Кадаг «Уацамонгæ» является, пожалуй, ключевым для понимания истинности в древней религии наших предков. Уасамонга (Уацамонгæ) переводится буквально: Уас-указательница.
Что такое Уас?.. Обратимся к В.И. Абаеву. «Уас в обычном переводе можно перевести «слово», «известие». Но в осетинской традиции «семантика уас явно связана с религиозно-магическими представлениями». Так, к примеру, главнейшие персонажи христианизированного осетинского пантеона снабжены эпитетом Уас: Уасгерги (Святой Георгий), Уасилла (Святой Илья), Уастутыр (Святой Федор). Здесь Уас может означать только «божество, божественный, святой». И. Гершевич, привлекая некоторые среднеиранские факты, дает для уас в приведенных сочетаниях значение – дух, что также приемлемо (ср. выражение уас рухс – «божественный свет»)»1.
Конечно же, В.И. Абаев прав. Но, возможно, создатели эпоса видели в этом слове более глубокий смысл, ведь в Нартском эпосе есть кадаг под названием «Уацамонгæ» – Уас-указующий. Попробуем путем исследования текста кадага понять, что могло бы означает слово Уас в древней дохристианской традиции осетин и какой смысл в это слово вкладывали создатели эпоса. Для решения этой задачи нам необходимо выявить то, что В. Абаев называл «абстрактными идеями», выступающими в мифе как «личные существа». Здесь имеется в виду, высказанная В. Абаевым, идея о «персонификации абстрактных идей», имеющей место в древнеиранской мифологии2. Нам необходимо понять аллегории мифа, или, иначе, то, какие именно абстрактные понятия вкладывали наши предки в те или иные мифические образы. Кадаг, который нам предстоит рассмотреть, записывался в разное время из уст разных сказителей. Разные его варианты имеют некоторые отличия. Поэтому к сводному, основному тексту, вышедшему в печать в 1946г., я добавлю отрывки из академических текстов, необходимые для объяснения основного смысла кадага.
Нартæн се стырдæр хæзнатæй иу уыди Уацамонга. Уыммæ ахæм миниуæг уыд, æмæ æвæдза, адæймаг йе скуыхтдзинæдты тыхæй æцæгтæ дзуры, уæд-йу æнæвналгæйæ йæхи систа æмæ-иу адаймаджы дзыхы размæ бацыд, нæ мæ-иу йæ бынатæй змæлгæ дæр нæ фæкодтаид. Йуахæмы та Нарт бадтысты æмæ сæ Уацамонгæйæ сæ разы æрæвæррдтой, къуымæлæй йæ дзаг, афтæмæй. æмæ алыхуызон таурæгътæ кæнын байдыдтой сæ лæгдзинæдты тыххæй.3 (У Нартов наибольшей ценностью была Уасамонга. У нее было такое свойство: когда человек говорил правду о своих подвигах, то она сама, без помощи рук, подходила ко рту человека, когда неправду, то даже не шевелилась. Как-то сидели Нарты, и Уасамонга была перед ними, наполненная квасом. И разные истории рассказывали [нарты], о своих геройских похождениях.)
Уасамонга в кадаге представлена в виде чудесной чаши, обладающей необыкновенными чудесными свойствами. Она выделяет героя. Понятно, что чаша – символ. Тайну этого символа, или «абстрактное понятие, скрытое за этим символом», нам и предстоит раскрыть.
Батраз ба йеци бон хæтуни адтæй æмæ, гæумæ куд рараст æй, уотæ йибæл еу уæйуг рамбалдæй. Расалан-келан кодтонцæ, уæдта æй Батраз фæрсуй:
– Ци хуæздæр хабар ракæнай, кæд нарти фалдзос йесгæми адтæ, уæд?
Уæйуг дæр ин загъта:
– И нартæмæ еу хабар йес: æримбурд æнцæ сæ устур нихæси æмæ Уациамонгæбæл дзорунцæ, дæу фидæ Хæмиц ба син нæ комуй æнæ дæу дзорун æмæ йе скъелтæбæл фиййаукуйи бадт искодта, уотемæй дæмæ æнгъæл кæсуй.
Батраз æй болат церхъæй æркуæхтæ кодта, ду ба фиййаукуйи хузæн ке фиди хонис, зæгъгæ, æмæ ранæхстæр æй нихасмæ.4 (Батраз в этот день был в походе, и, когда он возвращался в село, повстречался ему уаиг. Поприветствовали они друг друга, а потом спросил его Батраз:
– Какую бы ты мне хорошую новость сообщил, если был вблизи нартов?
А уаиг ответил:
– Есть у Нартов новость: собрались они на своем большом нихасе и спорят из-за Уасамонги, а отец твой Хамиц не соглашается без тебя говорить, сел, как пастушья собака, и так тебя ждет.
Принялся кромсать уаига своим булатным мечом Батраз, говоря:
– Ты чьего отца сравниваешь с пастушьей собакой? – а затем отправился на нихас.)
В этом отрывке Батраз встречается с уаигом и кромсает его своим булатным мечом… Но кто такие уаиги, и что они из себя представляют?
В нартских сказаниях уаиги часто появляются в качестве великанов. Так, например, в кадаге «Сослан-тыхагур» уаиги предстают перед Сосланом такой величины, что могут спрятать этого нартского богатыря, возгордившегося своей силой, себе под язык. А в кадаге «Сæуæссæ», наоборот, целые войска уаигов не могут одолеть Сауассу. Очевидно, что в нартском эпосе не существует какого-либо постоянного определения образа уаигов, то они великаны, то какие-то мелкие существа, войска которых не могут причинить вреда главному герою, то это вовсе что-то неопределяемое, что можно просто в миг раскромсать мечом. Уместно предположить, что уаиги представляют собой как раз те «абстрактные идеи», что выступают в Нартских сказаниях в виде «личностных существ». Попробуем разобраться в том, какое абстрактное понятие вкладывали наши далекие предки в этот образ.
Прежде предоставим слово В.И. Абаеву: «Культ Вайу (Уаигов) восходит к глубокой древности, к эпохе арийской (индоиранской) и даже индоевропейской общности. Первоначально (предположительно) бог ветра, он со временем приобрел разнообразные функции, в том числе бога смерти, выступая то как благое, то как злое, разрушительное божество. Осетинское Уаиг-великан безупречно отвечает иранскому Вайуг». «В схоластическом тексте «Бæхфæлдисын» (Посвящение коня покойнику) вайуг фигурирует как привратник загробного мира. Здесь прямое соответствие с теми авестийскими текстами, где Вайу выступает в качестве бога смерти». «Славянский язык сохранил имя бога Вайу, и оно звучало Въй, а в украинском закономерно – Вий. Такое существо с функциями бога смерти фигурирует в одноименной повести Гоголя Н.В., о которой сам автор говорит: «Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал».5
Итак, уайуг, по мнению В.И. Абаева, есть некое «божество», обладающее функциями смерти, ветра, разрушения, выступая то как злое, то как благое начало. Если мы обратимся к лингвистическому анализу этого слова, то нетрудно увидеть, что слово, определяющее это понятие, состоит из двух составляющих: «уаи», «уаин», что означает идти, течь и окончания «иг», «уг», что происходит от слова йуаг (единящий) и означает единение с чем-либо (в мистическом варианте, йуаг, скорее, означает дух, бестелесное существо). Итак, обращаясь к смыслу перевода, мы получаем – текущий, проходящий дух или же нечто обеспечивающее непостоянство. Последнее наиболее близко к догадке В.И. Абаева, здесь уаиг – это некий дух или божество, отвечающее за изменчивость бытия.
Одно из смысловых значений вайю с точки зрения ведических знаний и практик – это паразитические энергии, они же бестелесные существа, возникающие и существующие за счет неконтролируемых мыслей и связанных с ними эмоций. Такое их значение вполне удовлетворяет элегическим образам.
Согласно эпосу, когда-то, до появления нартов, уаиги спокойно существовали на земле. Но когда появились нарты – носители истинных знаний, умеющие контролировать свое сознание и тем самым убивать их – уаиги забеспокоились: «Нартыл нæ бон тых кæнын нæу. Уагæры ма фылдæр ку бауой, уæд цын тыхкæнæг тых нал ыссардзæн»6. (Мы не можем осилить нартов. Если их станет больше, то никто их не осилит).
Мысль способна обрастать «горой» подобных ей мыслей. Так, например, мысль, возникшая от маленького испуга, способна превратится в навязчивый страх, поглощающий сознание человека, поэтому в древних мифах уаиги изображались то сопоставимыми по размерам с человеком, то в виде великанов. Одна мысль способна породить каскад других мыслей и эмоций, поглощающих внимание человека и тем самым отрывающих его от реальности, потому в мифах нередко фигурируют семиголовые уаиги. Первоочередной своей задачей нарты ставили «стеречь себя от уаигов». Именно так и поступал родоначальник нартов: «Сæуæсса йæхи хызта уæйгуытæй» (стерег себя от уаигов)7. Спонтанные, неконтролируемые мысли способны убаюкивать человека, и человек, «согреваясь» ими, увлекаясь их ходом, как бы «прилипает» к ним, фактически попадая в западню, переставая воспринимать реальность. Он становится неспособен адекватно реагировать на изменяющиеся обстоятельства.
В Нартском эпосе есть кадаг о том, как именитые нарты, соблазнившись теплом и угощением уаигов, попали к ним в плен, сев на скамейки намазанные бурмадзом (клеем), в результате чего утратили свои способности воинов, и лишь предусмотрительный и хитрый Сырдон смог вывести их из этой западни.
Контроль над сознанием для носителей древнего знания, ариев, был естественным. О такой духовной культуре своего народа рассказывал грекам и скиф Анахарсис: «Зависть и страх суть великие доказательства низкой души: за завистью следует печаль от благополучия друзей и сограждан, а за страхом – надежды на пустые слова. Скифы не одобряют таких людей, но радуются чужому благополучию и стремятся к тому, чего им можно достигнуть, а ненависть, зависть и всякие пагубные страсти они постоянно всеми силами изгоняют, как врагов».8
Для приверженца древнего учения было большим позором попасть под влияние уаигов. Поэтому в основе этикета наших предков были сдержанность в речах, принятии пищи и практически постоянный контроль над своими действиями, осанкой и проявлением эмоций.
Надо отметить, что именно с энергиями уайу, низшими по своей природе, связаны и колдовские приемы. Люди, умевшие направлять и возбуждать эти энергии, назывались кæлæнгæнæг (кæлæн – поток; гæнæг – делающий; создающий поток); те же, кто мог осознать и сдерживать поток этих энергий назывались кæлæндар (дар – держатель, т.е. держащий поток энергий). Уайуги, паразитируя на человеческой энергии, поражают его внутренние органы и вызывают болезни, поэтому наиболее часто повторяемые слова Анахарсиса были: «Сдерживать язык, желудок, все органы».9 Поминали об этом и герои нартского эпоса. Так, например, на упрек слепого уаига Уырызмагу, что он мало ест, герой эпоса ответил: «Мах гуыбынмæ хъус адæм не стæм» (мы народ, который не следует капризам живота). А на его предложение поесть, после того, как уже поели, Урызмаг ответил: «махæн нæ йу бахæрд йу афонæй иннæ афонмæ хæссы» (мы обедаем в отведенное для этого время).10 Уайуг – причина человеческой лени – возбуждает в человеке болезни и подвергает его жизнь повышенному риску. Поэтому в эпосе можно встретить выражение: «Уайуг открывает врата Царства мертвых». Уайуг не всегда отрицательный герой древних преданий. Мысли и размышления помогают на начальном этапе пути осознания высшей истины. Такое понимание о Уайуге сохранились и в учении Зороастризма. Так, в гимне Ахуре Мазде говорится: «Приди на помощь <…> Вайу превозмогающий… Той своей частью, что от Святого Духа»11.
Надо сказать, что уаиги напрямую влияют на нашу сообразительность. Загруженность нашего сознания мыслями, неспособность контролировать течение пустых размышлений, мешает сосредоточению. Поэтому знания о ваюгах есть неотрывная часть восточных учений.
Таким образом, сказочные, мифические уаиги предстают перед нами обыденной реальностью, той, с которой мы сталкиваемся каждый день и каждое мгновение своего бытия. И во власти которой мы пребываем ввиду собственного невежества относительно духовных ценностей наших далеких предков.
Способность легко убивать уаига, так как это сделал в приведенном выше отрывке Батраз, означает способность улавливать появление мыслей и контролировать их, не поддаваться их власти. Здесь, в этом отрывке кадага, мы видим и символическое значение меча, как оружия разрушающего власть уаигов.
Иу-иу загъта: æз автæ дæр бакодтон æмæ уфтæ дæр, æз ум æмæ ум фескуыхтæн; иннæ дæр -афтæ, аннæ дæр – афтæ. Фæлæ кæсынц, æмæ Уацамонгæ йæ бынатæй змæлгæ дæр нæ кæны.
Батрадз æнцад-æнцой бады æмæ хъусы.
Иууылдæр куы фесты дзырд, уæд Батрадз фестад æмæ ехсы хъæдæй Уацамонгæ бахоста:
– Цуаны уыдтæн; фæцæйцыдтæн иу суангыл æмæ изæры дауджитæй амартон авд. Ца ’цæг зæгъын, уа ’цæг мæ фыд Хамыцы уæрæджы сæрмæ схиз!
Уацамонгæ зæххæй йæхи систа æмæ Хæмыцы уæрæджы сæрыл Йæхи æруагъта.
Дыккаг хат та бахоста Батрадз Уацамонгæйы йæ ехсы хъæдæй:
– Иннæ суангыл фæцæйцыдтæн æмæ райсомы дауджытæй амардтон авд. Ца ’цæг зæгъын, уа ’цæг мæ фыд Хамыцы ронбаст дæхи сис!
Уацамонгæ Хамыцы уæрæджы сæрæй йæхи систа Хæмыцы ронбастмæ. (Один из Нартов сказал: я так сделал и так, я там и там отличился; другой так же, и следующий так же. Но Уасамонга даже не шелохнулась.
Батраз спокойно сидел и слушал.
Когда все закончили говорить, Батраз встал и держаком плети постучал по Уасамонге.
– Был на охоте; шел, когда уже смеркалось, и убил семь вечерних дауагов. Если правду говорю, то поднимись Чаша Уасамонга моему отцу Хамыцу на колени.
Уасамонга оторвалась от земли и опустилась Хамыцу на колени.
Второй раз постучал Батрадз рукоятью плети:
– В другой раз был на охоте, убил семь утренних дауагов. Если правду сказал, то поднимись Хамыцу до пояса.
Уасамонга поднялась Хамыцу до пояса.)
Мы видим из этого отрывка, что Батраз похвастался перед нартами необычным для нашего восприятия подвигом, ведь дауджыта (дауги) – это полубоги. Полубоги, к которым обращаются осетины в каждой своей молитве. Так в чем же подвиг Батраза, который оценила Уасамонга? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо понять: что такое дауджыта.
В.И. Абаев отмечал, что дауаг – в дохристианский период – общее название «небесных сил». Может восходить к древнеиранскому ви-тава-ка от тава – сила, буквально – «небесные силы». В авестийских источниках тавах – сила; др. инд. тава – сильный, мощный12.
Слово «дауаги», очевидно, сложное слово, состоящее из двух слов «дау» и суффикса «аг» производного от «йуаг». В осетинском языке не осталось значения слова «дау», но, обратившись к индоевропейским языкам, можно предположить, что оно родственно с древнеиндийским «део» и греческим «деос» и означает «небо» (космос). Таким образом, слово «дауаг» можно перевести как «небесные» или «космические духи» (энергии, силы). В Нартском эпосе, действительно, по всем признакам дауаги не переходят за рамки этого перевода. Они контролируют холод, снег, жару (Уазалыбардуаг, Ихыбардуаг, Зынджыбардуаг). К ним относятся и энергии небесных сил, включая Солнце. Так, в сказании «Уархтæнæг æмæ йæ фырт Сыбæц» (Уархтанаг и его сын Шибас) описывается, как Шибасу удалось попасть в страну дауагов. Сказание описывает следующий эпизод: «Уархтæнæджы фырт дауджиты лæпутæм дзуры: – Бауадзут уемæ хьазын сымах ку фембылды уат, уæд мæ уæларвмæ акæнут». (Сын Уорхтанага подошел к мальчикам-дауагам и попросил поиграть с ними, заранее договорившись об условии игры: «Если вы проиграете, то отведете меня в свою страну»).13 Выиграв игру, он отправляется с проигравшими в страну дауагов на небо, и, видя это, дочь Солнца говорит своей матери: «дауджиты фырттæ йæ (Сыбæцы) семæ ракодтой. Ардæм æй хъæу»14. (Мальчики дауагов ведут его (Шибаса) с собой, и сейчас он должен подойти сюда.) Этот эпизод ясно показывает, что и солнце, и другие дауаги живут в небесной стране, называемой страной дауагов. Солнце или, точнее, дух солнца считается одним из дауагов, и энергии всех других небесных светил также считаются дауагами, которые в осетинской традиции называют «Арвон дауджытæ» (арвон – небесный). Дауаги, по мнению древних, имели свои «бартæ» (функциональные права и обязанности) и отвечали перед богом за материальный мир. Все эти силы имели свои материальные проявления и поэтому не лишены своего эго. В эпосе встречаются эпизоды, когда зэды и дауаги общались с нартами на равных, пытались обмануть их или распорядиться ситуацией на свое усмотрение, в ущерб нарту. Так, например, нарт Сослан дал Сафе осколок от упавшего метеорита для того, чтобы тот изготовил ему хороший нож. Он рассказал об этом Шатане, после чего она предупредила его: «Сафайыл æуæнк нæй, дæ кард дын æндæрæй аивдзæн»15. (Сафе нельзя верить, он может обмануть и поменять твой нож на другой.) Сафа действительно пытается обмануть Сослана несколько раз подряд, подсовывая ему другой нож.
Но так как зэды и дауаги отвечают за материальный мир, именно у них осетины просят материального благополучия и спокойствия в доме. Обращаются к ним в строгой очередности только после прославления Хуыцау (Всевышнего Бога) и Уастырджи (Великого духа Уас). К этим силам обращаются, моля о здоровом стаде (Фосы Фелвера), ограждении от болезней (Рыныбардуаг), изобилии продуктов питания (Мыкалгабырта), обилии зерна (Бурхор-Али) и т.д. Зэды и дауаги – мощные силы, они определяют во многом судьбу человека, они влияют на его материальное благополучие; выйти из-под их влияния крайне тяжело, и это под силу только настоящему герою. Невольно приходит на память китайская мудрость: «Все подвластно звездам, только совершенномудрый неподвластен им». Но, согласно Нартскому эпосу, даже тот, кто оказался достойным учения Уас (кого удостоила своим вниманием Уасамонга), не может до конца освободиться от этих сил, пока его душа не расстанется с материальным телом. В подтверждение напомню о том, как зэды и дауаги просили бога убить Батраза за то, что он так беспощаден к ним16.
В конце концов, Батраз умер и только после смерти смог соединиться с миром Уас и стать Уастырджи. (Аналогия в христианстве: Иисус, постигший таинство Святого Духа, после смерти возносится в небо и становится богом для верующих христиан. Эта идея, вероятно, была заимствована христианами из аналогичного мифологического пространства). Итак, если мифические образы попытаться перевести на современный научный язык, то древнее понятие зэды и дауаги есть ни что иное, как символы материальных сил и энергий (йуаг) земли и космоса. Знания наших предков о дауджитах подталкивало их к изучению небесных светил. Древние обсерватории найдены при раскопках древних арийских городов: Аркаима, раскопки которого производятся в Челябинской области; Рокскау (Роксаков – Светлый город), на территории Среднего Урала; в аланском городе в Карачаево-Черкессии в урочище Архыз (после принятия западными аланами христианства эта обсерватория, уникальное по своей архитектуре здание, сохранившийся фундамент которого представляет собой правильный круг диаметром 88 метров, было уничтожено).
Упоминания о зэдах обеспечены текстами с аналогичными приведенными выше сюжетами из академического сборника Хамицаевой Т.А. и Бязырова А.Х.:
– Мадта изæйрон изæдтæй дæр аст ке рамардтон, уой ца ’цæг зæгъун, уа ’цæг дæр Уациамонгæ мæ фидæн æ ронбастмæ исирайæд.17 (Еще убил я восемь вечерних зэдов. И если говорю правду, то поднимись Уасамонга отцу до пояса.)
Зæдтæ. В осетинском языке слово Зæд (изæд) употребляется часто со словом-поправкой «быдыры зæдтæ» (зэды полей, земли). Понятие зэд встречается и в Авесте. Это слово принято переводить как (букв.) «достойные почитания»18. Если при этом учесть осетинскую поправку «быдыры», то получится «силы земли, достойные почитания». В Осетии издревле считается, что в каждой местности есть свой дух-покровитель. Духу-покровителю местности люди приносят жертвы и обращаются к нему с молитвой о благополучии дома. Путники также обращаются с молитвой к зэду той местности, через которую лежит их путь, чтобы на опекаемом им участке он уберег путника от несчастий (фыдбылызæй). Зэды контролируют и место, где расположены село или дом. Так Сафа бынатыхицау (Сафа – хозяин места) требователен к порядку в доме (возможно, этим поверием объясняется аккуратность и чистоплотность осетинских женщин-хозяек) и требует к себе особого внимания, осуществляемого хозяевами дома через посредство очажной цепи. В его честь осетины делают три пирога и посвящают жертвенных животных.
Итак, если древнее понятие зэды и дауаги есть ни что иное, как символы материальных сил и энергий (йуаг) земли и космоса, то убить их – может означать убить в себе тягу к материальному или, иначе, освобождение от материальных привязанностей. Напомню еще одну версию расшифровки слова дауаг, которую нам предлагает В.И Абаев. Слово дауджита он возводит к древнеиранскому tav – сила, быть сильным.19 Убить дауагов, в таком случае, может означать убить силу, т.е. обрести расслабление. Такое значение этого понятия не только не противоречит первому, предложенному нами предположению, но, скорее, дополняет наше понимание изучаемого вопроса. Дело в том, что практики духовного совершенствования предполагают, прежде всего, физическое расслабление и полное доверие к «Свету». В осетинской духовной практике это выражается краткой молитвой: «Хуыцау, фæдзæхсын дын мæхи» (Господи, доверяюсь тебе).
æртыккаг суангыл фæцæйцыдтæн æмæ авд Елиатæ амартон, авд Мыкалгабыртæ, Хорæлдары фырт Бурхор-Алийы дæр æз амартон. Цæ ’цæг зæгъын, уа ’цæг мæ фыд Хæмыцы дзыхмæ схиз.
Уацамонгæ Хæмыцы дзыхмæ схыст. (Третий раз пошел на охоту и семерых Елиата убил, семерых Мыкалгабыров и сына Хоралдара, и Бурхор-Али тоже я убил. И если правду говорю, то поднимись ко рту моего отца Хамыца. Уасамонга поднялась ко рту Хамыца).
Елиа, Мыкалгабыра и Бурхор-Али осетины вспоминают при просьбе об урожае и изобилии продовольствия. Обеспечивая человека продовольствием, эти бардуаги обеспечивают привязанность к себе, свою власть над нами. Убить их – может означать здесь только одно: воздержание в пище, т.е. то, что в религиозной практике называется постом (комдарæн).
Теперь, когда мы выяснили, какие «абстрактные понятия» скрываются под «персонифицированными образами» уаигов, дауагов и др., мы можем определить и то, что скрывает символ Уасамонги. С большой вероятностью мы можем говорить о том, что, речь в кадаге идет о чистом сознании. Сознании, свободном от бесконтрольных мыслей и эмоций, от материальных привязанностей, от жажды в удовлетворении потребностей плоти. Таким образом, Уасамонга – указующая чаша – есть ничто иное, как знак, указывающий на чистоту и свободу сознания. Сознания, способного воспринимать мир таким, какой он есть, со всеми изменяющимися обстоятельствами. Наши предки понимали, что время течет непрестанно, ни один миг не повторяет другой, все вокруг меняется и нет таких обстоятельств, которые бы повторялись в прошлом или повторятся в точности в будущем. Истинное знание о мире, это знание с учетом всех изменяющихся обстоятельств, и поэтому оно всегда новое знание, т.е. Уас. (Уац(уас) – весть, новость.20)
Здесь надо отметить, что кадаг «Уацамонга» передает нам главную теософскую идею, присутствующую во всех восточных религиях. Те, кто занимаются теологией и теософией, знают, что главная ценность религиозных учений не в поклонении чему-либо и кому-либо и не в страхе перед кем-либо и чем-либо, и даже не в законотворчестве, но в постижении чистого состояния сознания, при котором нет необходимости декларировать нравственные законы и установки. В силу того, что такому сознанию открыты причинно-следственные связи вещей и явлений, нравственное поведение становится естественным для обладателя такого сознания.
Чистое сознание в мистических учениях приравнивается к Божественному сознанию. Понятие Божественного сознания, в представлении посвященных, намного шире, чем это может вместить в себя человеческий разум. И практика восточных учений ставит своей целью постижение единения человека с божественным сознанием. Эта практика называется практикой йоги. Йога с санскрита переводится как единение (сравните йуаг, в осет. – единение). Практика йоги есть практика единения с чистым Божественным сознанием, тем, что в русских переводах индийских текстов называется Абсолют.
«Абсолют не повторяется: каждое явление, каждая вещь, каждое мгновение неповторимы и незаменимы. Отсюда следует, что каждое явление требует всей полноты нашего внимания, ибо оно – абсолютно новое. Отсюда следует, что каждое мгновение требует всей полноты внутреннего переживания, ибо такого уже не будет никогда»21.
Божественному духу в Евангелии соответствует Святой Дух, несущий действительную информацию о мире; «опираясь» на него, человек поступает правильно. Об этом Иисус говорил так: «Когда же придет он, дух Истины, то наставит вас на всякую Истину» (Ин. 16:13). «Не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но дух Отца вашего будет говорить в вас» (От Матф. 10:19-20).
Текст Авесты подтверждает тождественность Ахура Мазды (маз с иранского – великий) и Святого Духа. «Спросил Ахура Мазду Спитама-Заратуштра: «Скажи мне, Дух Святейший, Создатель жизни плотской» и т.д. (Авеста).
Причем, если вторая часть слова переводится с древнеиранского как великий, то первая часть, переведенная даже с современного осетинского языка (ахуыр-учение), вполне могла бы удовлетворять общему смыслу древнеиранского мистического понятия – Великий Учитель.
Аналогично, в осетинской традиции Дух Уас – это божий дух на земле. Так, нарт Сæрхъыз в своей молитве говорит: «Уастырджи, Хуцауæмсæр дж» (великий Дух Уас, ты одно с сознанием Божьим). Понятие Уас несет основную теософскую идею учения наших предков. Мудрецы древности осознавали, что нет правил, пригодных на все случаи жизни, так как обстоятельства жизни постоянно изменяются. Но в то же время для того, чтобы принять правильное решение, нужно единство с реальностью, с Уас, которое возможно только с практикой сознания. Поэтому в осетинском эпосе часто встречаются изречения типа «Бон кувджй ?рвит». «Хæсты бацыдтæ, уæд искæй зондмæ, хъусын нæ хъæуы, фæлæ хъуамæ дæхи фæнд атæрай»22. (Проводи дни в молитвах и, когда нужно принять решения, принимай его сам, не слушай чужих подсказок.) До сих пор в традиционной осетинской семье сохраняется обычай, когда старший не читает нравоучений младшему, не задает молодому правил, по которым он должен жить, предоставляя мальчику возможность самому решать встающие перед ним проблемы, не опираясь на навязчивость правил. Именно поэтому Уастырджи – Великий Вестник – является покровителем тех, кто в «походе», покровителем мужчин, тех, чья жизнь или смерть могут зависеть от правильности принятия решений в той или иной ситуации.
По всей вероятности, именно как Великий Вестник следует переводить значение слова Уастырджи, обозначающее основное божество в осетинской религиозной традиции. Потому как после детального разбора значения слова Уас и принятии во внимание факта самостоятельности осетинской религиозной традиции, независимой от христианства, уже нет необходимости в искусственной натяжке значения слова Уастырджи как Святой Георгий. Вполне устраивает и дословное значение перевода: где Уас – слово, весть, Божественная Весть; стыр – большой, великий; джи – производное от слова йуаг и обозначает дух, подобно тому, как это имеет место в буддизме, где суффикс джи, ги (в значении дух применяющийся также в качестве самостоятельного слова) происходит из санскритского йуги, йуджи (единый, дух). Получается Дух Великий Вестник, и это, как мы видим, вполне соответствует религиозному значению этого понятия.
Итак, мы видим, что кадаг о чаше Уасамонга раскрывает нам суть понимания нашими предками понятия уас. Но при раскрытии содержания аллегорий кадага может возникнуть резонный вопрос: стоит ли рассматривать зэдов и дауагов как врагов, которых следует повсеместно уничтожать? И возможно ли это осуществить? А если не возможно, то стоит ли об этом говорить?
Более полную картину видения мира мы можем себе представить, если возьмем во внимание традиционную молитву, сохранившуюся в Осетии. Дело в том, что практически в каждой общественной молитве старшего на осетинском общественном молебне нет призыва к убийству дауагов. Но, наоборот, возносится молитва в их адрес: «зæдты ’мæ дауджиты хорзæх нæ уæд» (да будет на нас благо от зэдов и дауагов). Как это увязать с кадагом о чаше «Уасамонга», где героем оказывается «убийца» дауагов? Вопрос этот разрешается строем общественной молитвы, или, точнее будет сказано, иерархическим строем божественных сил. Первым делом в этой молитве обращаются к Богу – Хуыцау, затем молебен возносится к Уастырджи и только после этого к зэдам и дауагам, уаиги не упоминаются вообще. Такой порядок соблюдается повсеместно и никогда не нарушается. Нарушение этого порядка считается греховным. Чем это обусловлено? На самом деле, суть в том, что человек ничего не в силах отвергнуть: ни влияние сил обеспечивающих временность пребывания на этом свете (Уаигов), ни требования своего материального тела, обеспеченного дауагами. Но беда в том, что и уаиги, и дауаги стремятся довлеть над человеком. И человек духовно слабый находится практически под властью этих сил. На сколько мы подвержены влиянию этих сил, каждый человек может ощутить на себе. Попробуйте замолчать своим сознанием и остановить в себе суетные мысли. Эта задача практически невыполнима для обычного (непосвященного) человека. Попробуй мы обуздать свои похоти, страсти, чревоугодие, и нам покажется, что мы живем только для того, чтобы ублажать свое тело. Именно поэтому мы можем говорить, что уаиги и дауаги довлеют над нами. Но человек должен знать, что помимо уаигов и дауагов есть еще и Божественный Дух – Уас. А для того чтобы почувствовать его, необходимо «убить» доминанту дауагов и уаигов над собой. И, в первую очередь, человек должен постичь Божественный дух, а силы дауагов и уаюгов должны способствовать этому и должны быть второстепенными силами перед Уас – Божественным духом. Такому постижению способствует духовная практика. О том, что она из себя представляет, мы планируем рассказать в следующих публикациях.
Рассмотренный нами кадаг о чаше Уасамонга меняет некоторые из бытующих представлений об истории религий. Если ранее считалось, что до великих просветителей: Буды, Лао-цзы, Христа и др., люди поклонялись лишь идолам, то сейчас для нас совершенно очевидно, что ни один из пророков не появился на «пустом месте», ибо все они черпали свои знания в уже существовавшей мифологической духовной традиции. Причем, если ранее считалось, что миф каждого народа есть самостоятельное творчество отдельных народов, то теперь, с развитием науки о мифологии, с развитием сравнительной (параллельной) мифологии, идея о том, что мифы многих евразийских народов имеют общий исток, оказывается более жизнестойкой. Этот же исток, по всей видимости, является истоком основных теологических идей мировых религий. И, вероятно, прав был Ал-Халладж Хусейн Ибн Мансур (Х в.), когда говорил: «Я глубоко размышлял над всеми религиями и нашел, что они многочисленные ветви ствола, имеющего один корень»23.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В.И. Абаев. Избранные труды. ИР. Владикавказ, 1990 г., стр. 111.
2 В.И. Абаев. Избранные труды. Религия. Фольклор. Литература. ИР. Владикавказ, 1990 г., стр. 20.
3 Нарты кадджитæ. Владикавказ. И-П предприятие им. В.А. Гасиева, 1995 г.
4 Нарты. Осетинский героический эпос. Главная редакция восточной литературы. Москва.1990 г. т.1, стр. 275.
5 В.И. Абаев. Избранные труды. Религия. Фольклор. Литература. ИР. Владикавказ, 1990 г., стр. 106.
6 Нарты кадджитæ. К. Гутиев. ИР. Орджоникидзе, 1989 г.
7 Нарты кадджитæ. К. Гутиев. ИР. Орджоникидзе, 1989 г., стр. 52.
8 Агубнов М.В. Путешествие в загадочную скифию. М. Наука, 1989.
9 Агубнов М.В. Путешествие в загадочную скифию. М. Наука, 1989 г.
10 Нарты кадджитæ. Гутиев К., стр. 266.
11 Авеста в русских переводах. 1861-1996. Санкт-Петербург, 1998.
12 Абаев В.И. ИЭСОЯ, изд. АНСССР 1958г. т.1, стр. 348.
13 Нарты кадджытæ. Чиныгуадзæн ИР, Орджоникидзе, 1989г. Собр. Гутиаты Къ. Т.1., стр. 368.
14 там же.
15 там же стр. 353.
16 Нарты. Осетинский героический эпос. кн.2, восточная литература, Москва, 1989 г.
17 Нарты. Осетинский героический эпос. Главная редакция восточной литературы. Москва, 1990 г. т.1, стр. 275.
18 Авеста в русских переводах. 1861-1996г. Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 421.
19 Абаев В.И. Избранные труды. ИР. Владикавказ, 1990 г.
20 ИЭСОЯ. Абаев В.И. Т. 4.
21 Сидоров В. «Семь дней в гималаях». Ж-л Москва. №8, 1982.
22 Нарты кадджытæ. Чиныгуадзæн ИР, Орджоникидзе, 1989г. Собр. Гутиаты Къ. т.1, с.164.
23 Зеркало совершенства. Истории странствующих суфиев. М. Эскимопресс, 2000.
