Еще шести нет, и уже темно. И морозно. Аж трудно дышать. Напрасно его жду; не придет; сам все сделает. Лучше зайти домой и погреться. Собака воет. Ох не к добру. Застрелить? Нет, перестала. Сердцем собачьим почуяла опасность. Надо было посмотреть, куда повернула морду. Может, на наши ворота? Вой над своими хозяевами, сука. Вечно спотыкаюсь о порог. Хорошо в комнате, тепло. Мать сидит на деревянном полу у печки и дремлет. Носки мне связала, чтобы на пикете ноги не мерзли. Померить? Нет, потом, когда уходить буду. Да где же он?
– Что ты опять задумал? – бормочет спросонья мать. – Ходишь туда- сюда. Покоя от тебя нет. У всех дети как дети, а ты?
И, уронив голову на грудь, засопела. Еще упадет на печку, думаю. Нет, держит дистанцию. Интересно, почему не отключили газ? А, понятно. Чтобы этим, милиционерам, не было холодно. Сколько их понаехало. Говорят, семь тысяч, и все уголовники. Сам видел легавого с разными погонами. Кого хотят обмануть? И шинели не по размеру. У одного полы волочатся по снегу, на другом серая форма как распашонка…
Взрыв потряс вечер. Я чуть из шкуры своей не выпрыгнул. Это стекла задребезжали или с неба звезды посыпались? Мать вскочила как сумасшедшая.
– Что случилось, кабул (дитя)? – шепчет она. – Ты куда? Оденься потеплей. Носки, носки не забудь…
Я искал Андрейку по всему городу, вернее, в той его части, что контролировалась нами. Другая часть все еще находилась в руках грузин, неделю назад захвативших ночью спящий город. В темноте на заснеженных улицах там и сям виднелись костры. Около них стояли изможденные бессонницей, страхом и холодом вооруженные люди. Кочуя от одного костра к другому, всюду слышал один и тот же рассказ: как на старом мосту взорвали машину с грузинскими милиционерами. Все восхищались молодцами-подрывниками и желали храбрецам всяческого благополучия. Да поможет им бог, и пусть они проживут как можно дольше, произносили обросшие бородами суровые мужчины, и женщины тоненькими голосками вторили им. Меня так и подмывало крикнуть этим небритым рожам, что это я изготовил мину. Да! Даже не сомневайтесь в этом! И идея подложить адскую машину на старом мосту была тоже моей! Тьфу. Даже ребенок бы это сделал, после того как я разжевал все Андрейке. Там узкий проезд, а в заброшенном доме за магазином «Динамо» можно было затаиться хоть до утра, не вызывая ничьих подозрений. Сиди себе там в ожидании громкой славы, то бишь подходящего автобуса с милиционерами, и не зевай, когда он появится…
Зря я доверился такому малолетке, как Андрейка. Вся слава досталась ему. А мне досталось от матери, у которой пропал ее любимый казан. Она готовила в ней вкусный рассыпчатый азиатский плов, ням-ням, просто объедение. «Это опять твоих рук дело, бездельник! – кричала она в ярости. – Все из дому тащишь, а в дом ничего! Хоть бы ржавый гвоздь принес когда…» И понеслось. Давно уже соседи не слышали такого концерта… Накануне утром мы тоже готовили блюдо в этой кастрюле, правда, тайком и в сарае у нас. Только вместо риса мы положили туда аммонал. Андрейка, любивший остренькое, приправил стряпню двумя горстями гвоздей и болтов. Чугунок с начинкой он забрал с собой под предлогом, что живет ближе к мосту, но обещался угостить оккупантов жарким по особому рецепту только вместе со мной.
И вот она, развязка, очень неприятная для меня, надо признать. Как встречу этого отморозка, выскажу все, что о нем думаю. Пожалуй, выйдет драка, и хотя он моложе меня лет на семь, все же сильнее. Толстожопый, как и все штангисты. И ни хрена не боится. Только что доказал это. Не справлюсь с ним. Набьет мне морду – и не стерплю обиды, не зря же я ношу с собой обрез, пристрелю его. А за что? За то, что парень проявил себя героем? Никто не поймет. А может, я все- таки одолею его в драке? Тогда он меня пристрелит. Нет, так не годится. Надо будет бросить курить. Дыхалка ни к черту.
Я вошел во двор второй школы. Кажется, никого. Минуя площадку для игр с нависшими друг против друга баскетбольными щитами, я остановился у турника в углу и попытался на него взобраться. Напрасный труд. От мороза пальцы прилипали к перекладине. Пришлось плюнуть. Приняв упор лежа, я начал отжиматься. Обрез за пазухой мешал мне, да и тулуп был тяжелый. Может быть, поэтому я сделал так мало отжиманий, или обжиманий, как говаривал мой покойный тренер Джуба. Дня три назад схоронили его у пятой школы. Настоящим патриотом был парень и честным, каких поискать. Рухсаг у. Дело было ночью на улице Сталина. Строили баррикаду. Подкатил грузовик, наполненный мешками с песком. Джуба вместе со всеми начал разгружать машину, и в это время со стороны улицы Тельмана подкрался грузинский бээрдээм и открыл огонь. Все разбежались, а он не успел или не захотел. Непонятно. Темное дело. К утру наши отбили улицу, забросав бронированную машину бутылками с зажигательной смесью. Охваченный пламенем бээрдээм отступил. Говорят, экипаж так и сгорел внутри. Но это только слухи. А тело Джубы, изрешеченное пулями, лежало на снегу. Не верится, что Джубы больше нет. Так и вижу его улыбающееся смуглое усатое лицо. Из Чернобыля, куда он поехал добровольцем, вернулся живой и на вид здоровый, а смерть свою нашел в родном городе от рук оккупантов.
«Молодец, – услышал я из темноты чей-то кряхтящий от натуги голос. Я подскочил от неожиданности. – У тебя не будет бумажки, чемпион?» – спросил незнакомец, явно издеваясь надо мной. Мне было досадно, что кто-то видел то, что не должен был видеть. Я молчал и оправлял на себе одежду, а тот чиркнул спичкой и закурил. В десяти шагах от меня у стены школы в темноте тлел огонек сигареты кряхтевшего. «Тебе что надо?» – спросил я незнакомца и подошел к нему поближе. Тот сидел на корточках со спущенными штанами над своей дымящейся кучей и непонимающе смотрел на меня снизу вверх. Я собирался бросать курить, и его сигарета сильно меня раздражала. И я потушил сигарету ногами прямо у него во рту. Вышел я из школы немного успокоенный. «Зачем насмехаться над тем, кого не знаешь?» – думал я. У меня руки чесались пристрелить его, да хорошо сдержался. Все-таки свой, хоть и тупорылый. Посиди теперь на своем дерьме и подумай о смысле жизни, если, конечно, у тебя есть мозги. Я прислушался. Кажется, стреляют на баррикаде возле института. Не надо так спешить, еще успеешь навоеваться, осаживал я себя, но ноги несли меня вверх по улице Ленина. А Андрейка все-таки молодец. Наверно, он тоже там. Где ж ему быть? Всю ночь его ищу. Пожму ему руку при встрече. Обниму, так, по-мужски или по-братски. Сейчас все так здороваются, мода такая пошла. Но, если честно, многим я бы и руки не подал…
