1. В ЭТОМ СКАЖЕННОМ МИРЕ У ВСЕХ ПОВЫШЕННАЯ ТЕМПЕРАТУРА
Волею судьбы я очутилась в самом центре стихии, в полоумных, пышущих жаром зимой и летом трущобах, в этакой цыганской горячечной коммуналке или чертовой кочегарне, где все вверх тормашками, где крадут и подкрадывают все и всё, даже трусы и помойные ведра, где роковые песни-пляски, дикарский гогот и визг затихают ночью, а следующий аттракцион начинается на рассвете, где толстокожие психопаты-неврастеники камнями колотят стекла, а своих близких и дальних ломом, где ночами жмурики-ханурики вытряхивают кошельки и души у пьяниц, где денно и нощно суетня, верещание и вопли, где пахнет мочой, чесноком и цветочным одеколоном, где будни – праздники, а праздники – слезы. Никак не могу привыкнуть, что мои окна выходят на помойку.
Эти так называемые дети природы – чемпионы по валянию дурака. Падкие на халяву и бижутерию, на все, что гремит, блестит и обжигает. Их парчовые, парадные шаровары, будто из фольги. Это особый шик, их носят, как рыцарские латы, и не снимают даже в самое пекло. По обилию браслетов, серег, колец и других побрякушек они слегка смахивают на рождественские елки и звенящие люстры с подвесками. В этом веселом деле мужчины лишь чуточку уступают женщинам.
В золотую погоду они нежатся, сидя по-турецки вокруг костров (в закопченных котлах булькает ароматное варево) и возле своих чертогов, что значит – хибар. Я видела двухэтажные строения: на первом из них живут свиньи.
Песьей завшивленной ночью
люди-дворняги
как перинные перья вповалку
в мертвецком сне храпят раззявив пасти
в утробах душных расхлябанных хибар
Удивительно, но я никогда не встречала здесь капризничающих женщин (в дамском смысле) и человека в очках. А вот ножом пырнуть смеху ради – запросто, да и на курки нажимать умеют. Тут же прохаживается в обнимку парочка тепленьких, торжественно-клоунски размалеванных по всем правилам уличного макияжа (небось, пригласили на бал), с выщипанными в ниточку и подведенными бровками, малиновыми щечками и коралловыми губками, с эмалированными веками и кумачовыми ногтями на верхних конечностях, с жуликоватыми глазками козлят, видно, только что из постельки – юных гомосеков. Они трясут кудрявыми головками, ломаются, лыбятся, зевают, тискают и щекочут друг друга. Попки, как грецкие орехи, и хиляющая, развратная походочка на полусогнутых (2-е февраля в Болгарии неофициальный праздник – день гомосексуалиста).
Застенчивые херувимы заедают любовь апельсинами и рахат-лукумом. Изящные извращенцы живут вполне безбедно. Их девственные мозги спят вечным сном.
Не знает, куда себя деть и кому себя подарить, гермафродит Яшка со скорбными, заплесневелыми и словно заблеванными глазами. Обвислые, раздавленные женские груди болтаются на теле, как две присосавшиеся бородавчатые жабы, руки-кочерыжки засунуты в карманы мужских штанов.
И еще о женском племени. Эти чергарки* ругаются безобразно, квалифицированно и даже артистично; я бы сказала – совершают акт удовольствия. Вооруженные только страстью, редко камнями, сближаются в коллективной дуэли враждующие группки. Лица у ругающихся багровые, будто нахлебались горячего вина. Плюются, клацают ощеренными зубьями, воинственно топочут ногами, вращают и закатывают глазья, из очей прекрасных и свирепых брызжет адово пламя. Вот-вот закипит волчья кровь. Мат и ор сопровождаются разнообразными, непристойными движениями всех частей тела и выкручиванием известных фигур из трех пальцев. Ссорятся, как бы вытанцовывая друг перед другом варварские первобытные танцы. Крутят бедрами, колошматят кулаками по воздуху, по собственным головам, ягодицам и животам. Могут спустить штаны и показать противнику голую задницу. Если вдруг некая откормленная большая медведица или чудовище другого калибра, важно переваливаясь, с достоинством покидает поле брани – это сигнализирует о том, что артналет закончен и хватит лаяться и раздираться. Остальные быстренько смываются, так и не перерычав друг друга и не доругавшись до победы.
Как черти истеричные ругаются цыгане
срывают потолки в кишечной ярости
как ножи
трещат дикарские их кости
пищат их дети голосами иссушенными
под плющевыми одеялами
в телегах
Такие потасовки и взаимные устрашения в животном мире имеют какое-то замысловатое название на латыни.
Другое дело – любовная ревность. В этом исключительном случае сопернице не возбраняется хорошенько начистить рожу, то есть оттаскать за космы, раскровянить физиономию и совсем хорошо, если откусить нос, ну, самый кончик.
Вообще ругань, мордобой и всякие им подобные события – излюбленные развлечения цыган, если, конечно, не считать свадеб, крестин, пожаров и других маленьких стихийных бедствий.
По кварталу громыхает телега старьевщика с черным набалдашником похожая на труповозку. Старьевщик, он же кошкодав и собачник. При случае может подработать фарцой или могилокопательством. Его приглашают, если нужно заколоть чушку, зарезать корову. Матерый дядя собирает у населения барахло, шкуры убиенных животных и живых несчастных животных тоже. Жена старьевщика работает дворничихой, а дочка-ведьма официанткой в цыганском ресторане.
По крысиным лабиринтам шлындрают беспризорные, как кутята, голопузые дети в чирьях, в дерюжках, в калошах и материнских туфлях на высоких каблуках. Придумывают себе всякие забавы и игры, чаще паскудные и беспутные. Игрушками служат дохлые мухи, осколки черепицы и зеркал. Вижу: кривляясь и улюлюкая, волокут на веревке мертвого или живого щенка, как консервную банку. А вот два румяных малыша, красивые на вид, в ребячьем экстазе казнят кота. Маршируют под бубен, на лицах карнавальные маски, выловленные из помойки. Вот полудурок в подворотне дрочит себе член, но ангиной никогда не болеет. В этом окаянном, припадочном мире придурковатые живут беспечальнее всех.
Среди бардака шныряет множество затравленных, безучастных к мукам, неприкаянных псов с глазами каторжан. Собаки-инвалиды с хвостами-обрубками, с искромсанными ушами, одноглазые, трехлапые. Шарят мордами в мусорных баках, пожирая все, что пахнет съестным. Они никогда не имели или утратили свой первозданный звериный облик и похожи на старые мочалки и коряги. Есть и другие, имеющие хозяев и носящие заморские кликухи, вернее, блатные псевдонимы, принесенные заразным ветром -Кай, Алик, Гуталин, Повидло, Шкет, Шуруп, Рахит и даже Кретин.
Бессловесные скитальцы
щепотки ненужной любви
в бездомной мгле бегут поодиночке
в глухих переулках
в голодные братства сбиваются
зубами впиваясь в щебень костей
глазами стегают прохожих
просят любви как милостыни
в месиве человечьего льда
Поражает причудливая смесь убожества и роскоши. Ковры и рванина, золото и труха, крики панических глоток и кроткая смерть, сентиментальный бред гитары и вши, – все смешалось и спуталось, дразнит и борется. Мужчины сверкают перстнями, золотыми фиксами, щербатыми зубами и бандитскими небритыми рожами. Нечесаные жирные патлы, у пижонов – бороды. Сидят поджав под себя ноги, чухают обкоцанными ногтями животы, замышляют очередную пакость. Цокают языками, цыкают на крепостных жен (мужчина в доме Хозяин с большой буквы), покуривают, потягивают пивко и виноградную ракию, пудами лузгают семечки, гадают на кошачьих костях, бобах и кофе, играют на интерес в карты, лениво озирают и щупают глазами прохожих, чужих женщин щупают с особенным любопытством, манят на пальчик, строят им глазки, подмигивают восторженно и почти с нежностью.
Короче говоря, от скуки не помирают. Очень приятно губят время. Здесь же идет бойкая торговля. Я купила два нагрудных знака с надписями – “Я рогоносец” и “Репрессированный педераст”.
Собак, женщин и безобидных врагов называют шматками*, патками* и пачаврами*. Одеваются как попало, кто во что горазд. Вот цыганская накудренная шехерезада в блестящих тряпках сосредоточенно ковыряет в носу, другая – с туманно-блуждающим взором и наштукатуренной физией фея, попыхивая мундштуком, восседает в европейской юбке, расшитой блестками и бисером. Ошивается и явно скучает без внимания дорогуша, сотоварищ для всех, пожилая, толстоморденькая, бессмертная, ручная, цокольная потаскуха-мальвина с обесцвеченным задорным чубчиком и кровопролитным бантиком в перманентной и лысой башке. Сгоревшая на пенисе, но не потерявшая оптимизма и, как прежде, романтично влюбленная во всех мужчин сразу. Обещает глазами волшебную ночь.
Бой-баба в наколках сморкается в набрюшник. На ее штормовке аршинными буквами написано – “Люблю Америку!” Вижу: около навозной кучи долговязые девочки, похожие на цапель, играют в классики. Рядом стоит и смотрит на играющих заморенная, захеренная, мышастой масти девочка-женщина. Она только опросталась от родов. Заметно, что ей тоже хочется скакать и прыгать на одной ножке, но уже ни-ни. Раннее замужество в законе. Школа – кое-как, с каракулями – нужна, главным образом, для того, чтобы научиться считать деньги. Восемнадцатилетние числятся в перестарках. Не ушла в прошедшее время и продажа девственности своих дочерей. Такое творится в подполье. Закабаленные стадно-племенным, патриархальным укладом жизни, они втайне обожают свободу. Откалывают всякие скабрезные номера, обделывают втихоря свои любовные греховные делишки.
Затрещины и побои от отца, затем от мужа – совершенно в порядке вещей. Унижением таковое отнюдь не считается, а как бы наукой и поучением. Временами скулят и ропщут, но все же бунтарки являются исключением. Женщины и собаки всегда знают свое место в доме.
Великая обжираловка – свадьба.
Здесь трудно отличить богатого от бедного. Поголовье гостей, место (ресторан -шикарный вариант этого буйного феерического действа) и продолжительность свадьбы – самые значительные признаки процветающего семейства. Иногда получается очень экстравагантно. Так, например: невеста прилетает из отчего дома прямо к жениху в объятия на вертолете. Хотела бы я знать, как это вертолетчику удается приземляться, не промахнувшись? И где ютится цыганский вертодром?
Оркестр, артисты и все участники также летят на вертолете из одного города в другой.
Девственность и красота – сокровища стоимостью от 50 до 500.000 тысяч левов (болгарская денежная единица). Сейчас предприимчивые папаши предпочитают брать положенное вознаграждение в виде зелененьких долларов. Этот милый обычай называется буба-акы (турецкое, речь идет о цыганах мусульманского вероисповедания), то есть калым. Жених выкупает невесту у отца, затем будет с полным правом дубасить ее до синевы и показывать на разные лады кузькину мать.
Дым стоит коромыслом, все кричат, как грешники в преисподней. К груди невесты и жениха пришпилены пестрые ткани, всяческая одежка и обувка. Идет демонстрация подарков.
Несколько умаянных хлопчиков с масляными улыбочками во весь рот, свесив набок, как псы, языки, болтают по воздуху умащенный брачный плюшевый балдахин в оборках и рюшах, украшенный златорогим месяцем, злаченными бубенцами и погремушками. Вероятно, он (балдахин) символизирует будущую кроличью плодовитость невесты и медовый месяц на всю жизнь. Ждет смерти жертвенная овца с венком на голове. На подносах и в руках женщин сладкая красная водка (знак девственности невесты). Ее по очереди прихлебывают из бутылок и пляшут. Музыка голосит, рыдает, взвывает, умоляет спятить с ума.
Ночь ублажают звероватые чары
кларнета вопящего кларнета вопящего
Женщины взвизгивают ритуальные слова. Я на лету поймала восклицание: ЭГО! ЭГО! ЭГО! (здравница в честь новобрачных). Делают при этом сногсшибательные, умопомрачительные па животами и бедрами. Прищелкивая пальцами, заламывают руки горе. Мужская братия не отстает. Молотят в унисон визготне и музыке ложками по металлическим сковородам. Некоторые заголяются по пояс, закладывают за ремень парочку ножей, у особо остервенелых ножи и в зубах. Вихрятся и бьются в падучей бесовской пляске – она называется кючек. Хмельная женщина с восторгом размахивает над головами пляшущих, как флагом, изжеванной простыней с обильными следами крови. Простыню передают из рук в руки. Мне вдруг показалось, что на ней кончали куренка. Часто свадьба снимается на видеопленку. Реактивная компания шествует по всему кварталу. В конце концов выруливают к дому жениха, где их поджидает такая же счастливая неистовая толпа.
Пир на весь цыганский мир, то бишь квартал, длится три дня.
2. ДЕНЬГИ ОБЛАГОРАЖИВАЮТ ДАЖЕ СКОТИНУ
В деньгах есть интимная жгучая тайна. Она сродни только любовной. Деньги придают обаяние и шарм любому дикарю. Деньги – побратимы недоблестного интеллекта. Они возбуждают и завораживают, в них есть азарт и похоть. Деньги делают людей умными (некоторых сводят с ума), а хорошие кошачьи манеры появляются сами собой.
Цыгане в Болгарии – это племя профессиональных любовников, великих комбинаторов и криминальных бизнесменов. Существуют легенды о том, как они заходили с песнями в газовые камеры. Среди цыган, кажется, отсутствуют самоубийцы. На моем горизонте появился один такой философообразный чернявый любовный демон и новоиспеченный миллионер -личность из журнала мод; хотя он, может быть, лишь фокусник или игрок в карты, или фальшивомонетчик, а возможно, и все это вместе. В его комфортабельном фантастическом мире он наречен Живцом.
Здесь стаи близнецов
как сыщики нажив
впиваются в деньгу глазами оцинкованными
жжет джинсовая жесть
услужливых и жирных рук
лица сворачиваются как молоко
Впрочем, я знаю его давно, еще с тех незапамятных времен, когда он жил в хлеву, питался кормовой и морской капустой, ходил пешком в помойных штанах с аппликациями в виде сердец и имел вид больного дизентерией. На женщин он смотрел с заветренной стороны и с боязливым дурковатым обожанием. Как-то сидя в дешевом ресторане, он пытался пригласить одну кралю на танец. Полусогбенный, с растерянной улыбкой, он подошел к ней. Так просят милостыню. Естественно, она отказала. Тогда он был еще испуганным и неказистым. При встрече с начальником он мандражировал, чувствовал себя виноватым и забывал от робости собственное имя. Короче дрожал как овечий хвостик.
Говорил он с каким-то акцентом неудачника. Но с тех пор утекло много воды и изменились его координаты небесные. К искусству бизнеса он приобщился еще с юности. Начав свою карьеру сутенером-аматером, продавая женщин арабам и вьетнамцам. В его инвалидном авто стоял запах вина и уличниц. Походя женился на девственнице. Подругу жизни выбирал домостроевский папашка. Невеста была белоснежна, пахла майской акацией и цыплячьим молоком. Пылала телячьей нежностью и путалась в таблице умножения. Как женщина она функционировала. Его же почитала как властелина и домашнее божество. Сама тем временем тихо превращалась в домашнее животное.
Через полгода он вытирал об нее ноги. Когда Белоснежка ему изменила в его аортах разорвались тысячи бомб, и он временно лишился рассудка. Как астроном, он загнал ее на крышу, точнее, на трубу. Ударом ноги выбил два перламутровых зубика и поковырял перочинным ножиком груди. Намылил удавку для последней акции, но соседи порешить ее не дали -отняли, отбили. Мужской позор был смыт кровью (пострадавшей вставили новые зубы), а мир в семье восстановлен. Но Белоснежка навсегда осталась тужить за печкой и превратилась в кляксочку-плаксу вечного горя, так и не успев допеть свою лебединую песенку. Те времена давно канули в небытие. Сейчас Живец весьма поднаторел в сфере деланья и размножения денег, закалился в житейских муках и мерзостях. Красавец-мужчина приобрел миллионерскую походку, сменил выражение глаз и башмаки и гипнотизирует, дурачит дам своим мельхиоровым автомобилем (вместо вороного жеребца и сивой кобылы), когда ездит туда-сюда.
P.S.
Вопреки реалиям цыган до сих пор романтизируют.
Я думаю, их свобода и воля – только кажущиеся (имею ввиду оседлых цыган).
В любой стране они – подкидыши и изгои.
Под цыганским флагом, в веселом балагане сорванцов и карнавальной республике разбойничков я прожила денно и нощно три года. Их экстремальное житие наблюдала непосредственно. Их психические бури и гульбища шумели буквально перед моим носом.
Я была внутри этой топки.
Я делила с ними хлеб, а с одним из них – постель.
Шматки (болг. жаргон) – пренебрежительное обращение к женщинам
Патки (болг.) – утки
Пачавра (болг.) буквально – холодец
Чергары (болг.) – кочевники
