Перевод с осетинского Георгия Тедеева
Продолжение.
Начало см. “Дарьял” 3’91, 2’92, 1-3’94,
2, 4’95, 2’96, 3’97, 2, 4’98, 2’99, 2, 3’00
ХАМЫЦ И НЕВЕСТКА САЙНАГ-АЛДАРА
Рассказывают, что однажды Сайнаг-алдар пригласил к себе именитых нартов – Урузмага, Хамыца и Сослана. Это коварный Сайнаг-алдар, помня об обиде, нанесенной ему Хамыцем, решил допьяна напоить нартов, а там уже и посмотреть, что можно будет сделать с захмелевшим Хамыцем. И потому подносят нартам бокалы – вначале от самого Сайнаг-алдара, а потом – от жены его, затем от трех сыновей, а напоследок и от невестки Сайнаг-алдара.
И столь красива была эта невестка, что женолюбивый Хамыц даже рот раскрыл, едва увидев ее.
Урузмаг и Сослан уже поблагодарили невестку, а Хамыц все еще держит бокал в руке и, бормоча какие-то несвязные слова, не спускает взгляда с дивной невестки Сайнаг-алдара. Но выпил, наконец, и Хамыц свой бокал и вернул его невестке, в волнении своем скривив губы и показав край зуба Аркыза. И никто не заметил, что невестка Сайнаг-алдара побледнела и вышла из гостевого покоя, пошатываясь.
А невестка между тем, пробежав в свой покой, повалилась на свою кровать и горько заплакала – поняла, что этот краснобородый нарт со стальными усами теперь будет ее преследовать.
Терзается невестка Сайнаг-алдара, и вдруг слышит над собой голос свекрови:
– Что с тобой, невестка наша? Что плачешь? Никто ведь тебе не сказал дурного слова – ни мы сами, ни гости наши!
– Не вынуждай меня, свекровь моя, к откровенности! – еще пуще зарыдала невестка Сайнаг-алдара. – Я не вынесу этого!
– Разве случилось что-нибудь? – волнуется свекровь.
– Пока ничего не случилось.
– Тогда как понять твой плач?
– Вот уйдут гости, скажу. Иначе быть беде.
Ничего не добившись, свекровь покинула покой невестки.
А тем временем нарты, еще посидев немного, встали и, поблагодарив хлебосольного хозяина, удалились. Урузмаг и Сослан шагали нетвердо, но Хамыц, пораженный красотой невестки и оттого протрезвевший, шел уверенно, словно и капли ронга не пробовал сегодня. И потому Сайнаг-алдар отложил свой замысел до более подходящего случая.
Прошло некоторое время и хозяйка дома, жена Сайнаг-алдара, опять допытывается у невестки:
– Не пора ли сказать мне, наша невестка, что случилось? Что ты плакала в тот день, когда в нашем гостевом покое сидели именитые нарты?
– Поклянись, – говорит невестка, – что никто другой не узнает о том, что услышишь.
– Пусть меня убьет молнией, если я проговорюсь!
– Тогда вот что. Этот краснобородый нарт показал мне край зуба Аркыза. И тем лишил меня воли. И теперь я готова сделать все, что он только велит мне.
– О-о-о, – говорит свекровь, воздевая руки, – да порушится его дом, да сгинет он, этот осел, ввергший нас в такую беду! Но ты вот что запомни, невестка наша, – с сегодняшнего дня уже не выходи на улицу. Хамыц ведь такой человек, что теперь будет искать с тобой встречи. А во дворе нашего галуана отныне я сама буду убирать.
– А мне остается только запереться?
– И хорошо, невестка наша. В жилах моего внука должна течь только кровь моего сына. Чтобы наша благородная кровь не смешалась со всякой.
Идут дни за днями. И не покидает невестка Сайнаг-алдара своего покоя. И удивляет это Сайнаг-алдара. И тогда он спрашивает жену:
– Что это с нашей невесткой? Почему ты возишься во дворе, а не она?
– Но я еще достаточно крепка! – отвечает жена. – Чего мне беречь себя!
– Нет, это не ответ, – настаивает Сайнаг-алдар.
Тогда жена говорит:
– Нашу невестку следует поберечь.
– Но почему?
– Она затяжелела.
– Но это же хорошо! Разве это стыдно и надо прятаться?
– Это, что и говорить, хорошо. Но нашей невестке угрожает опасность.
– Какая ей может угрожать опасность? – удивляется Сайнаг-алдар.
– А такая, что этот коварный Хамыц показал ей зуб Аркыза. А это значит, что теперь он будет домогаться ее благосклонности.
– О, чтобы ему ослиную голову сожрать! – воскликнул Сайнаг-алдар. -Однако же надо принять меры. Пусть наша невестка сидит дома, пока не родит. А там даже Хамыц не станет домогаться благосклонности роженицы.
И вот не появляется больше нигде невестка Сайнаг-алдара. И догадывается Хамыц, что Сайнаг-алдар и его жена прячут ее. И потому озабоченный ходит Хамыц. Но придумать ничего не может и тогда полагается на случай, который, если терпеливо ждать, рано или поздно подвернется…
И вот однажды, когда у нартов было громадное пиршество и нарты зазвали к себе среди прочих именитых гостей и Сайнаг-алдара, Хамыц, распоряжавшийся на этом пиру, велел молодым напоить допьяна приглашенных и среди них Сайнаг-алдара. А потом, когда гости уже не стояли на ногах, Хамыц поспешил задами к галуану Сайнаг-алдара. А там, потянув кожаный ремешок на хитроумном замке, открыл дверь и прокрался в покой невестки Сайнаг-алдара. И снова показал ей зуб Аркыза.
А дальше… А дальше случилось то, ради чего Хамыц так домогался встречи с невесткой Сайнаг-алдара.
А на рассвете Хамыц выпрыгнул из верхнего яруса галуана, и стальной звон его покатился в утренней тишине.
И понял проснувшийся от хмельного сна Сайнаг-алдар, что Хамыц добился своего, и пробормотал:
– Ты дорого мне заплатишь за это, Хамыц!..
ЖЕНИТЬБА ХАМЫЦА
Как-то Хамыц опять отправился в поход. Целый год странствовал он, но ничего не добыл. И тогда думает: “Ну, что поделаешь, нет добычи и нет. Но не возвращаться же домой с пустыми руками? Что скажут нарты? Не поохотиться ли?”
Присел он под деревом, чтобы отдохнуть перед охотой и незаметно для себя впал в глубокий сон. А в это время с неба слетели три ангела и опустились на дерево, под которым спал Хамыц, и стали разговаривать.
– В Дурагоме, Каменистом ущелье, живет девушка, – говорит один из ангелов. – И она только ночью бывает в образе человеческом, но покажись она днем, то затмит солнце. Ночью же луна, завидев ее, завистливо прячется, такая эта девушка красивая. Того, кому она достанется, ждет великая удача.
– Но у нее такие стражи, – говорит другой ангел, – что никого к ней не подпустят. Это камнеклювый орел, постоянно бодрствующий волк и стальнозубый жеребец.
– Но ведь есть же средство одолеть этих стражей, – говорит третий ангел. -Киньте орлу просоленную тушку индюка, и когда он, вечно голодный, растерзает ее и проглотит, то, мучимый жаждой, даже не взглянет на домогателя руки этой девушки. А постоянно бодрствующему волку бросьте просоленную баранью тушу и, когда он, тоже вечно голодный, жадно съест ее, то побежит к реке утолять жажду. И тут ему будет не до домогателя руки девушки. Есть средство смирить и стальнозубого жеребца. Тот, кто отважиться посвататься к девушке, пусть семь раз обмажет своего коня бурамадзом, чудо-клеем, и потом семь раз вываляет его в песке, а затем уже и выпустит на стальнозубого жеребца. Кони начнут биться, рвать зубами друг друга. И вскоре стальнозубый, истекая кровью, запросит пощады.
А первый ангел говорит:
– Тот, кому достанется эта девушка, лучше бы не дождался от нее ребенка. Потомство от нее, могучее и бессмертное, может погубить все племя людское.
– Нет, пусть ребенок родится, – говорит второй ангел. – Надо только не позволить ему узнать вкус материнского молока. Иначе, когда вырастет, даже Бог его не одолеет.
– А воспитывается пусть он на дне морском, – говорит третий ангел, -чтобы он не вкусил сока земли и не согрелся от тепла солнца. Иначе он, возмужав, зубами перемелет камни и скалы и съест их.
Сказали это ангелы и улетели. А Хамыц проснулся и спрашивает сам себя: “Это что было – сон или явь?”
Между тем уже рассвело. Хамыц протер глаза и отправился на охоту. Идет он по лесу и вдруг видит – на лужайке пасется белая оленуха. Вскинул лук Хамыц и уже хотел сразить оленуху, но тут зверь поворачивает к нему голову и говорит:
– Остановись, охотник, не будет тебе пользы от меня. Лучше выслушай, что я скажу. Тебя ведь Хамыцем, из племени нартов, зовут? И нехорошей жизнью живешь ты, нарт Хамыц, один, без жены, так что ни постирать тебе некому, ни приготовить. Сколько так можно жить! Между тем в Дурагоме живет девушка, тебе предназначенная. И если женишься на ней, то тебя ждет великая удача. Надо, чтобы она досталась только тебе, Хамыц из племени нартов.
– Я уже слыхал про эту девушку, – говорит Хамыц. – Но как найти к ней дорогу?
– А это просто. Из Дурагома, Каменистого ущелья, часто выходит на охоту мальчик. Он маленький еще, ты его сразу узнаешь. Только дождись его здесь. Подружись с ним, а там и увидишь, что делать дальше.
Хамыц поблагодарил оленуху. И когда она умчалась в лес, то подумал: “А ведь права эта оленуха – сколько можно жить одному!”
Утром Хамыца разбудил грохот. Вскочил Хамыц на ноги, оглядывается и видит: вдали рушатся скалы, с гор срываются каменные глыбы и скатываются вниз, круша на своем пути все. А мимо пробегают звери, обгоняя один другого. И земля стонет под их ногами.
Диву дается Хамыц и спрашивает сам себя: “Что это может означать? Не видно ведь ни охотника, ни собак охотничьих! Отчего тогда звери в таком переполохе?”
Но вдруг видит – вдоль реки по берегу идет мальчик с оленьей тушей на плечах. И его едва видно под ношей, но шагает он бодро, словно у него не олень на плечах, а пушинка. Но вот он остановился возле родника и, сбросив оленя, в одно мгновение сложил и разжег костер. И так же быстро освежевал оленя и разделал, так что Хамыц даже не g`lerhk, откуда появились в руках мальчика физонаги.
“Ну и проворство”… – подумал Хамыц и тоже разжег костер, а сам прошел в лес, надеясь там поживиться чем-нибудь. Но не везло Хамыцу в тот день – с пустыми руками вышел он из леса. И видит – смотрит на него этот мальчик, держа в руках готовые физонаги. И тогда смущенный неудачей Хамыц притворился, что хочет спать. И потому, закутавшись в плащ, растянулся возле своего костра. Но мальчик, воткнув в землю вертела, направился к Хамыцу. И, не сказав ни слова, показал жестами, что приглашает Хамыца разделить с ним трапезу.
– Но я не знаю тебя, мальчик, – говорит Хамыц. – А у нас такой обычай, что мы должны знать, с кем трапезничаем.
– Мы еще узнаем друг друга, – отвечает мальчик. – А пока достаточно и того, что я из Дурагома, Каменистого ущелья.
– О, – обрадовался Хамыц, – тебя, видать, сам Бог посылает мне! Ведь я нуждаюсь в твоей именно помощи!
– Ну что ж, – говорит мальчик. – Я к твоим услугам. А пока прошу к столу. Кроме того, я бы тоже хотел знать, кто ты, мой гость?
– Я – нарт, – отвечает Хамыц, беря физонаг.
– О, мне тоже везет! – теперь обрадовался мальчик. – Я ведь давно слышу про племя нартов! И потому я рад нашему знакомству, нарт. И прошу тебя, побудь со мной здесь, пока я буду охотиться.
– Благодарю тебя, мальчик, – отвечает Хамыц, – но я так давно покинул землю нартов, что беспокоюсь уже – не случилось бы у них беды. Поэтому я отлучусь в нартовскую землю с тем, однако, условием, что мы встретимся с тобой через три недели здесь же.
Согласился мальчик и они разъехались – каждый в свою сторону.
Вернулся в землю нартов Хамыц. И удивляется – никто не выходит ему навстречу, и улицы нартовские пусты. И тогда он идет к Шатане и спрашивает:
– Где нарты? Почему не видать нартов?
– О, Хамыц, откуда и знать тебе про беду нартов, ведь ты уже целый год в походе! – отвечает Шатана. – Между тем нарты погибают от голода. Не могут даже встать со своих кроватей. Это оттого, что у нас случился большой недород. На нивах наших и в лесах наших. Звери покинули высохшие леса, поля сожгло солнцем, а мы так ослабели, что теперь, когда звери вернулись в наши леса, уже и поохотиться некому. Нарты валяются, точно мертвые.
– Ну, что ж, – говорит Хамыц. – Я поохочусь и накормлю нартов.
И вот охотится Хамыц. В одном ущелье он набил птицы, в другом -оленей и косуль. И начал кормить нартов. И вскоре нарты уже начали подниматься со своих кроватей и благодарили Хамыца. А там уже и сами начали охотиться. Между тем Хамыц уже готовиться стал к встрече со стражами девушки. Он запасся просоленными тушкой индюка и тушей a`p`m`, а также бурамадзом, чудо-клеем.
Когда все было готово, он оставил нартов и отправился в условленное место для встречи с необыкновенным мальчиком.
И вот едет Хамыц и подъезжает к опушке. И встречается со знакомой уже белой оленухой. И оленуха спрашивает его:
– Где ты пропадал, Хамыц?
– Я был в земле нартов, – отвечает Хамыц. – Но откуда ты знаешь мое имя? Ты вот уже второй раз называешь меня по имени!
– Как мне не знать твоего имени, Хамыц, – говорит белая оленуха. -Ведь я не зверь лесной, а женщина. И когда жила в человеческом образе, то много слышала о тебе.
– Но почему ты ходишь в оленьем образе?
– Это на мне исполнилось проклятие врагов нашего племени. И я так и буду оленухой, пока плеть Афсати не коснется меня. Но проклятие можешь снять только ты, Хамыц. Больше сказать я не могу ничего. Ты же делай только то, что тебе велит твое сердце. И знай, трудные испытания тебе предстоят и потому подкрепись, нарт. Вон, видишь желтоспинного оленя? Не Афсати ли его посылает тебе?
Сказав это, белый олень исчез, а Хамыц начал подкрадываться к желтоспинному. И хотел уже спустить тетиву, но в это время раздался ураганный свист чьей-то стрелы и желтоспинный полетел со склона на дно ущелья, переворачиваясь.
– Что это за охотник, с таким шумом убивающий оленей? – подумал Хамыц. – Вокруг ведь нет никого!
Оглядел окрестности Хамыц и, никого не обнаружив, направился к убитому оленю. И вдруг опять увидел мальчика из Дурагома, Каменистого ущелья. Быстрый, как молния, он опять в одно мгновение освежевал оленя и разделал.
– Да будет Бог щедр к тебе и да наградит Он тебя еще большей добычей! – пожелал Хамыц маленькому охотнику.
Мальчик, обернувшись с быстротой молнии, улыбнулся, узнав Хамыца.
– О, да пошлет и тебе Бог по твоему желанию, нарт! – ответил он и пригласил Хамыца: – Присаживайся к моему костру, раздели со мной скромную трапезу.
– Но я спешу.
– Вижу, но ведь большие дела спешно не делаются, – сказал мальчик и, свернув из нескольких оленьих шкур седалище, посадил на него Хамыца.
Опустился на шкуры Хамыц, и шерстинки на шкурах зазвенели разноголосо, как серебряные бубенцы. И тогда Хамыц мечтательно вздохнул:
– Эх, если бы…
Но мальчик прервал его:
– Я понял тебя, нарт. Тебе шкуры понравились. Они – твои!
– Я благодарю тебя, мальчик. Но мне тоже хочется подарить тебе что-нибудь. Но что?
– Расположение своего сердца! – подсказал мальчик.
– Тогда знай, мальчик, я полюбил тебя. Рассчитывай на меня, как на самого себя.
– Так и будет. Клянусь землей, по которой мы ходим.
Поужинали и легли спать. Мальчик тут же уснул по-детски крепким сном. Убедившись, что мальчик спит, Хамыц накинул свой плащ на бревно, рядом лежавшее, а сам, вскочив на коня, скрылся в лесу.
Едет Хамыц и вдруг при свете поднявшейся луны на него из мрака налетел камнеклювый орел. Хамыц мешкать не стал – кинул хищной птице просоленную тушку индюка. Орел растерзал ее, проглотил, и, мучимый жаждой, полетел к реке. А тем временем на Хамыца устремился постоянно бодрствующий волк. Хамыц и здесь не растерялся – кинул ему просоленную баранью тушу. Голодный волк в одно мгновение проглотил барана и тоже, мучимый жаждой, побежал к реке, не обращая внимания на Хамыца.
После этого Хамыц спешился и семь раз обмазал своего коня бурамадзом, чудо-клеем, а потом семь раз вывалял в песке, и уж только потом выпустил его на стальнозубого жеребца, последнего стража девушки из Дурагома, Каменистого ущелья.
Кони сшиблись и начали рвать друг друга. Конь Хамыца отрывает куски от боков стальнозубого, а стальнозубый откусывает комки намертво склеившегося песка. Стальнозубый истекает кровью, а конь Хамыца освобождается от песка.
Кто знает, сколько продолжалось сражение двух коней, но, наконец, стальнозубый жеребец застонал и говорит:
– Эй, кто бы ты ни был, хозяин странного коня с боками из песчаника. Вели своему коню больше не терзать меня. И за эту услугу я тебе не помешаю взглянуть на девушку из Дурагома, Каменистого ущелья! Ты ведь за этим прибыл сюда!
Хамыц вышел из мрака и усмирил своего коня, а стальнозубому жеребцу велел:
– Сделай, как сказал – покажи мне девушку, которую ты так отважно оберегаешь.
Повернулся стальнозубый и полетел в глубь ущелья. Остановился там у подножия высокой башни и заржал. В ответ из окна башни выглянула девушка, осветив своим сиянием долы и горы. И сладкую боль в сердце своем почувствовал увидевший ее Хамыц.
А девушка спрашивает стальнозубого жеребца:
– Кто этот человек? Почему он так беспрепятственно вошел в наше ущелье?
– Как же было ему не войти, хозяйка моя! – жалуется стальнозубый жеребец. – Ведь его конь моей кровью жажду утолил!
– А где камнеклювый орел и где постоянно бодрствующий волк?
– Они на реке, утоляют жажду. Этот человек доотвала накормил их солониной. Не до него им, хозяйка моя!
Тогда девушка обращается к Хамыцу:
– Что ж, если так, то ты послан сюда самим Богом. И я стану твоей -так, значит, суждено, но прежде да исполнится над тобой мое проклятие – иначе ты не сделаешь того, что мы ожидаем от тебя. Пусть Бог заразит тебя моей неизбывной печалью, печалью потерявшего мать человека, вынужденного видеть свою родительницу только в оленьем образе и ночи свои проводящего в слезах, а день – в тоске. И так да будет, пока ты не вернешь моей матери ее человеческий образ, а мне, ее дочери, радость сердца.
Сказав это, девушка скрылась в окне башни и вокруг стало опять темно. И тогда Хамыц, опечаленный печалью человека, потерявшего мать и вынужденного видеть свою родительницу только в оленьем образе, поплелся туда, где он оставил мальчика спящим. Но сон бежал его, и он, так и не сомкнув глаз, промаялся до самого утра.
А там, когда наступило утро, мальчик вскочил со своего ложа и спросил Хамыца:
– Ты маялся всю ночь, нарт. Но что тебя так печалит?
– Благодарю тебя, мальчик, но – прости – я не могу тебе ответить, если моя тоска хоть немного не уймется.
Мальчик ничего больше не сказал. Он в мгновение ока изжарил физонаги и, протянув вертел Хамыцу, говорит:
– Ешь, нарт.
И Хамыц стал нехотя жевать. Пока он ел один физонаг, мальчик съел три. И тогда мальчик говорит:
– А не поохотиться ли нам? Может, это развеет твою тоску? Ага, ты не прочь. Но тогда скажи – гаить будешь или в засаде посидишь?
– Гаить я не смогу, – говорит Хамыц, – я лучше посижу в засаде.
Хамыц выбрал место и приготовился. А мальчик начал гаить – он то взбежит по одному склону, то устремится вниз по другому, то вороном каркнет, то соколом вскрикнет. Наконец, звери побежали на Хамыца, обгоняя друг друга. Но Хамыц был так расстроен, что не убил ни одного.
Между тем мальчик сошел к нему и удивленно спрашивает:
– А где добыча?
– Я не смог попасть ни в одного зверя, – отвечает красный от стыда Хамыц.
– Что ж, – говорит мальчик, – с кем не бывает.
Потом говорит:
– Жди меня здесь. Я скоро вернусь.
Он исчез и вскоре начал сносить убитых оленей. И Хамыц опять удивляется – мальчик сложил из оленей целую гору. А дальше еще больше sdhbkerq Хамыц: мальчик разделил убитых оленей на три части. И тут же освежевал большого оленя и разделал, а затем распустил все шкуры на узкие полосы и сплел из них плети. “Нас ведь только двое. Тогда для кого третья куча? Или зачем ему столько плетей плести?”
Между тем мальчик опять изжарил физонаги и опять пригласил Хамыца:
– Отведай, гость, моих физонагов.
И Хамыц опять нехотя, как утром, стал жевать куски физонага. Смотрит на него мальчик и говорит:
– Вижу, твое сердце гложет какая-то печаль. Но ты утром обещал рассказать о ней.
– Я благодарю тебя, мой юный друг, – печально начал Хамыц. – Если ты и в самом деле хочешь мне помочь, я поделюсь с тобой моей печалью. Но прежде всего ты должен знать, что я прибыл сюда посвататься к красавице из Дурагома, из Каменистого ущелья, И вот минувшей ночью увидел я ее, наконец. И теперь знаю – не жить мне больше, если она достанется не мне.
– Но как ты мог ее увидеть минувшей ночью, если ты все время спал около костра под своим плащом?
– Я не спал. То я накинул свой плащ на бревно, валявшееся тут. Ты и подумал, что я сплю. Я же в это время был в Дурагоме, в Каменистом ущелье.
– Но как тебя пропустили стражи девушки!
– Я отвлек их – камнеклювого орла просоленной тушкой индюка, так что после этого он полетел к реке утолять жажду. А постоянно бодрствующего волка я отвлек просоленной бараньей тушей. Он растерзал ее и тоже побежал к реке. И ему было не до меня.
– Но там оставался стальнозубый жеребец!
– Я и с ним справился. Облил своего коня семь раз подряд бурамадзом, чудо-клеем, потом семь раз вывалял в песке. И когда мой конь и жеребец начали биться, то мой рвал бока стальнозубого, а стальнозубый отрывал только комки намертво склеившегося песка. И вскоре, истекая кровью, запросил пощады. Так я увидел девушку.
– А что она тебе сказала?
– А она прежде всего заразила меня своей печалью. Пусть, сказала она, я страдаю, изнываю от тоски и печали, пока белая оленуха, ее заколдованная мать, не обретет прежний образ, обернувшись, через прикосновение плети Афсати, снова женщиной. И вот теперь я маюсь, терзаемый печалью девушки из Дурагома, Каменистого ущелья.
– А знаешь ли ты, нарт, что эта девушка – моя сестра? А белая оленуха – наша мать? И что я тут охочусь только, чтобы уберечь нашу мать от охотников. Теперь ты все знаешь, нарт, и наше спасение в твоих руках. Или ты сделаешь то, что надо, и тогда получишь девушку, равной которой нет уже на земле, или всю жизнь будешь маяться в страшной rnqje, ни на что не годный. А теперь прощай, нарт, мне надо идти -охранять нашу мать. Но прежде чем мы расстанемся, прошу тебя, возьми долю старшего из этих трех куч.
Грустный Хамыц выбрал одну, но мальчик опять предлагает:
– А теперь возьми долю товарища по предприятию.
Хамыц взял и вторую долю.
Но мальчик снова обращается к Хамыцу:
– Возьми и эти плети и одари ими нартовских юношей. Пусть они станут залогом нашей приязни друг к другу, пусть нарты знают, что у Хамыца в Дурагоме, в Каменистом ущелье, есть надежный друг.
Ничего не сказал Хамыц. Взвалил на плечи доставшуюся добычу и поплелся в землю нартов. Однако, отойдя немного, подумал, что как-то нехорошо они с мальчиком расстаются. Ведь он не узнал ни имени мальчика, ни названия племени, из которого вышли и сам мальчик, и его мать, прячущаяся в лесу в образе оленухи, и девушка, равной которой уже не сыскать нигде во мире. Ничего этого не знает Хамыц и потому не удовлетворит он любопытство нартов, когда они по обычаю своему начнут его расспрашивать, где он был, с кем встречался на охоте.
За упущение счел это Хамыц, и потому, повернув назад, вскоре опять увидел мальчика. Тот увязывал добычу в шкуры, собираясь уходить.
– Эй, подожди немного! – крикнул Хамыц.
– Ты что-то забыл, нарт? – обернулся мальчик.
– Как же не забыл, если подавленный печалью, которой меня заразила твоя сестра, я так и не узнал ни имени человека, с которым я провел столько дней вместе, ни того, как называется род, из которого происходит и он сам, и его мать, и дивная сестра его. Нарты же будут меня спрашивать и что я им отвечу?
– Скажи им так, нарт, – отвечает мальчик. – Что с тобой был мальчик из племени, которое известно под именем быцента, и что быцента живут под землей среди камней. Это потому, что мы, быцента, не очень уверенно чувствуем себя на поверхности земли.
Удивился опять Хамыц. И говорит мальчику:
– Если ты, еще маленький, показываешь такое проворство и такую силу и при этом говоришь, что быцента не очень уверенно чувствуют себя на поверхности земли, то каковы ваши старшие? И каков будет отпрыск, в жилах которого смешается кровь быцента и кровь нартов? Я непременно породнюсь с вами, быцента, чего бы мне это не стоило! – сказал Хамыц.
– Хорошо, нарт. Однако не забывай про то, что надлежит тебе сделать. А пока прощай, но прежде чем разойдемся, договоримся о следующей встрече. Пусть она состоится здесь же, через неделю.
Согласился с этим Хамыц, и они разошлись.
Через неделю Хамыц отправился в условленное место. Мальчик из okelemh быцента уже поджидал его. Они поприветствовали друг друга, а потом Хамыц говорит:
– Прошу тебя, мальчик из быцента, покажи мне, как вы живете? Я должен увидеть племя быцента, а уж потом стану искать Афсати.
– Нет, так нельзя, – отвечает мальчик. – Если ты вдруг скажешь моему отцу, что просишь руки его дочери, то моего отца тут же обуяет такой гнев, что потом дело между нами никогда уже не сладится.
– Как же мне быть тогда?
– Мой отец должен увидеть тебя в деле. Но для этого ты раздобудь плеть Афсати. Тебе же не обойтись без того, чтобы не вернуть нашу мать в ее прежний образ. Сами мы этого не можем.
– Хорошо, – сказал Хамыц и тут же отправился к Афсати. – Я найду его.
Едет Хамыц и вскоре встречает Афсати. На счастье Хамыца, Афсати в этот день находился вблизи Дурагома, Каменистого ущелья. Обрадовался Хамыц и говорит:
– У меня нужда к тебе, Афсати!
– Что случилось, Хамыц? Чем ты так опечален?
– Это я заражен чужой печалью, Афсати. И не избавлюсь от гнева, пока не верну женщину, мать быцента, в ее прежний образ. Сейчас она пребывает в оленьем образе, в твоих владениях, Афсати. И только прикосновением твоей плети к ней можно это сделать, Афсати.
– Ага, знаю я эту белую оленуху. Но ты, кажется, недаром принимаешь столь горячее участие в ее судьбе. Уж не полюбилась ли тебе ее дочь, что сидит в башне в глубине Дурагома, Каменистого ущелья?
– Чего скрывать, Афсати. Это так.
– Хорошо, Хамыц. Возьми вот плеть и верни мать быцента из оленьего образа в человеческий.
Обрадованный Хамыц вернулся к мальчику и торопит его:
– Поспешим, мальчик из племени быцента, вернем твою родительницу в человеческий образ. Вот она, плеть Афсати!
– Хорошо, нарт, – соглашается мальчик, – но сомневаюсь я, уживется ли среди нартов моя сестра? Ведь нарты любят смеяться над другими. Мы же, быцента, такой народ, что умираем, когда над нами смеются. Как быть, нарт, убережешь ли мою сестру от насмешек? Она ведь днем пребывает в образе лягушки, и только ночью обретает образ, в котором ты ее видел.
– Об этом не беспокойся, мальчик из быцента. Твоя сестра будет жить в башне, вершина которой скрыта в облаках. Ни одно обидное слово не достигнет ее слуха и никто из нартов, кроме меня, не увидит ее.
– Что ж, если так, – говорит мальчик, – тогда поспешим в дом моего отца. Но помни – когда переступим порог дома быцента, мой отец, приветствуя тебя, начнет привставать. Ты же не позволь ему этого -jnqmhq| рукой его колен и скажи: “Я не из тех, для кого следует вставать в этом доме”. И посади его обратно. А там увидишь и мою мать, выходящую в образе оленухи из снедехранилища. И тогда сделай вид, что изумлен появлением оленя в доме и даже скажи: “Как это вы позволяете лесному зверю ходить возле очага!” И уже после этого хлестни оленуху плетью Афсати, будто хочешь ее выгнать во двор…
И вот Хамыц и мальчик из быцента переступили через порог дома быцента. И старый отец мальчика начал привставать, но Хамыц быстро подошел к нему, коснулся его колен рукой и сказал:
– Сиди, сиди, отец! Я не из тех, для кого следует вставать в этом доме.
Старый хозяин дома опустился обратно в кресло, но в это время распахнулась дверь снедехранилища и оттуда вышла оленуха. И Хамыц удивленно вскрикивает:
– Оленуха! Как это вы позволяете лесному зверю ходить около очага! -и тут же ударяет оленуху плетью Афсати.
И произошло чудо – белая оленуха обернулась женщиной, хозяйкой дома. Она вскрикнула и кинулась к Хамыцу. Обняла его и благодарит. А смущенный Хамыц обращается к ней:
– Прости, добрая женщина, что я так грубо отозвался о тебе!
– Нет, это ты прости, мой избавитель, – отвечает женщина, – ведь ты, зараженный печалью моей дочери, уже сколько времени носил тоску в своем истерзанном сердце!
И тогда ободренный Хамыц, почувствовав в сердце необыкновенную легкость, объявляет о своем желании породниться с быцента. Старый отец быцента принимает предложение. И быцента отдают свою дочь за нарта Хамыца. И так как это было в разгар дня, то Хамыц кладет дочь быцента в карман и, попрощавшись с быцента, отправляется в землю нартов.
А в земле нартов он поднимается в верхний ярус медной башни Урузмага и вынимает из кармана Быценон, дочь быцента, свою молодую жену в образе лягушки.
Еле дождался ночи Хамыц. Но вот наступила ночь и Хамыц видит -оборачивается лягушка столь прекрасной девушкой, что от ее сияния в окрестностях нартовской земли стало светло. Лучи света ударили из окон башни, словно солнце на ту ночь избрало пристанищем для себя медную башню Урузмага.
Однако не дождался ее Хамыц на брачном ложе. Быценон открыла сундуки с запасами тканей, которые Хамыц собирал всю жизнь. И стала работать -одна рука кроит, другая шьет. И до рассвета, прежде чем она снова вернулась в образ лягушки, сшила, по обычаю нартовских невесток, каждому из нартов смену одежды.
И удивляются нарты, получив от Хамыца подарки, – не было у них прежде таких невесток, которые бы за ночь обшивали всех нартов. И спрашивают друг у друга, любопытствуют нарты – где, из какого племени взята молодая жена Хамыца?
Но как не любопытствуют, Хамыц, помня о предупреждении быцента, не показывает жену. И кто знает, сколько прожили вместе Хамыц и Быценон, но однажды Хамыц говорит ей:
– У нас, нартов, стыдно сидеть дома все время возле молодой жены. Поэтому я поохочусь. Но помни – кто бы к тебе не постучался, никому не открывай.
Долго охотился Хамыц, но вот решил передохнуть, прежде чем отправиться домой с добычей. Прилег он под зеленым холмом и уже хотел закрыть глаза, чтобы поспать немного, но вдруг слышит – невдалеке, за холмом, разговаривают три ангела.
– Красавицу, дочь быцента из Дурагома, Каменистого ущелья, увел нарт Хамыц. Она теперь его жена, – говорит один из ангелов. – И родит ему необыкновенного ребенка.
– Нет, Быценон только вынашивает мальчика, но она его не родит. Ее засмеют нарты, и она умрет, – говорит другой ангел. – Мальчик появится на свет из межлопаточно промежутка своего отца. И младенец даже не попробует материнского молока, иначе и сам Бог был бы не властен над ним.
– Это верно, он материнского молока даже не отведает, а чужим молоком и не насытится, – добавляет третий ангел. – Откуда Хамыцу и знать, что мальчика могут вскормить только донбеттыры, родичи его матери Дзерассы. И что младенца надо будет бросить в море.
Услышав разговор ангелов, Хамыц вскочил и побежал домой. Спешит Хамыц отвести беду от Быценон, а тем временем Сырдон, наказание и беда нартов, знавший, что Хамыц на охоте, вбил стальные костыли в стену медной башни Урузмага и поднялся по ним до последнего яруса башни. А там, заглянув в окно, быстро спустился обратно и поспешил на нартовский ныхас.
– Да лучше бы погибнуть вам, нарты! – крикнул он. – Ведь вы уже на лягушках стали жениться! Кто не верит, пусть взглянет на жену Хамыца!
Хамыц, именно в это время пробегавший мимо ныхаса, спеша домой, взъярился, услышав слова Сырдон. Он остановился и, схватив Сырдона, так избил его на виду всего ныхаса, что Сырдон казался мертвым. А Хамыц побежал дальше, сопровождаемый хохотом нартов. И, ворвавшись в последний ярус, нашел там бледную, как полотно, Быценон.
– Что с тобой, дочь быцента! – вскрикнул он.
– Да не простит Бог Сырдону! Он заглянул ко мне в окно, поднявшись по костылям, вбитым в стену. И теперь прокричал на ныхасе о моем дневном образе. И я уже слышу – нарты хохочут. Мы же, быцента, такое okel, что умираем, когда над нами смеются. И потому помоги мне, хозяин головы моей, проводи меня до воловины пути в Дурагом, Каменистое ущелье, чтобы там мне умереть.
Что было делать Хамыцу – проводил он, тоскуя, жену до половины пути в Дурагом, Каменистое ущелье. Дальше Быценон его не пустила, но перед расставанием сказала ему:
– Что и говорить, Хамыц, я вынашивала для тебя во чреве своем такого сына, что если бы он родился в нартовской земле, а я бы вскормила его своим молоком, то он был бы равен Богу. Но – что делать! – так сложилась наша судьба и нам остается только покориться. Однако если молока моего не дано отведать нашему мальчику, то появиться на свет в нартовской земле ему ничто не помешает. Поэтому поверни, Хамыц, ко мне спину, чтобы я передала плод тебе.
Повернул Хамыц к Быценон спину и она, жарко дохнув мужу в межлопаточный промежуток, передала ему плод, а потом велела:
– Расскажи об этом Шатане. Она одна догадается, что делать дальше…
Сказав это, Быценон повернулась и ушла, а Хамыц, сокрушенный печалью, поплелся домой.
РОЖДЕНИЕ БАТРАЗА
Спустя некоторое время Хамыц рассказал Шатане обо всем, что случилось с ним и с Быценон. И тогда Шатана повела счет дням и месяцам, наказав Хамыцу не появляться среди нартов. Да и не мог Хамыц выйти к нартам, потому что опухоль на его спине вздулась до величины хлебного амбара. И потому сидел дома, не показываясь на улице.
А там, наконец, по подсчетам Шатаны, уже и срок подошел. И тогда Шатана призвала Курдалагона, небесного кузнеца, и говорит ему:
– Наш Хамыц горит, точно огонь. Он излучает столько жара, что возле него невозможно стоять. Пора, Курдалагон, отвести его на берег нартовской реки и там разрезать опухоль.
И вот в сумерках Курдалагон и Шатана свели Хамыца к нартовской реке. А там Курдалагон, вскрыв опухоль, щипцами вынул из нее раскаленного младенца и тут же, по велению Шатаны, бросил в воды нартовской реки. Река, приняв в свои волны огненного младенца, закипела и белым паром вознеслась в небо, обнажив пересохшее русло с бившимися в нем рыбами. Но начеку был Галагон – дохнув холодом на водяной пар, он обрушил на землю нартов такой ливень, что переполненная река вышла из своих берегов и остудила мальчика, которого Шатана назвала Батразом.
Тем временем Курдалагон, зашив рану на спине Хамыца, ухватил мальчика щипцами, поднял его над годовой и крикнул:
– Чудо-мальчик!
Хамыц и Шатана поблагодарили Курдалагона и, попрощавшись с ним, перенесли мальчика к Шатане. После этого Хамыц с голодным младенцем на psj`u начал обходить рожениц нартовских. Но когда роженицы давали грудь мальчику, то мальчик в одно мгновение высасывал вместе с молоком и кровью и саму грудь, оставляя от нее лишь дряблую кожу, так что женщины лишались чувства и валились замертво. Тогда мальчику стали предлагать коровьи сосцы, но и коровы со стоном валились на земле, когда мальчик в несколько сосательных движений опорожнял у них вымя, глотая молоко, смешанное с кровью.
Услышал о младенце Сайнаг-алдар и забеспокоился. Понял Сайнаг-алдар, враг Хамыца, что если позволить мальчику вырасти, то плохие времена наступят для соседей нартов. И потому стал пугать нартов:
– Погодите, нарты! Вы еще пожалеете! Ведь вы сами себе вскармливаете погубителя. Уже и сейчас ваши роженицы вместе с коровами вашими не могут утолить его голода! А что будет, когда он вырастет! Да сын Хамыца вашей кровью будет жажду утолять!
И тогда нарты, и сами обеспокоенные неуемным голодом мальчика, заволновались. И, поговорив между собой, пошли к Хамыцу и говорят ему:
– Нарты уже и сейчас не могут кормить твоего сына, Хамыц. А что будет, когда он подрастет! Избавь нас от него, Хамыц! Мы, нарты, не можем убить его, ведь ты же непременно потребуешь от нас цену крови. Ты должен его убить сам.
Что было делать Хамыцу? Он взял мальчика и отнес его в горы. Но не поднялась у него рука убить ребенка. И тогда он опустил его в трещину ледника. А там и увидел, как проголодавшийся мальчик, накинувшись на выступы ледника, стал, алчно причмокивая, обсасывать их. Не мог на это смотреть Хамыц. Он отвернулся и направился домой, терзаемый жалостью.
А вскоре нарты стали замечать, что в их горах ледники начали таять. Вскоре в горах уже и озеро образовалось, накатывая свои холодные волны на скальные берега. И догадались нарты, что это от жара Хамыцева сына таяли вечные ледники.
Между тем озеро ширилось. И, наконец, оно прорвало свои берега, устремив свои воды в долину, пробиваясь к морю и увлекая с собой маленького Батраза.
С того времени, рассказывают, Батраз стал жить в море…
