрег нашими скифскими традициями и обычаями, а иноземных богов стал почитать больше, чем своих, отечественных. Могли ли скифские боги не обидеться на него за это?
Цилла. Возможно, ты прав, и твой брат не стремился открыто захватить власть, но своим учением и своими речами он успел приобрести в Скифии большой авторитет. Можешь не сомневаться, что нашлись бы люди, которые пожелали бы увидеть в нем нового царя. Ведь не секрет, что даже великого Савлия не все жалуют в Скифии.
Савлий. Не сомневаюсь, что так оно и есть. С того самого момента, как тебя провозгласили царем, вокруг тебя, точно ядовитые грибы, поднимают головы заклятые враги, которые с нетерпением и кровожадностью коршунов ждут твоего свержения, а то и лично стремятся затеять кровавый переворот. Такова судьба любой власти, я здесь не исключение.
Цилла. Волк в овечьей шкуре.
Савлий. Ты о ком это?
Цилла. Да все о твоем брате, о ком же еще? Не хотелось с утра огорчать тебя, муж мой, но, видимо, придется. Целомудрие и безгрешность твоего младшего брата только кажущиеся, уж мне ли этого не знать.
Савлий. Говори все, что ты знаешь, женщина, от меня все равно ничего не скроется.
Цилла. Тогда признаюсь тебе. Сразу по приезду из Эллады твой многомудрый брат не раз предпринимал недвусмысленные попытки обратить на себя мое женское внимание. Сейчас я решилась об этом рассказать только потому, что его уже нет в живых.
Савлий. Ты хочешь сказать, что мой брат Анахарсис домогался тебя, моей законной жены?! Нет и нет, никогда в это не поверю!
Цилла. Муж мой, он не только пытался склонить меня к преступной связи, но и…
Савлий. Как, что-то еще?!.. Выходит, карающая стрела очень кстати оборвала жизнь моего блудливого брата. Продолжай!
Цилла. Он предлагал подсыпать тебе яд в чашу с вином, а после твоей кончины, не медля, должен был утвердиться на царском троне и взять меня в жены.
Савлий. И ты, ты согласилась?!..
Цилла. Если бы согласилась, муж мой, то сейчас мы не вели бы с тобой эту беседу.
Савлий (В страшном гневе). Богопреступник, развратник, брато-убийца!.. (Вдруг опомнившись.) Слышишь, вот что: о нашем разговоре, о твоих подозрениях, о твоих обвинениях Анахарсиса – никому ни слова. Никто ничего не должен знать. Прежде всего, предадим тело моего мерзкого брата земле, а остальное потом. Все потом!
Цилла. Еще об одном хочу сказать тебе, муж мой.
Савлий. Что еще?
Цилла. Знай, что со смертью твоего брата угроза царскому трону отнюдь не исчезла.
Савлий. То-есть?
Цилла. (вкрадчиво). Есть еще Тимн, сын Анахарсиса.
Савлий. Но Тимн не родной, а приемный сын моего брата, к тому же он еще совсем юн!
Цилла. Разве юные с годами не становятся взрослыми мужами? А став взрослыми, разве не стремятся удовлетворить свое мужское тщеславие?
Савлий. Иными словами, ты считаешь, что со временем Тимн может стать…
Цилла. Ну, конечно! К тому же бог не дал нам сыновей, и наша
ненаглядная Рея едва ли когда-нибудь сможет возглавить Скифию, а вот Тимн, хоть он и не скифских кровей, вполне может с годами обернуться в царевича.
Савлий. Признаться, мне это никогда не приходило в голову. И что ты, женщина, предлагаешь?
Цилла. Что я предлагаю? Считаю, что нам надо, пока не поздно, избавиться от нежеланного отпрыска.
Савлий. Но как? Изгнать его из Скифии – так он, затаив обиду, может рано или поздно вернуться. Подстрелить его, как подстрелили его отца – так рука не поднимется… Тимн юн и безвинен.
Цилла. Могу только сказать, что в этом деле любые средства хороши, а промедление действует против нас.
Снаружи нарастают шум и гомон движущейся толпы, раздаются отдельные выкрики: «Слава Анахарсису!», «Проклятие убийцам Анахарсиса!», «Савлий, накажи убийц!»
Савлий. Что это за шум? (Поспешно встает с ложа, накидывает на себя халат и выглядывает наружу.) Какая-то разъяренная толпа, кажется, направляется сюда, ко дворцу. (Торопливо подпоясывается мечом.) Оружие никогда не помешает.
Цилла. Да помогут нам небеса!
Входит Эвандр.
Эвандр. Приветствую вас вместе с утренними богами, царь и царица Скифии! Сегодня ясный солнечный день, на небе ни единого облачка!
Савлий. Зато, похоже, тучи сгущаются в самом нашем царстве. Что это за толпа у стен моего дворца, Эвандр?
Эвандр. Царь, люди со всей Скифии собираются на предстоящие похороны Анахарсиса, все хотят своими глазами увидеть эту церемонию, а там, где толпа, там неизбежны волнения, беспорядки.
Савлий. Я слышал какие-то крики. Чего просит, чего хочет народ? Народ никогда не молчит, он все время чего-нибудь просит.
Эвандр. Мой царь, народ, как всегда, бездумен. Одни считают, что смерть Анахарсиса – несчастный случай на охоте, другие – что это преднамеренное убийство. Одни считают Анахарсиса скифом, другие отказывают ему в этом, называют его родиной Элладу. Особенно много говорят о предстоящих пышных похоронах, гадают, кому выпадет счастье быть захороненным в одной могиле с Анахарсисом.
Савлий. Будь в эти дни особенно осторожным и внимательным, люди возбуждены и плохо управляемы, в таком состоянии от них можно ждать чего угодно.
Эвандр. Царь, верные нам люди расставлены на всех перекрестках улиц, больших беспорядков мы не допустим.
Савлий. Смутьянов и подстрекателей жестоко наказывайте, особо ретивым рубите головы. А что с могилой?
Эвандр. Могила готовится, на месте захоронения вырастет большой курган, второго такого прежде не было.
Савлий. Это хорошо. Похороны должны быть очень пышными: хороним не кого-нибудь, а представителя царской фамилии, моего брата, великого человека, мудреца.
Эвандр. Все сделаем так, как ты прикажешь, царь. Хочу еще сказать, что к нам прибыли послы из Эллады, очень просят, чтобы ты их принял.
Савлий. Чего они хотят?
Эвандр. Этого я не знаю. Говорят, что свои просьбы готовы изложить только царю, и никому больше. И еще они привезли с собой какой-то ценный для тебя подарок, царь.
Савлий (после некоторого раздумья). Ценный подарок, говоришь? Никаких подарков я не принимаю, тем более от эллинов. Подарки никогда ни к чему хорошему не приводят. Что касается самих посланцев Эллады, то я приму их ближе к полудню. А до этого послам ни об охоте, ни об истории гибели Анахарсиса ни слова.
Эвандр. Так я и сделаю, царь. (Собирается уходить).
Савлий. Да, постой, Тимна, сына Анахарсиса, запри в какой-нибудь комнате и приставь к нему охрану, чтоб не сбежал. Но если с его головы упадет хотя бы волос, с твоих плеч упадет голова. Позже я скажу, что делать с Тимном.
Эвандр. Будет исполнено, царь. (Уходит.)
Цилла. Ты уже решил, как поступить с Тимном, муж мой?
Савлий. Пока не знаю, что тебе сказать, женщина, но, думаю, подходящее решение не заставит себя ждать.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Небольшая площадь у морского порта в Скифии. Двое скифских воинов с трудом тащат продолговатый ящик, сколоченный из тесаных дубовых досок.
1-й воин (тяжело вздыхая). Ох-х, опусти, опусти поскорее этот проклятый ящик, не то у меня душа из груди выскочит. Ну, и тяжесть!.. Интересно, что это мы за груз такой тащим, уж не камни ли? (Не без труда опускают ящик на землю.)
2-й воин. Говорят, заморские эллины какой-то подарок нашему Савлию прислали из самих Афин.
1-й воин. Не знаю, дорогой подарок или нет, но уж точно – тяжелый. Тяжелее некуда.
2-й воин. Может, ты и прав, и в ящике действительно камни…
1-й воин (вдруг догадавшись). Точно, камни! Только драгоценные. Какие еще камни можно преподнести в подарок славному скифскому царю?
2-й воин. Если бы драгоценные, нам бы тащить такой груз не доверили, нашлись бы люди понадежнее нас.
1-й воин. А мы с тобой, выходит, ненадежные, так, что ли?
2-й воин. Клянусь богами, человека честнее меня на всем белом свете не сыскать! Мне можно любые сокровища доверить.
1-й воин. Ну, и что?
2-й воин. Что, ну, и что?
1-й воин. А то! Может, из-за этой честности тебе когда-нибудь преподнесли почетную чашу с ронгом? Может, это твоя честность помогла тебе разбогатеть?
2-й воин. Как бы не так! Я постоянно рыщу, как полевая мышь, в поисках пропитания для себя и для своей семьи. Одна надежда только на войну. Скифа что по-настоящему кормит? Войны да набеги. Только войны что-то давно не было, устал я ее ждать.
1-й воин. Тут ты прав, долгий мир скифу противопоказан: без войны даже могучий юноша с годами захиреет и обернется в дряхлого старика. Вот я и думаю, как бы нам с тобой, дожидаясь вожделенной войны, не оказаться в положении этих дряхлых, немощных стариков.
2-й воин. А что ты предлагаешь? Может, чтобы навечно остаться молодыми, нам с тобой прямо сейчас объявить войну Персии или той же Элладе? (Заразительно смеется.)
1-й воин. Хорошая мысль, только бы о ней не позабыть в нашей суетной жизни. Но прежде я предлагаю объявить войну вот этому тяжелому, мерзкому, вконец доконавшему нас ящику, будь он трижды проклят!
2-й воин. Да будь моя воля, я бы давно отправил его к владыке морей, к Посейдону, в подарок!
1-й воин. Утопить успеем, но прежде полюбопытствуем, что в этом ящике.
2-й воин. Ты что, предлагаешь его того… вспороть? (Тревожно оглядывается по сторонам.)
1-й воин. А почему бы и нет! Раз мы этот ящик тащим, надрываемся, значит, сам бог велел нам знать, что в этом ящике лежит.
2-й воин. Согласен.
1-й воин. А раз согласен, немедля вскрывай ящик!
2-й воин. Я?!
1-й воин. Я или ты, какая разница! Я вижу, у тебя меч помощнее моего. Мы не станем вскрывать ящик полностью, просто приподнимем крайнюю доску и одним глазком заглянем внутрь.
2-й воин (с трудом переборов сомнения). Ладно, так и быть. (Вытаскивает меч.) Ты держи ящик покрепче и следи, чтобы нас никто не заметил. Запомни, если Эвандр застанет нас за этим занятием, нам не сносить головы.
1-й воин. Не робей, наш брат скиф может быть жестоким, сума-сбродным, но робким – никогда!
С большими усилиями приподнимают одну из досок ящика.
2-й воин. Вот так хорошо, теперь можно и заглянуть… (Припадает глазами к образовавшейся щели, долго смотрит.)
1-й воин (нетерпеливо). Ну, что там?
2-й воин. Ничего, темно, как в Аиде.
1-й воин. Дай мне.
2-й воин. На, смотри, может твои глаза в темноте видят лучше, чем мои.
1-й воин. Клянусь самим богом Тьмы, в полном мраке мне ничего не стоит разглядеть черную-пречерную кошку, при этом она меня даже не заметит. (Припадает к щели).
2-й воин (недоверчиво). Ну-ну…
1-й воин. Ты говорил, что в этом проклятом ящике темнее, чем в Аиде… Да в Аиде во сто крат светлее, вот что я тебе скажу…
2-й воин. Ну-ка, позволь мне, я попробую руками… (Запускает руку в щель ящика, но почти сразу же испуганно ее одергивает).
1-й воин. Ну, вот, ты опять сробел…
2-й воин. Сробеешь тут, если там что-то холодное и гладкое…
1-й воин. А ну, я… (Засовывает руку в щель ящика, но, как и 1-й Воин, тут же ее одергивает, словно его кто-то ужалил). А ведь там и впрямь что-то очень холодное, гладкое и противное…
2-й воин (с неподдельным страхом). О, ужас, может, там змея?.. Да еще ядовитая… Точно змея!.. А теперь прикинь, кому ее яд предназначается… Конечно, не нам с тобой… Давай, пока не поздно, быстро заколачивать ящик обратно! (Принимаются заколачивать доску).
Внезапно появившийся Эвандр замечает воинов и неспешным шагом направляется к ним.
1-й воин (2-му воину, вполголоса). Не знаю, водится b этом ящике змея или нет, но зато я знаю, что к нам приближается двуногая змея, и уж она точно ядовитая.
2-й воин (1-му воину, вполголоса). Кто-то уверял, что разглядит в полной тьме черную кошку, а сам при свете дня под носом своего начальства не заметил.
Эвандр (приблизившись, с подозрительностью). Что здесь происходит? Чем это вы, отважные рыцари копья и меча, заняты?
1-й и 2-й воины (перебивая друг друга). Мы несем во дворец к царю Савлию ящик с греческими дарами… Только ящик оказался очень тяжелым… Он у нас упал на землю и слегка повредился… вот мы его и заколачиваем.
Эвандр. Ах, вот как… слегка повредился… заколачиваете… Когда дотащите ящик до царских покоев, немедленно отправляйтесь к пристани, там у пирса стоит одна из наших весельных галер, поднимитесь на борт и доложите кэпу, так, мол, и так, Эвандр наказал нас галерными работами сроком на один год.
1-й и 2-й воины. Но, благородный Эвандр, мы с малолетства на службе у царя Савлия… Нам кажется, что в этом ящике… Одним словом, нашему царю грозит опасность…
Эвандр. На два года!..
1-й и 2-й воины. Мы… Мы повинуемся, Эвандр.
(Поднимают ящик и, тяжело ступая, уносят его).
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Утро. Площадь перед царским дворцом. Мимо с отрешенным видом проходит Тимн, одетый в черные траурные одежды. Навстречу из-за угла выходит Рея.
Молодой человек не замечает девушку и собирается пройти мимо, но Рея окликает его.
Рея (с доброй улыбкой). Тимн, брат мой, да помогут тебе боги! Ты идешь и, похоже, ничего не замечаешь, будто слепой котенок. А ведь сегодня такой чудесный солнечный день!
Тимн. Здравствуй, Рея, сестра любимая, прости, что не заметил тебя, хотя ты так прекрасна, что скорее можно не заметить само солнце.
Рея. Спасибо за добрые слова, Тимн, в твоем состоянии не мудрено не замечать солнце: ты потерял любимого человека, своего духовного наставника, но и моя потеря не меньше, я лишилась дорогого дяди, брата отца.
Тимн. Мне остается только посочувствовать тебе, прекрасная
Рея.
Рея. А я сочувствую тебе, милый Тимн.
Тимн. Видно, боги на небесах задумали прибрать Анахарсиса к себе. Им его мудрость тоже не будет помехой. Зато теперь мне надо научиться жить заново, без советов и наставлений своего учителя. Не знаю, смогу ли? Я всем обязан ему, он взял меня к себе, когда мне было всего четыре года, с тех пор я всегда с ним. Он стал для меня самым близким человеком, даже ближе, чем бывает родной отец. Я видел в нем и опекуна, и защитника, и верного друга.
Рея. У Анахарсиса не было своей семьи?
Тимн. Нет, он остался холост. Когда однажды его спросили, почему он не обзаводится детьми, он ответил, что как раз потому, что очень любит детей. Я заменил Анахарсису сына, а он мне отца. Мы друг без друга не могли жить.
Рея. Бедный Тимн, наверно, это очень тяжело – терять столь близкого тебе человека?
Тимн. Очень тяжело, добрая Рея, нет ничего тяжелее.
Рея. Анахарсис и для меня очень близкая родня, ведь он мой дядя, хотя до недавнего времени я его не знала, ведь долгое время он был в отъезде, в Элладе. Говорят, когда я родилась, он оттуда, из далекой Эллады, дал мне имя Рея, в честь известной греческой богини, правда, назвал он меня этим именем против воли моего отца, который не преемлет ничего греческого. Ну, а после того, как, Анахарсис вернулся, я очень привязалась к нему и полюбила его всей душой. Дядя всегда был очень добр ко мне. Он даже пытался учить меня греческому. Калимэра – доброе утро, корили – девочка, аврио – завтра. (Картаво произносит эти слова по гречески, смеется). Я плохо говорю, да? Эти слова я узнала от Анахарсиса. Правда, отец не знал об этих уроках, а если бы узнал, то очень бы разгневался и наказал меня. Отец у меня суровых нравов, к тому же он очень любит свою родину, Скифию, и не признает никакие другие страны.
Тимн. Особенно Элладу?
Рея. Верно. Не знаю, почему, но как раз к Элладе он питает особую неприязнь, говорит, что тамошние люди очень ленивы и изнежены, а жизнь свою проводят в пустопорожних беседах и пьяных пирушках. Я слышала не раз, как спорили меж собой по этому поводу Анахарсис и мой отец. А ты, Тимн, любишь свою родину?
Тимн. Как можно не любить Элладу, которая несет миру свет добра и разума? Афины – колыбель человечества, это родина великих поэтов, Гомера, Гесиода, Анакреонта.
Вас, многозвучные Музы, дающие песнями славу,
Я призываю, – воспойте родителя вашего Зевса!
Слава ль кого посетит, неизвестность ли, честь иль бесчестье,
Все происходит по воле великого Зевса-владыки.
Силу бессильному дать и в ничтожество сильного ввергнуть,
Счастье отнять у счастливца, безвестного вдруг возвеличить,
Выпрямить сгорбленный стан или спину надменному сгорбить –
Очень легко премудрому Зевсу, живущему в вышних.
Рея. Замечательно! Это твои стихи?
Тимн. Нет, конечно, я так писать не умею. Это стихи великого Гесиода из поэмы «Труды и дни». Если бы ты знала, до чего красиво на моей родине, в Олимпии! Какие там чувственные ночи, какие благостные рассветы! Там впервые зародились состязания художников и атлетов. А еще в Элладе множество великолепных храмов, посвященных самым разным богам – Гере, Деметре, Аполлону, Посейдону. Ты слышала когда-нибудь о храме Артемиды в Эфесе?
Рея. Нет, конечно, мне никто об этом не рассказывал. А кто она, эта Артемида?
Тимн. Это богиня плодородия, дочь Зевса. Храм в ее честь в Эфесе – это одно из чудес света, его окружают со всех сторон сто двадцать семь высоких белых мраморных колонн, подаренных ста двадцатью семью царями. Храм украшают многочисленные статуи, барельефы. Он стоит на возвышении, к нему ведут триста восемьдесят ступеней. Если бы ты увидела его, то решила бы, что земля и небо поменялись местами и именно сюда, с небес на землю, переместилось царство бессмертных богов. Уверен, что если бы твой отец побывал в Элладе, он изменил бы свое отношение к ней.
Рея. То же самое ему пытался внушить Анахарсис, но мой отец говорит, что если когда и появится в Афинах, то только с мечом в руках. Признаться, мне и самой хотелось бы взглянуть на Афины хотя бы одним глазком!
Тимн. Правда? Вот здорово! А почему бы и впрямь не осуществить твою мечту? Приглашаю тебя к нам в солнечную Элладу. Думаю, после церемонии похорон Анахарсиса я вернусь в Элладу, ведь здесь меня уже никто и ничего не держит. А если ты, дорогая Рея, составишь мне компанию, я буду только счастлив.
Рея. Уехать в Элладу?! Но кто меня туда пустит? Отец скорее убьет меня, а заодно и тебя!
Тимн. Разве не могут путешествовать вместе брат и сестра?
Рея. Милый Тимн, посмотрим правде в глаза – ведь мы не кровные брат и сестра. Что скажут люди, когда узнают о нашем отъезде?
Тимн (с печалью в голосе). Что верно, то верно: люди нас осудят, и в первую очередь, твои родители. Ну, тогда…
Рея. Что тогда?
Тимн. Тогда…
Рея. Тогда?!..
Тимн. Тогда я хочу сказать тебе, что с самого первого момента, как увидел тебя, я потерял всякий покой. Я ничего не вижу, не слышу, не соображаю. Я сам не свой, все мои мысли только о тебе.
Рея. Что ты такое говоришь, Тимн?!
Тимн. То, что хотел сказать тебе давно, но все не решался. Ты стала моей жизнью, а сейчас, после гибели отца, и единственной радостью. Ты для меня и солнце, и воздух, и само дыхание.
Рея. Это правда?! Это на самом деле так?! Как это приятно слышать, мне еще никто никогда не говорил таких слов. Я тоже все время думаю о тебе, милый Тимн.
Тимн. Сагапо!
Рея. Что ты сказал? Анахарсис не учил меня этому слову.
Тимн. Сагапо! Я люблю тебя! Уедем отсюда, сбежим в Элладу!..
Рея. Молчи, кажется, сюда идут!
Появляются Эвандр и двое стражников.
Эвандр. Тимн, царь Савлий велел мне присматривать за тобой. После трагического случая с Анахарсисом ты во власти большой скорби, и он опасается за твою жизнь. Царь наказал мне: «Ни один волосок не должен упасть с головы Тимна». Мы проводим тебя в безопасное место, следуй за нами.
Тимн в сопровождении Эвандра и двоих стражников уходит. Рея в полной растерянности остается одна.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Морская гавань в Скифии. Вдали виднеются несколько галер под скифскими знаменами, там же стоит греческий парусник. Появляются 1-й и 2-й Воины.
2-й воин (сокрушаясь). Бог мой, целых два года на галерах!.. Ты только пораскинь мозгами: усаживать нас, бесстрашных скифских воинов, готовых умереть за царя Савлия и Скифию за весла, точно мы пленные рабы…
1-й воин. А кто тебя усаживает за весла?
2-й воин (удивленно). Ты что, не слышал, что приказал Эвандр?
1-й воин. Слышать слышал, только где ты видел, чтобы скиф добровольно на своих двоих пошел в рабство? Да я скорее меч себе в сердце вонжу, чем сяду за весла вместе с рабами!
2-й воин. Я думаю так же, как ты, только что же нам делать, ослушаться приказа Эвандера? Как бы нам с тобой не попасть на корм голодным прожорливым львам.
1-й воин. Если хочешь знать, я этого меньше твоего хочу, а потому предлагаю сделать так: прямо здесь, на берегу, побросаем кое-как одежду и оружие, убедим Эвандера и его людей в том, что мы в полном отчаянии решили утопиться в море.
2-й воин. Думаешь, поверят?
1-й воин. А что им еще останется делать? Они станут искать нас повсюду, а нас нигде нет.
2-й воин. А мы где будем?
1-й воин. А мы воспользуемся тем, что в гавани стоит греческое судно, парусник. Незаметно проберемся на чужеземный корабль и спрячемся в трюме. Объявимся только после того, как корабль выйдет в открытое море.
2-й воин. Ты хвастал, что можешь разглядеть в полной тьме черную кошку. Не знаю, как у тебя со зрением, но то, что у тебя смекалистая голова, это точно. Я раздеваюсь…
Оба бросают оружие и начинают поспешно раздеваться.
ДЕСТВИЕ ШЕСТОЕ
Зал во дворце Савлия. Савлий важно восседает на пышном царском троне.
На левой руке у него защитная кожаная перчатка, на которой пристроилась большая пестрая птица с хищно изогнутым клювом – боевой сокол Уари. По обе стороны от Савлия – вооруженные
стражники с копьями. В зал входит Эвандр и отвешивает царю низкий поклон.
Эвандр. Мой царь, прибыли послы Эллады.
Савлий встречает это известие молчанием, продолжая недвижно восседать в кресле. Сокол, повертев головой по сторонам, издает клокочущий звук.
Эвандр (с робостью в голосе). Мой царь, послы Эллады…
Савлий долго вглядывается куда-то вдаль, наконец, стряхивает с себя оцепенение.
Савлий. Послы Эллады?! Обманщики, лицемеры, да изничтожит их гнев скифских богов, а заодно с ними всю Элладу! С какой сове-стью они пожаловали к нам, в Скифию, на родину моего брата, в чьей смерти они повинны больше, чем кто бы то ни был?!
Эвандр. Мой царь, раз так, то стоит ли вступать с двуличными посланцами в переговоры, просто отрубим им головы, а быстроходный парусник, на котором они прибыли, обратим в ценную добычу?
Савлий. Эвандр, ты прав, утверждая, что наши гости не заслуживают ничего, кроме смерти, но мне не хотелось бы давать повод хваленой раскормленной Элладе упрекнуть нас, скифов, в негостеприимстве или, того хуже, в трусости, мол, эти неотесанные дикари не нашли ничего лучшего, как наброситься на мирных, безоружных людей. Да, в открытом бою с врагами мы, скифы, кровожадны, жестоки, беспощадны, но мы всегда чтили гостей и никогда не были трусами! Зови своих послов, узнаем, с чем к нам пожаловали посланцы спесивой Эллады.
Эвандр уходит и вскоре возвращается с послами Эллады. Послы с черными траурными повязками на рукавах. Они останавливаются на почтительном расстоянии от Савлия и низко кланяются ему.
1-й посол. Приветствуем тебя, царь Скифии, всемогущий Савлий! Правители и народ Эллады в нашем лице желают тебе благоденствия и процветания на долгие годы.
Савлий. Я тоже желаю Элладе, славному и достойному соседу Скифии, мира и благополучия.
1-й посол. Позволь, царь, выразить тебе глубочайшие соболезнования, связанные с трагической гибелью твоего младшего брата Анахарсиса, да пребудет его душа в добром покое. Как только в Элладе прослышали об этой скорбной вести, так сразу же снарядили нас в путь. Наш парусник плыл день, ночь и еще полдня, прежде чем мы бросили якорь в Пантикапее.
Савлий. Принимаю ваши соболезнования с чувством благодарности. Мой брат Анахарсис стал жертвой несчастного случая на охоте: случайная стрела сразила его наповал. Он умер у меня на руках, я сам закрыл ему глаза. Последними его словами были: «Никого не вините в моей смерти, я сам во всем виноват», и еще он добавил: «Если уж мне суждено умереть, то лучше на руках у брата».
1-й посол. О, благороднейший Анахарсис, ты и перед смертью не изменил своим высоким принципам. На моей родине его очень чтили, его причисляли к семи мудрецам света. За те тридцать с лишним лет, что Анахарсис провел в Элладе, он многому научился у нас и многому научил нас, эллинов. Это ему принадлежит изобретение гончарного круга, а также морского якоря. Эллада воистину стала для него второй родиной. В одном из наших городов есть храм, возведенный в его честь, на котором…
Савлий (перебивая, с раздражением). Да, я знаю, на нем начертано изречение моего брата: «Обуздывай язык, чрево и похоть». Мы, скифы, не возводим богам храмы. Каждое скифское жилище и есть храм, где скиф молится и приносит жертвы богам. Вы говорите, что Эллада стала для Анахарсиса второй родиной… Первой, первой! Эллада заменила моему брату Скифию, Скифию, которая породила его на этот свет – вот в чем кроется корень всех зол! (При этих словах послы недоуменно переглядываются.) Да, да, мы в Скифии стали ревновать его к вашей земле, к вашим обычаям, к вашим богам. Даже свою единственную племянницу Анахарсис назвал именем вашей богини Реи. Кто знает, может, его случайная смерть не так уж и случайна, а его смерть не что иное, как проявление гнева наших богов, кара, которую они ниспослали на голову моего бедного брата.
1-й посол. Позволь сказать, царь, Анахарсис всегда чтил Элладу, но он никогда, ни при каких обстоятельствах не забывал, что он скиф и что его родина Скифия.
Савлий. А разве не моему брату принадлежат слова о том, что он скиф только по происхождению, а не по образу мыслей и жизни?
1-й посол. Однако ему же, царь, принадлежат слова о том, что надо чтить свое отечество и домашний очаг.
Савлий. Все эти философские премудрости – не более чем словесная шелуха! Слова – оружие женщины, оружие же настоящего мужа, скифа – это меч. Я спрашиваю вас, послы Эллады, кто и когда завоевал словом страны и земли? Никто, никогда! Только мечу покоряются города и народы.
Послы снова переглядываются. В диалоге наступает напряженная пауза.
1-й посол. Позвольте довести до вас, царь, убедительную просьбу народа Эллады передать нам тело Анахарсиса для погребения ecn на нашей земле. Высший Совет принял решение соорудить в центре Афин специальный храм в память об Анахарсисе. Мы в Элладе будем всегда свято и бережно хранить память о вашем брате.
Савлий (возмущенно поднимаясь со своего места). Да как вы смели обратиться ко мне с подобной просьбой?! Если вы, посланцы Эллады, имели намерение оскорбить меня, царя Скифии, брата покойного, то нашли для этого самый верный способ!
Оба посла (в один голос). Нет, нет, царь, ни в коем случае, у нас и в мыслях не было обидеть тебя, прости, если мы невольно затронули твои сокровенные братские чувства!
Савлий. Затеяв разговор о покойнике, коим является мой брат Анахарсис, вы сами рискуете попасть в разряд покойников, и только моя царская милость спасает вас от заслуженного наказания.
Оба посла. Спасибо, царь, премного тебе благодарны за проявленные снисхождение и милость!
Савлий. Мой брат вправе был при жизни выбирать себе родину, и если он выбрал Элладу и пренебрег Скифией – это, в конце концов, его дело, его выбор, но мертвый Анахарсис – он наш, и ничей больше! Скифы чтят, ценят своих покойников, возможно, даже больше, чем ценили их при жизни. Анахарсис будет захоронен со всеми почестями, какие пристали брату царя и выдающемуся скифскому мудрецу. Вместе с ним будут захоронены двадцать слуг, сорок лошадей, оружие, утварь, все, необходимое покойнику для жизни в потустороннем мире.
1-й посол. Нам остается, уважаемый царь, только выразить сожаление, что мы не можем на земле Эллады воздать должные почести покойному Анахарсису. В память о вашем великом мудреце народ Эллады желает преподнести вам в подарок…
Савлий. Никаких подарков ни мне, ни моим подчиненным! На подарки я наложил запрет. Они никогда не приводят к добру.
1-й посол. Воля ваша, царь. Позвольте коснуться еще одной деликатной темы. У Анахарсиса, как известно, не было потомства, когда его спрашивали, почему он не заводит детей, он отвечал, именно потому, что слишком любит детей и не хочет, чтобы, появившись на свет, они терпели страдания и муки. Однако, как известно, у вашего брата был приемный сын Тимн, которого он вывез вместе с собой сюда, в Скифию. Тимн – уроженец Эллады, он еще достаточно юн, можем ли мы, царь, рассчитывать, что он вернется вместе с нами на свою родину, где он мог бы жить и продолжать свое образование?
Савлий. Да, мне известно, что мой брат питал нежные, отцовские чувства к своему приемному сыну, уроженцу Эллады. Сейчас, когда Анахарсиса не стало, Тимн осиротел, он не находит себе места, он переживает, страдает, его по-человечески жаль.
1-й посол. Уверяем вас, царь, Эллада станет для Тимна родным домом, там он найдет всеобщее уважение, ласку и любовь.
Савлий (после продолжительного раздумья). Я вынужден отказать вам и в этой просьбе, послы Эллады. Анахарсис и Тимн питали друг к другу самые нежные чувства, они и дня не могли прожить друг без друга. Это была поистине лебединая преданность. Теперь, когда одного из них не стало, другой на свете не жилец. Мне тяжело принимать это решение, но мой рассудок скифа, брата, царя подсказывает мне, что выход здесь только один: бездумная, бесстрастная смерть не может служить причиной разлуки двух любящих сердец. Уверен, что мое решение поддержал бы и сам Анахарсис: ведь ему будет приятно, если его любящий сын навсегда останется с ним.
1-й посол (с волнением в голосе). Если я вас верно понял, царь, то…
Савлий. Да, верно! Тимну будет оказана великая честь: он будет умерщвлен и захоронен вместе со своим любимым отцом. Повторю еще раз. Я вижу высшую справедливость в том, чтобы любящие отец и сын не расставались друг с другом и после смерти. К тому же это согласуется с нашими скифскими обычаями.
Слова Савлия приводят послов в шоковое состояние.
Послы (в один голос). Как, разве такое возможно?! Насильно умертвить юное создание, которое только начинает жить? Прости нас за дерзость, царь, но просим тебя отказаться от этого жестокого деяния. Умоляем, отдайте Тимна нам!
Савлий. Отдать его вам, оторвав сына от отца и навсегда их разлучив?! Как раз в этом я вижу высшую жестокость. Нет, Тимн будет захоронен с отцом, такова воля моя и народа Скифии. (Встает с места, давая понять об окончании встречи.) Если послы Эллады пожелают, то они могут присутствовать на церемонии погребения Анахарсиса. Она состоится через два дня.
Эвандр подходит к послам, они откланиваются и в сопровождении Эвандра покидают зал. Савлий провожает их уход, стоя на возвышении. На руке у него по-прежнему грозно восседает сокол Уари.
Появляются Цилла и Рея.
Цилла. Мы с Реей стояли в соседнем зале у приоткрытой двери и все слышали, муж мой. Ты проявил себя настоящим царем, и мы гордились тобой. Ты был умен и ловок, когда рассказывал о несчастном случае с Анахарсисом. Стоило тебе самую малость изменить смысл слов умирающего и вместо слов «если уж мне суждено умереть, так лучше умереть от руки брата», сказать: «если уж мне суждено умереть, так лучше умереть на руках у брата», как вся картина несчастного случая предстала совсем в ином свете! Это было замечательно! И о Тимне ты побеспокоился лучше некуда.
Савлий. И все же жаль юношу.
Цилла. Тебе жаль сына воссоединить с отцом, а отца с сыном?! К тому же жалости не должно быть места в царском сердце.
Рея. Не надо стыдиться жалости, жалость присуща даже богам.
Цилла. (к дочери). Тебе, дочь, не пристало в твоем возрасте указывать родителям, чего надо стыдиться, а чего нет.
Рея. Но Тимн славный юноша, он не заслуживает смерти. Еще вчера мы говорили с ним, я рассказывала ему о Скифии, о наших обычаях, а он мне говорил об Элладе, приглашал меня посетить его родину.
Савлий. Когда мы хотим захоронить любимого сына с любимым отцом, то действуем как раз по нашим скифским обычаям.
Рея. Отец, разве может быть хорошим обычай, по которому убивают человека, пусть даже из чувства большой любви?
Цилла. (к дочери). Сокровище мое, ты еще мала, чтобы задаваться такими вопросами.
Рея (падая на колени). Отец, прошу тебя, оставь Тимна в живых, Афродитой Уранией тебя заклинаю, даруй ему жизнь! Разве не довольно смерти Анахарсиса, зачем одной смертью порождать новую смерть?
Савлий. Дочь моя, я уже дал указание, и Тимн будет захоронен вместе с отцом. Поздно, я не могу отменить свой приказ. А ты, моя радость, прекрасная царевна, можешь попросить у меня что-нибудь другое, я выполню любую твою просьбу.
Рея поднимается с колен и с рыданиями убегает.
Цилла. (с улыбкой, глядя вслед дочери). Рея еще ребенок, а слезы ребенка высыхают быстрее, чем росинки на солнце. Кстати, мое материнское сердце подсказывает мне, что наша малышка неравнодушна к Тимну.
Савлий (встревоженно). Неравнодушна к Тимну?! С чего ты взяла? Ты никогда мне об этом не говорила.
Цилла. Я заметила это с первого же дня приезда Анахарсиса. Тимн и Рея быстро подружились. Думаю, нашу малышку особенно увлекло, что ее невесть откуда взявшийся братец родом из далекой загадочной страны, из Эллады, из солнечных Афин.
Савлий. Сгинуть бы им с лица земли, этим солнечным Афинам, этот отвратный город как раз и сгубил моего брата, беднягу Анахарсиса. Выходит, теперь Афины манят к себе нашу маленькую принцессу?
Цилла. Все-таки, думаю, не столько Афины, сколько Тимн. Она увлечена им, как ребенок, увлеченный новой игрушкой.
Савлий. Но Тимн, плохой или хороший, приходится нашей Рее братом.
Цилла. Если Тимн и приходится ей братом, то, слава богам, этот брат не родных кровей. Муж мой, а хорошо ты придумал с этим новоявленным родственником – взять да и закопать его вместе с любящим отцом! Теперь остается самая малость – сделать все, как мы задумали. Думаю, у пифии мы узнаем, удастся нам или нет осуществить наш план.
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ
Покои Савлия. Входят Цилла и Пифия со связкой ивовых прутьев.
Цилла. Как я и обещала, муж мой, я привела пифию. Эта женщина – лучшая в Скифии прорицательница. Она предсказывает человеку судьбу с помощью ивовых прутьев.
Пифия учтиво кланяется Савлию.
Савлий. Моя судьба в моих собственных руках, и ни в чьих больше. К тому же, ты знаешь, я не верю в предсказания.
Цилла. Разве не интересно, муж мой, знать, что нам готовит завтрашний день? Это знание позволит нам встретить его во всеоружии.
Савлий. «Предусматривай будущее», кажется, таково одно из изречений моего брата-мудреца, которыми он любил щеголять в общении с простолюдинами.
Цилла. Так почему бы нам не последовать столь дельному совету твоего брата и моего деверя? Человека нет, так мы хотя бы его мудростью воспользуемся. Уж чего-чего, а ума твоему брату было не занимать.
Савлий. Ум его и сгубил. Излишний ум! Сократ, Пифагор, Фалес, Анахарсис… куда там, светила, высшие на свете мудрецы! А теперь спроси, где эта мудрость, что с нею сталось? Совсем скоро эта мудрость станет лакомой пищей для прожорливых червей.
Цилла. И все же, так хочется знать, муж мой, какие сюрпризы готовит нам переменчивая судьба!
Савлий. Ну что ж, раз так, пусть эта женщина гадает. К тому же у меня с твоей пифией есть кое-что общее: она предсказывает судьбы людей, а я людскими судьбами повелеваю. Это то, что нас роднит, но одновременно и то, что нас разъединяет: она предсказывает, а я повелеваю.
Пифия. Смею ли я, простая смертная, хоть в чем-то походить на великого царя Скифии…
Пифия еще раз низко кланяется Савлию. Раскрыв чехол, она извлекает оттуда ивовые прутья разной длины и, тщательно перемешав прутья в руках, бросает их под ноги, после чего внимательно вглядывается в расположение прутьев.
Эту манипуляцию с прутьями она проделывает еще дважды. Савлий и Цилла молча наблюдают за действиями пифии.
Цилла. Ну, что, вещунья, говорят твои прутья?
Пифия (к Савлию). Смею ли я говорить все, как есть, царь мой?
Савлий. Мы как раз этого и ждем от тебя. Если я почувствую, что ты говоришь правду, я тебя щедро вознагражу, если же нет – тебя ждет мой праведный гнев.
Цилла. Скажи нам без утайки, что ты видишь?
Пифия (задумчиво перебирая лежащие на земле прутья, после паузы). Я вижу беду. Большая беда ожидает царский дом.
Савлий (гневно). Что ты такое плетешь, колдовка?!
Пифия. Мой царь, вы сами велели говорить мне правду. Я ничего не выдумываю, я лишь словами передаю то, что открывается моему взору.
Цилла. Пусть говорит, выслушаем пифию до конца. О какой беде ты говоришь?
Пифия. Большая беда, которая грядет. И придет она очень-очень скоро. Я вижу смерть, не одну смерть, три смерти готовы обрушиться на царский дом.
Савлий. Три смерти?! Что за вздор! Кто осмелится посягнуть на жизнь трех представителей царского двора?!
Пифия (продолжая перебирать прутья). Мне видятся три смерти… они приближаются… мрак… темные силы накрывают царский дом… но вот, благодарение богу, в последний момент в дело вступают силы добра… двух смертей удается избежать… но одна смерть… она остается… ее не избежать… эта смерть предназначается…
Савлий. Кому?! Говори!
Пифия. Тебе, царь.
Цилла. Смерть?! Царю угрожает смерть?! Нет, нет, этого не может быть! Ты просто ошиблась, глупая женщина, твои прутья обманывают, ты лжешь!
Савлий. Как ты посмела сказать такое!.. Кто осмелится поднять руку на самого Савлия, царя Скифии? Ты можешь назвать имя моего убийцы?
Пифия. Имя пока скрыто от меня, но я сделаю все, чтобы его узнать… (Вновь принимается перекладывать прутья, закрывает глаза, что-то бормочет про себя.) Мой царь, небесные силы открыли мне имя твоего убийцы.
Савлий. Кто мой враг, говори! Клянусь, кто бы он ни был, ему не дожить и до вечера.
Пифия. Твои угрозы, царь, этому человеку не страшны. Над ним не властны никакие земные силы, он теперь обитает на небесах.
Савлий. Не властны земные силы?!.. Обитает на небесах?!.. Он кто, этот убийца, один из богов или все они вместе?
Пифия. Нет, царь, это не бог, это Анахарсис… Мой царь, тебя ждет смерть от рук Анахарсиса, твоего родного брата.
Савлий (какое-то время пребывает в шоке от услышанного, наконец приходит в себя и его охватывает приступ неудержимого смеха). Анахарсис!.. Ха-ха-ха!.. Анахарсис!.. Довольно, лживая колдовка! Я больше не желаю тебя слушать. Да как мой брат сподобится меня убить, если он сам давно убит и его ждет – не дождется могила на необъятных просторах скифских степей! Я обещал тебе награду за правдивое гадание, но все что ты заслуживаешь это… Впрочем, погадай себе сама, а мы послушаем, какая судьба уготована тебе.
Пифия. Это невозможно, царь, пифии на себя не гадают ни при каких обстоятельствах.
Савлий. Ах, не гадают!.. Они предпочитают гадать и лгать другим! Ну что ж, тогда я сам возьму на себя роль оракула, я сам предскажу твое будущее. Могу сказать, что оно безрадостное. Я вижу беду, большую беду, и она не заставит себя долго ждать. Эй, стража! (В покои вбегают двое вооруженных стражников). Сейчас же хватайте эту мерзавку! Сбросьте ее с обрыва самой высокой горы, которую только найдете, сбросьте прямо в преисподнюю, чтоб она целиком сгорела в пламени адского огня. Как видишь, лживая колдовка, мое гадание не расходится с правдой, как у тебя. Ты лжешь, а я говорю правду. Ты предсказываешь, а я повелеваю. Каждому свое! (Стражники хватают пифию и силой волокут ее к выходу. Уходят. Савлий подходит к лежащим на земле прутьям, поднимает несколько прутьев, с любопытством разглядывает их). Ивовые прутья… Смерть… Все мы смертны… Клянусь богами, совсем не обязательно быть искусной пифией, чтобы предсказать мне смерть. Это как если предсказать, что завтра будет новый день. Смерть всегда рядом, если ты, конечно, не бессмертен, как боги. Я хотя и царь Скифии, но разве я бессмертен? (К Цилле). Бессмертен ли я, женщина? (К Эвандру). Эвандр, что скажешь, твой царь бессмертен? Отвечайте же, бессмертен ли я?
Цилла и Эвандр молчат.
Цилла. (нарушая молчание). Муж мой, думаю, в твоем вопросе кроется и ответ.
Савлий. Поясни свою мысль, женщина.
Цилла. Разве по-настоящему бессмертного станут волновать вопросы смерти и бессмертия?
Савлий. Иными словами, ты хочешь сказать, что царь Скифии смертен? (Цилла многозначительно молчит. Не дождавшись ответа от Циллы). Что ж, приходится признать, что порой и женщина бывает права.
ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ
Покои Савлия. В большой клетке на жерди сидит сокол Уари.
Савлий через прутья клетки общается с грозной птицей. Появляется Эвандр, молча мнется у входа, не решаясь высказаться.
Савлий. Ну, что тебе, говори!
Эвандр. Мой царь, хочу сказать, что работы по возведению могилы и кургана Анахарсиса подошли к завершению, уже можно назначать день похорон.
Савлий. Слуги, лошади, которые будут захоронены вместе с покойником, оружие, утварь для загробной жизни – все ли учтено, mhwecn не забыто?
Эвандр. Мы все продумали, все предусмотрели, мой царь.
Савлий. А нашлись ли такие, кто пожелал умереть и быть захороненным с моим братом?
Эвандр. Таких смертников-добровольцев оказалось очень много, мой царь, пришлось даже выбирать из них самых лучших. Анахарсис пользовался в народе большим почетом и уважением. Желающих стало еще больше, когда люди узнали, что каждая семья смертника в качестве вознаграждения получит по две скаковых лошади.
Савлий. Кто принял такое решение?
Эвандр. Мой царь, это решение принимал я сам, без твоего совета, можешь казнить меня за это.
Савлий. Возможно, ты и заслуживаешь казни, но на этот раз я прощаю тебя и хвалю за сообразительность.
Эвандр. Благодарю за милость, мой царь, готов служить тебе и дальше.
Савлий. Что касается похорон, то они состоятся послезавтра до заката солнца. Объяви траур во всей Скифии, и пусть все люди узнают об этом. Не забудь оповестить о нашем горе и соседние племена.
Эвандр. Я позабочусь обо всем, мой царь, тебе нет нужды беспокоиться.
Савлий. Что-нибудь еще?
Эвандр (не решаясь говорить). Да, если позволишь, мой царь…
Савлий. О чем ты еще хочешь сказать?
Эвандр. Мой царь, я вспомнил о подарке, который привезли с собой послы Эллады, вот только боюсь, как бы он не вызвал твой гнев.
Савлий. Ты знаешь, Эвандр, я не люблю принимать подарки, и не люблю дарить их сам. Бойся тех, кто дарит, с помощью своих даров они незаметно овладевают нашими душами. Этот сокол-сапсан – единственный дар, который я в свое время принял от царя Урарту в знак нашей дружбы. Сейчас мой соколик, мой дорогой Уари, на время за-ключен в заточение, хотя, конечно, он заслуживает лучшей участи. Ничего, придет время, мы с ним еще поохотимся, мы еще с ним полетаем! (Обращаясь к соколу). Так, нет, Уари?
Эвандр. Подарок послов Эллады, царь, это своего рода сюрприз, думаю, он поможет тебе обрести уверенность и придаст новые силы.
Савлий. Уверенность?! Ты, смертный человек, осмелился считать, что мне, царю Скифии, недостает уверенности?
Эвандр. Царь, прошу великодушно простить меня. Не то, чтобы уверенности… я не то сказал… Смею надеяться, что подарок посланцев Эллады поможет тебе слегка отвлечься, развеяться.
Савлий. Где же этот подарок, где этот сюрприз, будь он неладен!
Эвандр. Он здесь, царь, за дверями.
Савлий. Ну, так покажи его, чтобы я мог по достоинству его оценить.
Эвандр. Сейчас, царь, я мигом.
Эвандр уходит и вскоре возвращается с мраморной статуей Анахарсиса, которую двое стражников катят впереди себя. Статуя изображает Анахарсиса в полный рост, закутанного в греческую тогу. При виде этого зрелища Савлий застывает на месте в полном изумлении.
Савлий (в страхе и недоумении). Это кто?! Это что?!
Эвандр. Это твой брат, царь. Вернее, его изображение, мраморная Статуя.
Савлий. Вижу, вижу, мне ли не узнать своего брата!
Эвандр. Согласись, царь, мастер, изготовивший эту скульптуру, знал толк в своем деле: ему довелось добиться полного подобия живого Анахарсиса. Правда, в отличие от твоего живого брата, царь, этот робок, безмолвен и послушен. Что ни скажи, в ответ он никогда не скажет, «нет». А еще при желании над ним можно куражиться, его можно пинать, бить, одним словом, вымещать на нем свой гнев. Думаю, общение со статуей позволит тебе, царь, быстрее обрести душевный покой.
Савлий (сделав несколько кругов вокруг статуи). Мой бедный брат, вылитый Анахарсис! И выражение лица, и рост, и одеяние, и седая борода, и даже родинка у виска – все сходится, все, как у живого. А твои греки, Эвандер, не так глупы, как могут показаться на первый взгляд. Они и в самом деле преподнесли мне сюрприз, какого я не ожидал. (Внезапно Савлия охватывает приступ смеха. Он прямо корчится от смеха, тогда как Эвандр стоит рядом в полной растерянности). Меня разобрал смех, потому что я вдруг подумал, что моего брата убили только ради того, чтобы затем греки сотворили его подобие, эту статую, способную напугать кого угодно. Живого Анахарсиса мы превратили в мертвого, чтобы потом из мертвого вновь сделать живого. Однако, если лишить человека жизни в наших силах, то дать ему новую жизнь не в силах ни эллины, ни даже скифский царь. Кстати, кто стрелял в моего брата в тот день на охоте, кому ты поручил это дело?
Эвандр. Это Гнур, мой царь, очень храбрый, мужественный воин, настоящий скиф. Ты должен помнить его по битве с киммерийцами, когда он спас тебе жизнь, сбив прямо на лету летящее в тебя копье.
Савлий. Да, да, припоминаю, я еще обещал этому Гнуру за Анахарсиса золотой слиток. (Прохаживаясь перед статуей.) Теперь, когда мой брат снова среди нас в виде мраморной статуи, было бы интересно свести их вместе, Гнура и Анахарсиса, убийцу и его жертву. Иди и приведи мне Гнура.
Эвандр. Хорошо, мой царь, я мигом. (Уходит.)
Савлий (молча кружит вокруг статуи Анахарсиса, порой останавливается, не без опаски приглядывается к нему, как к живому, в какой-то момент притрагивается к его руке). Брат мой, так ты жив или мертв? После твоей смерти не прошло и нескольких дней, а мне тебя уже не хватает. Если бы можно было вернуть прошлое!
Появляются Эвандр и Гнур. Савлий резко обрывает свой монолог.
Эвандр. Мой царь, как ты велел, я привел Гнура.
Савлий. А, Гнур, наш герой! Ты хороший воин и прекрасный стрелок, Гнур, ты показал себя исключительным храбрецом в недавней битве с киммерийцами. Хвалю тебя за это. Я обещал тебе золотой слиток, если тебе удастся сразить Анахарсиса, и я свое царское слово держу. Получи свое золото, ты заслужил его, бери, бери, оно твое! А теперь расскажи мне, как погиб мой брат Анахарсис? Я хочу знать это прежде, чем мы предадим его земле.
Гнур. Ты спрашиваешь меня, царь?
Савлий. А кого же еще? Мне передавали, что ты не раз хвастал, рассказывая, как твоя меткая пернатая стрела сразила наповал Анахарсиса.
Гнур (горделиво). Так оно и было, царь, я у тебя один из лучших стрелков из лука.
Эвандр. Могу напомнить, царь, как было дело. Накануне ты приказал организовать охоту на оленя…
Савлий. Я слушаю.
Эвандр. Велел пригласить на эту охоту своего брата Анахарсиса…
Савлий. Что было потом? Анахарсис не желал идти, отказывался?
Эвандр. Анахарсис сказал, что он небольшой любитель охоты, но если его приглашает царь…
Савлий. Он верил мне, как брату, верил до конца!
Гнур. А потом… потом мы выследили белого оленя, и пошли по его следу. Анахарсис был в числе преследователей, я притаился в зарослях кустарника, стал выжидать момент и, когда появился Анахарсис, спустил тетиву лука… Я сделал вид, будто попал в него случайно. Когда Анахарсис упал с коня, он был еще жив. Я подбежал к нему, но тут на вороном подскакал ты, царь, и велел мне оставить тебя наедине с умирающим. Помню, ты обнял Анахарсиса за плечи, а он только и успел сказать, что для него нет большего счастья, чем умереть в объятиях брата.
Савлий. Он так и сказал?
Гнур. Мне показалось, что так и сказал.
Савлий. Значит, Анахарсиса и впрямь сразила твоя меткая стрела?
Гнур. Да, царь, я сделал все, как мы договаривались.
Савлий. Покажи, куда попала стрела?
Гнур. Она попала в грудь, чуть выше сердца, я немного не рассчитал.
Савлий. И ты, ты посмел это сделать?!
Гнур. Сделать что, царь?
Савлий. Ты посмел поднять руку на моего родного брата, брата царя?!
Гнур. Я сделал все, как ты велел, царь.
Савлий. Ты, ничтожное смертное создание, осмелился убить Анахарсиса, мудрейшего из скифов, гордость всей Скифии и теперь бахвалишься своей меткостью!
Гнур. Я только выполнял твой приказ, царь.
Савлий. Он выполнял мой приказ!.. (После некоторого раздумья.) В тот день, когда ты получил от меня приказ сразить Анахарсиса, ты вместе с этим приказом потерял шанс умереть героем. Да, я приказал тебе подстрелить Анахарсиса, но ты как доблестный и преданный мне воин должен был воспротивиться этому. (Гнур пытается что-то сказать.) Не смей возражать царю! Хочешь знать, что я сделал бы, если бы ты отказался выполнить мой приказ? Можешь не сомневаться, я велел бы убить тебя как ослушника, но в этом случае ты умер бы славной геройской смертью, достойной настоящего скифа. Сейчас ты тоже умрешь, но умрешь не как герой, а как убийца Анахарсиса, моего родного брата. Я не могу позволить, чтобы ты остался в живых, тогда как Анахарсис был предан земле. Умри же, убийца!
Выхватывает у Гнура из-за пояса меч акинак и закалывает его. Жестом приказывает страже унести убитого. Стража уходит, волоча за собой труп.
Савлий (Обращаясь к статуе Анахарсиса). Будь спокоен, брат мой, я отомстил за тебя! Я не мог отправить тебя в Аид, оставив в живых твоего презренного убийцу. (К Эвандру, не сводя глаз со статуи Анахарсиса.) Эти слабовольные, женоподобные эллины, к месту и не к месту хвастающие своей культурой – большие поклонники белого мармора, мертвого камня. Они заполонили этим камнем всю Элладу, все у них из этого мармора: дворцы, храмы, статуи, надмогильные склепы, ночные горшки. Они шлифуют, полируют этот безжизненный мармор, доводят его до полного блеска, тем самым добиваясь иллюзии реальности. Поверхность мармора напоминает мне…
Эвандр. Поверхность белой яичной скорлупы…
Савлий. С той лишь существенной оговоркой, Эвандр, что под яичной скорлупой всегда бьется жизнь, а этот мармор холоден и бесчувственен, как шкура ядовитой змеи. Вот и моего брата они изваяли из этого мертворожденного камня. Ненавижу этот мармор! Мне кажется, от него веет мертвечиной. Кстати, да простит меня мой брат, но завтра на похоронах меня не будет, я плохо себя чувствую. Скажешь в народе, что царю нездоровится, скажешь, что меня преследуют призраки, видения, что у меня раскалывается голова, что меня одолевают чудовищные боли. Скажешь, что жизнь Савлия близится к концу, что он постарел, одряхлел! Тем более, что это соответствует правде, что так оно и есть! (С трудом усаживается на царский трон.)
ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ
Небольшая комната без окон во дворце Савлия, куда временно помещен Тимн. Перед входом вооруженный стражник. В комнате
только одинокий стул и кушетка, на которой возлежит Тимн.
Юноше явно в тягость его заточение.
Появляется Рея.
Тимн (вскакивая с кушетки, радостно). Это ты, милая Рея! Как тебе удалось сюда пробраться, минуя стражу, ведь ко мне никого не пускают?
Рея (с улыбкой). Дочь царя Скифии способна преодолеть и не такие преграды.
Тимн. Я провел здесь день и ночь в одиночестве и в полном неведении о том, почему меня здесь заперли. Меня содержат, как настоящего узника. Ни на миг не позволяют покинуть этот мрачный застенок, воду и пищу передают только через стражника. Не могу ничего понять.
Рея. Мой отец опасается, что ты сбежишь, вот тебя и посадили под замок, да еще и стражу выставили.
Тимн. Сбегу?! Куда?! От кого?! Зачем?!
Рея. Я и сама мало что понимаю, но думаю, тебе грозит большая опасность. Я здесь как раз потому, чтобы предупредить тебя об этом.
Тимн. Большая опасность?! Но от кого? И в чем я провинился?
Рея. Слава богам, тебя никто ни в чем не обвиняет.
Тимн. Если на мне нет никакой вины, тогда откуда угрозы, откуда опасность?
Рея. Если на то пошло, то твоя вина в том, что ты сын Анахарсиса, пусть и приемный.
Тимн. Сын Анахарсиса?! Но скажи на милость, какая в этом вина?
Рея. Опять-таки, прямой вины в этом никакой, но именно из-за того, что ты сын Анахарсиса, тебя хотят… какой ужас!.. тебя хотят убить.
Тимн. Убить меня?! Но я никому ничего плохого не сделал, за что же меня убивать? И кому могла придти в голову такая жестокая мысль?
Рея. Тимн, милый, так решил мой отец, царь Скифии.
Тимн. Твой отец, царь Скифии?! О боги, дайте мне силы, чтобы не потерять разум!
Рея. Раз так, скажу тебе всю правду. Тебя хотят убить и захоронить вместе с Анахарсисом. Я сама слышала, как отец говорил посланцам твоей родины: сыну Анахарсиса Тимну будет оказана великая честь, по скифским обычаям, он будет умерщвлен и захоронен вместе с отцом. Любящие отец и сын не должны расставаться друг с другом даже после смерти.
Тимн. Какая жестокость и какая дикость!
Рея. Если тебе от этого хоть немного полегчает, то я тоже такого же мнения.
Тимн. В Элладе давно уже отказались от массовых захоронений, а у вас в Скифии, кажется, еще царит варварство. Хотя, если задуматься…
Рея. Что, хотя?
Тимн. Если задуматься, то в вашем древнем обычае есть своя логика: ничто, даже смерть, не способна разлучить любящие сердца. Разве такая точка зрения не заслуживает уважения и восхищения? Подумай сама.
Рея. И думать не хочу!
Тимн. Знаешь, Рея, я готов умереть вместе с Анахарсисом, это и в самом деле большая для меня честь. Навеки быть рядом со своим отцом и наставником, о чем еще можно мечтать! Прошу тебя, передай своему отцу, царю Скифии, что я готов пойти на этот шаг, и не по принуждению, а добровольно, так что пусть он не опасается, что я сбегу.
Рея. Тимн, милый, ты сошел с ума! Да знаешь ли ты, что если с тобой что-нибудь случится, то я тоже не стану жить.
Тимн. Рея, милая, что ты такое говоришь?! Такому юному и красивому созданию, как ты, сам бог велел жить вечно!
Рея. Тимн, солнышко мое, я готова жить вечно только с тобой, если же умирать, то опять-таки только с тобой (показывает зажатый в ладони руки маленький глиняный кувшинчик).
Тимн. Что это, покажи?
Рея. Это яд, одного глотка этого яда достаточно, чтобы тут же умереть и больше никогда не воскреснуть.
Тимн. Рея, где ты его взяла? Такими вещами не шутят.
Рея. Я и не шучу, а яд я взяла дома, он был припрятан у матери в укромном месте.
Тимн. И что ты с ним собираешься делать?
Рея. Не я, а мы. Если тебя захотят убить и захоронить с Анахарсисом, то не лучше ли нам вместе выпить яду и умереть?
Тимн. Ты хочешь, чтобы мы с тобой выпили яд и умерли?!
Рея. Да.
Тимн. Но, Рея…
Рея. Прошу тебя, Тимн, милый, не умирай без меня. Я не хочу остаться одна. Пусть нас обоих похоронят в одной могиле с Анахарсисом. Ведь если Анахарсис был для тебя отцом, то для меня он тоже не чужой, он брат моего отца.
Тимн. Не смей так говорить! Будь Анахарсис жив, он бы тебе запретил даже думать об этом!
Рея. Что же нам делать?
Тимн. Не знаю, мне тоже в голову ничего не приходит.
В дверях появляется стражник.
Стражник (к Рее). Царевна, здесь послы Эллады, они пришли попрощаться с Тимном, мне пускать их или нет?
Рея. Пусть войдут.
Стражник уходит, появляются послы Эллады. Оба по очереди обнимаются с Тимном.
1-й посол. Славный Тимн, мы пришли попрощаться с тобой, вечером наш корабль отплывает в Элладу.
Тимн. Разве вы не остаетесь на церемонию захоронения Анахарсиса?
2-й посол. Это выше наших сил, смотреть, как с великим скиф-ским мудрецом хоронят десятки людей…
Тимн. Покидая Скифию, вы лишаете себя возможности наблюдать и за моими похоронами.
1-й посол. Как, ты знаешь, что тебя решили похоронить вместе с твоим отцом, с Анахарсисом!?
Тимн. Да, знаю.
2-й посол. Мужественный Тимн, знаешь и говоришь об этом с таким спокойствием? Знай, жестокосердный царь Савлий не пощадит тебя!
Тимн. Анахарсис учил: «Будь всегда доволен своей судьбой». Я на судьбу не ропщу.
1-й посол. К сожалению, никакие наши доводы и просьбы не возымели на Савлия никакого действия. Царь Скифии вынес вердикт, что любящие друг друга отец и сын должны непременно лежать в одной могиле.
Рея. Жестокосердный царь – это мой отец. Я тоже умоляла его отказаться от своего решения, но все напрасно.
Тимн (представляя Рею послам). Эта прекрасная дама – Рея, племянница Анахарсиса и дочь царя Савлия.
1-й и 2-й послы (низко кланяются). Рады нашей встрече, царевна, вот если бы она еще проходила не в столь печальные для всех нас времена.
Рея. Я тоже очень рада, послы Эллады. Наша встреча дарована нам самой судьбой, которой мы всегда должны быть благодарны, ведь так завещал нам Анахарсис? Когда вы намерены отплыть?
1-й посол. Совсем скоро, царевна, мы уже подняли паруса, едва успеют опуститься сумерки, как наш корабль возьмет курс на Элладу.
Рея. Сколько плывет ваше судно?
1-й посол. При благоприятном ветре мы уже на вторые сутки будем на родине.
Тимн. Счастливцы, вам остается только завидовать! Совсем скоро вы увидите Элладу, ступите на ее землю.
Рея. Я никогда не видела Элладу, но она успела стать для меня такой близкой и желанной, словно я уже не раз бывала там, дышала ее живительным воздухом, общалась с ее милыми людьми. Анахарсис и Тимн так много мне рассказывали о ней.
1-й посол. Слышать об Элладе – это одно, а увидеть ее своими глазами – это совсем другое.
Рея (приняв внезапное решение, к послам). Уважаемые послы Эллады, а не возьмете ли вы с собой двух обреченных на верную погибель молодых людей?
1-й посол (уловив смысл сказанного). С большой угрозой для собственных жизней, но возьмем! Как не взять, если просит скифская царевна! Правда, здесь охрана, не знаю, удастся ли нам ее избежать.
Рея. Охрану я беру на себя. Эй, стражник! (Появляется стражник). Послы Эллады вечером отплывают на родину. Нам с Тимном велено проводить их до пристани. Лошади нас ждут, мы скоро вернемся.
Стражник. Но мне, царевна, было приказано не спускать глаз с Тимна! Если Эвандр об этом узнает, он снимет мою голову с плеч. Тимну нельзя отлучаться ни на миг!
Рея. Прочь с дороги, вояка! Скажешь своему военачальнику, что такова была воля Реи, племянницы Анахарсиса, дочери Савлия, царевны Скифии!
1-й посол (стражнику). А это тебе монета на память, ее блеск скрасит одиночество. (Сует ему в руки золотую монету.)
Рея, Тимн и послы Эллады уходят. Стражник в растерянности поглядывает то вслед ушедшим, то на зажатую в руках монету.
Стражник. (вслух, испуганным голосом). Когда увидят, что Тимн сбежал, да еще и поймают меня с этой монетой в руках, мне не сдобровать. Надо удирать, пока не поздно. (Вслед ушедшим.) Эй, вы, погодите, возьмите меня с собой!.. (Убегает.)
ДЕЙСТВИЕ ДЕСЯТОЕ
Покои Савлия. Савлий задумчиво прохаживается по залу. В углу фигура Анахарсиса безмолвно и безучастно взирает на все происходящее.
Савлий (в который уже раз останавливается перед фигурой и вступает с ней в диалог). Знаешь, брат, твое молчание вначале раздражало меня, ты казался мне каким-то отрешенным, высокомерным, надменным. Ты был как бы не от мира сего, а сейчас я успел к тебе привыкнуть, ты вдруг оказался для меня существом родным и близким. Клянусь, даже будучи живым, ты не был мне так близок! Ну, не странно ли, для того, чтобы мы лучше поняли друг друга, тебе надо было умереть и превратиться в статую! Не обижайся на своего старшего брата, но если бы при жизни ты был таким же кротким, безобидным, как сейчас, мне бы и в голову не пришло убивать тебя. Сегодня мы с тобой навсегда прощаемся. Нет, нет, не с тобой, не со статуей – с твоим бренным телом! Десятки граждан Скифии пожелали умереть в этот день с тобой и с тобой же вместе лежать в одной могиле. А все потому, что люди тебя узнали и полюбили. Эх, если бы в Скифии меня любили так же сильно, как тебя! Я отправляю с тобой в загробную жизнь твоего приемного сына Тимна, думаю, ты будешь мне за это благодарен. Тимн красив, молод, умен. С ним тебе будет не так одиноко в потустороннем мире. Отец и сын, вы любили друг друга, не могли друг без друга жить, теперь смерть навеки связала вас своими цепкими узами.
В покои вбегает встревоженная Цилла.
Цилла. Беда, мой муж! Беда и позор на наши седые головы!
Савлий. Что случилось, женщина? Я ничему не удивлюсь, даже если услышу, что мой брат Анахарсис воскрес из мертвых.
Цилла. И все же приготовься, я приведу тебя в изумление. Наша Рея сбежала!
Савлий (пораженный этой новостью). Как сбежала?! Куда?! С кем?!
Цилла. Сбежала на корабле вместе с Тимном, сыном Анахарсиса, и посланцами Эллады.
Савлий (кричит во весь голос). Эвандр! (В тот же миг в покоях появляется Эвандр). Быстро снаряжайте самый быстроходный корабль и мчитесь вдогонку за беглецами! Схватите и доставьте их сюда, бросьте их к моих ногам! Я хочу, чтобы они на коленях умоляли меня о пощаде! Я четвертую этих послов, Эллада на своей шкуре познает меру настоящей скифской ярости! (Эвандр мнется на месте, не решаясь говорить). Почему ты стоишь, Эвандр, выполняй! Немедленно в погоню! Я сказал, в погоню!
Эвандр. Мой царь, сожалею, но нам ни за что не догнать беглецов: у самого быстроходного скифского судна нет ни малейших шансов угнаться за самым тихоходным греческим судном. Чтобы преодолеть Эвксинский Понт, нашим судам понадобится не меньше недели.
Савлий. Почему?! Почему так беспомощны наши морские силы? Почему наши корабли хуже греческих? Отстают только корабли, или вся Скифия отстает от Эллады? В чем мы провинились, чем мы разгневали богов?!
Эвандр. Мой царь, скифские корабли весельные, на галерах сидят пленные рабы, а греческие корабли парусные, на веслах за ними не угнаться.
Савлий (от беспомощности вскакивает с кресла, мечется по залу, разъяренно рычит, ломает, крошит все, что попадается под руку). Эх-х!.. Рея, моя маленькая Рея! Царевна моя! (К фигуре Анахарсиса.) Это все ты, брат мой! Ты! Ты! Ты!.. (В приступе гнева набрасывается с акинаком на фигуру Анахарсиса).
Цилла. (принимается причитать). Да-дай!… Это боги меня наказали!.. Это боги меня наказали!.. Боги!.. Боги!..
Савлий. Что ты такое лепечешь, женщина?
Цилла. Да, муж мой, это моя вина… Ничья больше. Боги не простили мне навет, который я возвела на твоего брата…
Савлий. Навет?! На моего брата, на Анахарсиса?!
Цилла. (падая на колени). Да, да, я говорила тебе, что он домогался меня, что он собирался отравить тебя, уверяла, что твой брат задумал завладеть царским престолом и после этого жениться на мне… Не было ничего этого, не было! Боги, простите мне мой обман…
Савлий. Но почему, почему ты это сделала, женщина, что тобой двигало?!
Цилла. По недомыслию, муж мой. Я видела, как ты страдал, как сокрушался по убитому брату, мне хотелось помочь тебе. Я хотела вызвать в тебе гнев к убитому брату, гнев, который оказался бы таким сильным, что заглушил бы твое горе. А еще я хотела обернуть твой гнев на приемного сына Анахарсиса, на Тимна. Мною двигал страх, я опасалась, что когда-нибудь он сместит тебя с царского трона. Я боялась, что он уведет у нас Рею. О боги, простите мне мое легкомыслие, прошу вас, умоляю, верните мне мою дочь, мою любимую Рею!..
Савлий (в гневе). Коварная, презренная обманщица! Ты вознамерилась опозорить моего брата, одного из величайших на свете мудрецов. Ты заслуживаешь смертного наказания, женщина!
Толкает Циллу ногой, та падает, теряя сознание.
ДЕЙСТВИЕ ОДИНАДЦАТОЕ
Те же покои Савлия. Савлий задумчиво восседает в кресле. В углу фигура Анахарсиса безмолвно и безучастно взирает на все происходящее.
У входа жмется Эвандр, ждет указаний.
Савлий (Эвандру). Подойди поближе и расскажи мне, как прошла церемония похорон. Я хочу знать все до мельчайших подробностей.
Все то время, пока Эвандр ведет свой рассказ, Савлий не спускает взгляда со статуи Анахарсиса.
Эвандр. Как ты и велел, царь мой, Анахарсиса мы захоронили в просторной красивой степи недалеко от города. На похоронах были тысячи людей, и не только скифов, своих посланцев прислали наши соседи – сарматы, киммерийцы и даже персы, с которыми у нас еще случаются боевые стычки.
Савлий (продолжая глядеть на статую, как бы про себя). Не было только посланцев доблестной Эллады, которые постыдно бежали, прихватив с собой наших юных отроков – Рею и Тимна. Но, клянусь Аресом, богом войны, они надолго запомнят этот день, мы еще с ними поквитаемся.
Эвандр. Мой царь, едва мы успели предать Анахарсиса земле и принялись возводить курган, как небо заволокло темными, как смоль, тучами, и хлынул проливной дождь. Видно, боги тоже прониклись нашим горем и решили пролить слезы вместе со скифами. Сверкали молнии, гремел гром, но похороны продолжались, никто не покинул церемонию до самого конца. На месте захоронения остался огромный курган, по высоте он не уступит египетским пирамидам. Едва мы завершили эту работу, как вновь выглянуло яркое солнце, тучи исчезли так же внезапно, как и появились. Небо полностью очистилось, оно вдруг стало глубокого синего цвета, словно над головами у нас навис огромных размеров прозрачный сверкающий сапфир. Сверху, с небес, на землю пролился необыкновенно яркий слепящий свет, будто там, в небесах, разом засияло несколько солнц. Люди дивились этому чуду и в страхе молились Зевсу-владыке.
Савлий. Это знак, небеса шлют нам знак, значит, боги с нами, они за нас! (После паузы.) Эвандр, выражаю тебе особую благодарность за то, что ты так умело, ярко, по царски, организовал похороны моего брата, который такие почести, конечно же, заслужил.
Эвандр. Мой царь, твоя благодарность была бы мне еще приятнее, если бы я заслужил ее в праздники, а не в траурные дни.
Савлий. Доживем и до радостных дней. Теперь иди, оставь меня одного. А впрочем, я не один, со мной неразлучный Анахарсис. (Эвандр уходит. Савлий какое-то время продолжает сидеть в кресле, затем встает, подходит к статуе, останавливается перед ней). Брат мой, ну, вот мы опять ведем наш диалог. Впрочем, говорю только я, а ты молчишь. Дорого я бы отдал за то, чтобы ты мог говорить. И все же я буду говорить с тобой, как живой с живым, как брат с братом, как скиф со скифом. Впрочем, постой, какой ты скиф без оружия? Ты можешь возразить, сказать, что твое оружие – слово, и будешь тысячу раз прав. Однако слово, подкрепленное мечом, весомее вдвойне. Что ж, я готов по-братски поделиться с тобой своим вооружением. Вот мой акинак, держи! (Укрепляет свой меч в руках статуи.) Вот теперь ты настоящий скиф, готовый с оружием в руках отстаивать свою честь и свободу. Теперь мы можем вести разговор на равных, хотя ты, как всегда, предпочитаешь молчать. Да, да, согласен с тобой, мудрость не бывает многоречивой. Говорят, тебя причислили к самым мудрым мудрецам на свете раз так, поделись со мной своей мудростью.
Так вот, скажи мне, есть ли во всем мире сила, способная одолеть нас, скифов?.. Опять ты молчишь, как рыба, набравшая в рот воды. Не знаешь, что сказать, или не решаешься сказать правду?! А я вот скажу, хотя, в отличие от тебя, я не мудрец, а воин. Так вот, нет на земле силы, сильнее скифской! Не было ее, нет, и не будет. Ни в физической мощи, ни в ловкости, ни в мудрости мы никому не уступим. Всех победим! Всех поставим на колени! Согласен со мной? Вот только и у нас, скифов, есть своя ахиллесова пята, видимо, боги узрели в нас достойных соперников, вот и спохватились, поспешили сделать нас уязвимыми, как всех смертных. Да ты, брат, лучше меня знаешь о нашей пагубной склонности, ты испытал эту скифскую черту, что называется, на своей шкуре. Скиф, только скиф может одолеть скифа! Мы, никто другой, мы сами уничтожаем себя, душим собственными руками! Вот этими, обагренными братской кровью руками! Самые страшные для нас враги не греки, не римляне, не персы, самый страшный для нас враг – это мы сами. Согласен, брат мой? Согласен, раз молчишь. Как же мне тебя сегодня не хватает! Будь проклят тот, кто лишил тебя жизни! Позволь же мне обнять тебя. О, как нежны, как сладостны твои объятья!.. Обнимемся же покрепче, как два брата, как два истых стойких, непоколебимых скифа. Что нам, в сущности, делить и что нас может разобщить? Ничего. Ничего, что может стоить настоящей братской любви. Прижми меня покрепче! До чего же острый у тебя меч! Вижу, ты тоже можешь наносить смертельные удары! А почему бы и нет! Ведь ты скиф, такой же, как я. А значит, воин… Непревзойденный воин… Непобедимый воин!.. Как ты сказал мне тогда на той злосчастной охоте, «если уж суждено умереть, то лучше умереть от руки брата». Мне не остается ничего другого, как разделить с тобой это мнение, брат мой. Обними же меня покрепче, еще крепче! Вот так! До встречи, брат!..
Умирает, пронзенный акинаком Анахарсиса.
ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Площадь перед дворцом Савлия. У входа несут службу два вооруженных стражника. Из дворца выбегает испуганный Эвандр.
Эвандр (бежит с криком). Царя убили! Царя убили! Анахарсис убил Савлия!
Убегает.
1-й стражник. Что это с ним? Кто убил?! Кого убил?!
2-й стражник. О том, что Савлий убил Анахарсиса, знает каждый скиф, так стоит ли по этому поводу поднимать крик на всю Скифию?
1-й стражник. Болван! Он сказал, не Савлий убил Анахарсиса, а Анахарсис Савлия!
2-й стражник (в растерянности). Анахарсис убил Савлия?! Но этого не может быть! Анахарсис мертв! Разве не его мы только что захоронили в царском кургане?!…
1-й стражник. Ты стой здесь, я сейчас. (Осторожно заглядывает в покои Савлия и через мгновенье, пятясь, выходит обратно с выражением ужаса на лице). Клянусь богами, Савлий действительно мертв! А убил его тот самый Анахарсис, который, в qbn~ очередь, сам мертвее мертвого! Мертвец убил живого! Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел собственными глазами. Один брат убил другого брата! Настоящее братоубийство! Скифоубийство!
1-й и 2-й стражники в ужасе убегают прочь от дворца.
Покои Савлия. Здесь никого, если не считать Савлия и статуи Анахарсиса, навсегда замерших в смертельных объятиях.
Издали нарастают громкие крики возбужденной толпы: «Скифы, беда, тревога! Мы остались без царя! Савлий погиб! Савлия убили! Брат убил брата!»
Сцена остается пустой, безлюдной, безмолвной, бездыханной.
Откуда-то появляется боевой сокол Уари. Он описывает в
воздухе несколько плавных кругов, потом опускается Савлию на плечо.
Занавес
