Великие потрясения первой четверти ХХ века (октябрьская революция, гражданская война) дали мощный импульс развитию культуры народов нашей страны. в политическом мироустройстве общества утвердились новые социальные и нравственные отношения. В противоречивых процессах грандиозного переустройства вековых устоев жизни рождалась и новая литература, по-новому определяющая не только типизацию и характер героев, но и значительно расширяющая сюжетостроение и жанровые границы.
Осетинская литература в эти годы «переработала» огромный материал, предоставленный новыми реалиями жизни. Действительность требовала широты повествования, многоплановости, сюжетной разветвленности. События эпохи излагались в динамике, в пафосной манере, поэтому литературные герои не отличались особенной психологической глубиной. Многие осетинские писатели натуралистически копировали детали нового общественного мироустройства. «Ассоциативное движение метафор, сопоставление образных рядов, становясь композиционным фактором, усложняло повествование, усугубляло хаотичность его структуры… Употребление метафоры как композиционного приема осложнялось еще и искусственным созданием из прихотливо сочлененных, «динамизированных» кусков текста особого «структурного рисунка». Ритмическая организация повествования придавала ему «повышенную эмоциональную экспрессию»1.
Так было в русской литературе, так было и в осетинской: «В произведениях этих лет было немало неудач, нетрудно заметить художественную незрелость и идейную неполноценность некоторых из них. Писатели овладевали жизненным опытом, вели поиски форм выразительности, находились на пути освоения эстетической культуры прошлого и настоящего»2. Авторы этого периода часто вводили в художественный текст фольклорные сюжеты, воспроизводя их интонацию и манеру повествования. Это вызывало перемены не только в лексике произведения, но и структуре композиционного построения, что нередко приводило и к перегрузке сюжетной линии. «Однако это десятилетие характеризуется не только болезнями роста и становления. 20-е годы в осетинской литературе памятны своими основополагающими достижениями»3. В это же время «заканчивается отрочество нового поколения осетинских писателей. Литературное развитие вошло в темп, обрело новые силы»4.
Героика жизни требовала все новых и новых произведений, где бы читатели находили яркие примеры для подражания. Как бы предвосхищая эту эпоху, А.М. Горький еще до Октябрьской революции писал: «Наша цель возбудить в сердцах юношества социальный романтизм, настроение любви и доверия к жизни, к людям: мы хотели бы воспитывать героическое, мужественное отношение к действительности, хотели бы внушить человеку, что он творец и хозяин жизни и на нем лежит ответственность за грехи земли; точно так же, как ему слава за все прекрасное в жизни».
Одним из первых эту тему в осетинской литературе реалистически широко и убедительно реализовал Чермен Беджизати в своей повести «Башни говорят»5. В этом произведении писателю удалось преодолеть романтическую плакатность и декоративность, присущие осетинской прозе начала 20-х годов ХХ века. Большим достижением автора было создание образа Баймата, которым было положено начало появлению нового типа положительного героя осетинской литературы – старейшины, мудреца, сказителя, олицетворяющего собой живую башню национальной самобытности народа.
Чермен Беджизати неуклонно шел по пути овладения опытом предшествующей классической литературы. Однако в его прозаическом творчестве есть и нечто новое: это и перемещения во времени, и ломка сознания, и невиданный ранее акцент на психологическую сущность героев и т.д. Эстетическая система писателя развивалась под мощным давлением эпохи. В отличие от многих предшествующих произведений, выполненных в жанре «ровного повествования», Чермен Беджизати лирические мотивы чередует с этическими, светлые и радостные картины современности – с трагическими событиями прошлых веков. Народ показан не обезличенной массой, а целым рядом неповторимых индивидуальностей.
Бытие народа не терпит суеты: «У развалин башен день-деньской сидит древний старец, некогда искусный сказитель Баймат. Не понимает он ни нового поколения, ни новых людей. Доживая последние дни своей долгой жизни, он весь в воспоминаниях о далеком прошлом. Но седая древность никому не нужна. И молчит Баймат, как и древние башни»6.
Наконец, четверо молодых людей – будущих научных работников, приехавших в «страну башен» изучать материальную и духовную культуру народа, заинтересовались им, и устами старца заговорила сама история. Поэтика старины требует от Баймата смиренного и скромного поведения, что он и демонстрирует: «Слеп я, как замкнутый склеп, глух, подобно развалинам башни. Разум и мысли иссохли, как пожухлые осенние листья. Язык мой высох во рту, словно еловая дощечка на солнце. Да, когда-то смышлен был разумом, и голос звучал, как колокол, но теперь тьма окутала мой разум, как беззвездные ночи, и не зазвучать моему голосу, как стволу старого дерева. Не ждите от меня многого, я тот, кто многое потерял из того, что имел, но приобрести давно ничего не может»7.
Произведение Чермена Беджизати представляет собой повесть «говорящих башен» – летопись общественной жизни Осетии в разных исторических пластах. Писатель придумал удивительную страну под названием «Страна башен», в которой жили и живут люди с красивой душой и яркими характерами. Автор скрупулезно описал ландшафт этой страны, нравы и обычаи ее обитателей. Новеллические сюжеты Чермена Беджизати необычны, но тонко и глубоко продуманы, психологически обоснованы.
Народ – главный герой и творец истории. Чермена Беджизати мучила мысль, что горец – производитель всех материальных благ и духовных ценностей тогдашней Осетии – находился в угнетенном состоянии, зависел от сильных мира сего, был обречен на полуголодное существование. В своей повести автор «воскресил» целую плеяду людей прошлого. Он восхищался их мужеством, высокой нравственностью, однако далек был от идеализации. Действительность он представлял себе не застывшей массой, а движущейся материей в борьбе противоречий.
Чермен Беджизати в повести «Башни говорят» выступает как подлинный новатор. Новизной и смелостью отличается выбор жизненного материала – изображение патриархальной жизни почти не практиковалось в осетинской литературе того времени. В этом произведении отчетливо выступают главные черты авторского метода. Писатель обращается к актуальнейшим проблемам современности и раскрывает их на фольклорном материале. Но в то же время «фольклорность» обстановки и событий в произведении соединяется с исключительным драматизмом в развитии конфликтов и характеров основных действующих героев. В этом одно из своеобразных качеств сложившейся художественной системы Беджизати.
Фольклорно-новеллистическая основа повести своеобразно контрастирует с исключительностью главного персонажа – Баймата. Но эта исключительность – результат предельной концентрации – отнюдь не выводит центральный образ за рамки реалистического изображения. В приемах типизации автор обнажает свою преемственную связь с осетинскими классиками конца XIX – начала ХХ века. И вместе с тем перед нами не простое продолжение гадиевских традиций, а их развитие и включение в новую художественную систему. Новаторские тенденции в повести Чермена Беджизати прежде всего объясняются его стремлением к предельной социальной конкретности и подлинности исторического фольклоризма. Этим вызвана и документальная точность деталей, точность топонимики, фамильных башен, селений, пахотных угодий и пастбищ, приурочение действия к определенным датам и праздникам.
Именно авторское стремление к социальной конкретности помогает писателю раскрыть в своих произведениях обстоятельства, формирующие характер людей, приводит его к более глубокому пониманию общечеловеческих ценностей. В соответствии с углубленным и последовательным осуществлением новых принципов типизации проявляется мастерство писателя в создании реалистического портрета, мастерство диалога и речевой характеристики каждого из персонажей и, наконец, глубина психологического анализа. Если в начале 30-х годов в творческой мастерской писателя в основном преобладали малые жанры: очерк, новелла, рассказ, то с «Башни говорят» начинается подлинный расцвет Беджизати-прозаика.
Сказания Баймата – это синтез его собственного сознания. Главный герой до поры до времени хранит гробовое молчание. Его взгляд устремлен куда-то далеко, пересекая (и не раз) дистанцию между прошлым и настоящим. Чтобы это, казалось бы, невозможное единство стало возможным, должен осуществиться путь к нему, к мудрому старцу, которому предки завещали хранить заветы отцов и дедов. Он и говорить начинает из внутренней необходимости сохранить связь времен. В результате перед нами развертывается социальный мир, явно и последовательно углубляющийся. Межпоколенческий контраст Баймата и студентов-практикантов смягчается благодаря мудрости первого.
В отношениях между ними существует пробел равный нескольким поколениям, но в то же время в их общении ощутимо глубинное единство человеческой основы. Вот только один пример осознанности такого взаимного движения друг к другу: «Молодежь молча уселась на зеленом лугу, как кому лучше показалось. Кто-то сидел, а кто-то полулежал. Чуть поодаль, в тени башни, отдельно сидит старый Баймат. Необщительный, избегающий людей, он удивляется тому, что эта странная молодежь, так бесцеремонно нарушающая его одиночество и покой, чем-то его притягивает к себе. Почему ему приятно слушать их, ему, когда его раздражает человеческая речь?»8
Анализируя историю текста «Башни говорят», Нафи Джусойты показывает, как Чермен Беджизати последовательно лепит «колоритный образ такого “речистого мужа”, как сказитель Леван Беджизати, органично приближая рассказчика к главному герою повести»9.
Действующие лица новелл – старик Баймат и молодые исследователи – олицетворяют старое и новое. Симпатия писателя всецело на стороне молодежи, но Баймат, его суровый нравственный кодекс, его завидное искусство сказителя дороги писателю. «С грустью расстается он с Байматом и “страной башен”, уходя вместе с молодыми “гонцами” науки. Но это грусть расставания перед большой дорогой. Сама “страна башен” прощается с ними с добрым напутствием»10. Историческая реальность, которую точно характеризует Нафи Джусойты, внутренне связана с реальностью самих легенд, точнее, с их объединительной миссией, формирующей общность поколений. Во всяком случае, основным нам кажется отчетливо проявляющийся здесь общий принцип: Баймат как рассказчик раскрывается в сфере объединяющего взаимодействия.
Автор как бы приводит нас к некоему центру, в котором реализуется не только один из персонажей повести, Баймат, но и объединяющая всех универсальная позиция автора-слушателя. Он не создает, не объясняет, а записывает легенды, услышанные от своего деда Левана Беджизати, и объединяет их общей концепцией и личностной точкой зрения, обращенностью к каждому участнику сюжета. Для понимания повести очень важна содержащаяся в ней характеристика, которую Баймат дает молодым ученым-краеведам: «Красивая молодежь! Он не видел их целых три недели, но не переставал думать о них. Сам того не сознавая, искал их глазами, так привык он к ним. Они внесли в его серую, скучную жизнь что-то хорошее, а что, он и сам не знает. Хорошая молодежь! С жителями ласковы, помогают, чем могут, благонравны, вежливы, честны»11.
Естественная самобытность поведения главного героя проявляется во всех превращениях: «Баймат и его слушатели, – свидетельствует Шамиль Джикаев, – олицетворяют прошлое и настоящее Осетии. Старец является воплощением мудрости народа, его векового нравственного и социально-исторического опыта. Через все новеллы проходит идея гуманизма. какими бы кровавыми и трагическими ни были конфликты, как бы не свирепствовало зло – непреложными остаются правда и справедливость, любовь побеждает ненависть, добро и разум торжествуют над злом и глупостью. Новеллы динамичны и живописны, в них во всем блеске выступает горское красноречие»12.
Чермену Беджизати удалось создать одного из самых рельефных героев (и одну из самых драматических повестей) в контексте осетинской литературы 30-х годов прошлого столетия. Глубинная человеческая общность и непреодолимый социально-психологический фактор, жажда самоутверждения и предельная самоотверженность – значимость каждого из этих «полюсов» предстает во всей несомненности гармонии между ними. Это эпическое целое, так как его содержание – это общая жизнь разных людей, разных его групп в национальном единстве, общая жизнь человеческого «мы» («Кодзыровы», «Слановы», «Фарниевы»), которая пробуждает сознание и совесть, проясняя человечность каждого.
Таким образом, в процессе формирования новеллического целого в повести «Башни говорят» наиболее отчетливо выявляется финал, определяющий симметричность композиции. В центре этой симметрии оказывается Баймат Барсагов. Он олицетворяет собой не только реальную личность, но реальную общность людей. Новеллический цикл как художественное целое порождается именно этой общностью человеческого «мы» и образуется взаимной обращенностью и объединяющим взаимодействием: рассказыванием – слушанием – записыванием слова о каждом легендарном герое. Это целое снова и снова возрождается, подключая к общему движению нового читателя-слушателя-рассказчика – равного другим участникам общего жизнеутверждающего процесса.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. История русской советской литературы. 1917-1940 гг. – М. 1975. С. 117.
2. Очерк истории осетинской советской литературы. – Орджоникидзе: СОКИ. – 1967. С. 36.
3. Там же. С. 36.
4. Там же. С. 37.
5. Чермен Беджизати. Мёсгуытё дзурынц // Ёвзёрст уацмыстё. – Сталинир: ХИПР. 1958. С. 371-481.
6. Там же. С. 374.
7. Там же. С. 392.
8. Там же. С. 388.
9. Н. Джусойты. Чермен Беджизати // Очерк истории осетинской советской литературы. – Орджоникидзе: СОКИ. 1967. С. 318.
10. Там же. С. 139.
11. Чермен Беджизати. Башни говорят. Перевод с осетинского А. Гаглоевой и Г. Агасова. – Тбилиси: Закавказское государственное издательство. – 1936. С. 26.
12. Ш.Ф. Джикаев. Осетинская литература: краткий очерк. – Орджоникидзе: СОГУ. 1980. С. 105.
