СЕКА ГАДИЕВ

АЗАУ

СТИХОТВОРЕНИЯ

РОДИНА
Скалы овеяны льдами вершин.
Скалы стоят на ладонях долин.
Север на Юг загляделся в упор.
Лапы титанов — подножия гор
Черные о гор упадают ручьи.
Скалы сложили нам песни свои.
Волнами черными издалека
С Черного моря идут облака.
Дали заставлены Черной горой.
Залиты долы ненастною мглой.
Жалобу шепчет, слетевшую с уст,
Тихим ветрам можжевеловый куст.

МОЕ ДЕРЕВО
0, дерево мое, к тебе мои слова,
Кормилец мой, мое существованье.
Так вслушайся, чем жизнь моя жива,
Я песню тебе спою — мое мечтанье.
Ты знойным летим в лапах духоты,
Зимой — от стужи и от вьюг страдаешь,
Дожди сквозь листья пропускаешь ты,
То сук, то ветку наземь ты роняешь.
Все восседают на горбу твоем:
Орлы и воробьи, и куры—тоже.
В корнях твоих капаются живьем —
Свинья и мул, и конь — аж дрожь по коже.

Вот на тебя вползает муравей,
Посмотришь — мал и, кажется, безвреден.
Он водит носом по коре твоей,
И мучает тебя, хоть неприметен,
А ты стоишь безмолвно, как немой,
И с уст твоих ни слова, ни попрека.
Все кровь твою сосут но голос твой
Тобой же подавляется жестоко.
Как зверь, я тихо, дни свои кляня,
Прошу тебя: забудь об укоризне.
Вот и молчу я на излете дня,
Споткнувшись о жестокий камень жизни.

ИРЫСТОН
Родная земля!
Твои горы пою,
Ущелья и реки,
Как будто в раю.
Здесь черные гребни
Глядят с вышины;
Легенды и песни
Повсюду слышны.
Зовут вас леса
Все живей и сильней:
Вы землю любите
И пойте о ней!
Все южные склоны
В убранстве дубров,
На северных склонах
Лавины снегов.
Овраги — рубцы
На ладонях земли,
Идут облака
Над горами вдали.

Трава на лугах,
Валуны на полях,
Похлебка — еда наша
В дымных домах.
Гора охраняет
Родное зверье,
Но люди уходят,
Мученье — житье.
Ушел человек —
Проклял землю свою,
Не будет добра ему
В чужом краю.
Гора оползает,
Устала, без сил.
На привязи конь,
Мертвецы без могил.
Но сердце стремится
В нагорную даль.
В жертву за горы
И жизни не жаль.

ПРИЧИТАНЬЕ
Наша жизнь — щепотка лет,
Так одни твердят порой, —
После нас — хоть меркни свет,
Нам и дела вовсе нет,
Если рухнет мир земной!»
Знать, наверно, не хотят
Кровных гор и ледников.
Людям как в глаза глядят,
Ведь который год подряд —
В горе бросили отцов.

Старики зовут детей
Из чужих земель домой…
Мне же этих гор милей.
Не сыскать… В судьбе моей
Край отцов—всегда со мной.
Вешних рек поет вода
Мне о доле гор родных.
А когда пасу стада,
Дарит ветер иногда
Связку сказок золотых!
Только тот, кто кинул дом,
Гор отцовских не поймет —
Он в глухом краю чужом,
Сытным хвастаясь куском,
Как слепец всю жизнь живет.
Средь обычаев чужих,
Затерялись средь степей.
И немало их таких —
Жесткосердых и глухих
К песням родины своей.
Ржут над нами: «Дураки,
Пойте песни о горах,
Восхваляйте ледники,
Чтите предков родники —
Не останьтесь на бобах…»
Пусть уходят с гор толпой —
Сытно есть и мягко спать.
Мы на хлебушек чужой
Песни родины святой —
Не намерены менять!

ПЕВЦУ, ИГРАЮЩЕМУ НА ФАНДЫРЕ
Сыграй, певец наш, на своем
Трехструнном звончатом фандыре
0 нашем времени, о том,
Как нам живется в этом мире.

Безбрежна наших слез река,
Мольба звучит осиротело.
Скажи, что делать нам, пока
Не вовсе сердце охладело?
Кто властен над твоей душой?
Будь смелым, словно нартский воин,
Ты в песне гордой и большой
Неподражаем и спокоен.
Трехструнный свой фандыр возьми
И всей Осетии поведай,
Как тяжкий жребий над людьми
Встал, и нужда. грозит победой.

НАША ЖИЗНЬ
Жизнь наша стала еще тяжелей.
Стали дороги булыжные трудными.
Друг мой, фандыр, ну-ка, грянь веселей, —
Душу утешь развеселыми струнами.
Друг, расскажи, как на свете живем.
Горе такое от неба— за что бы нам?..
По миру ходим почти нагишом —
Нет одежонки, пусть самой заштопанной.
Бесятся с жиру иные, а тут—
Корочки хлебной в дому не найдется,
Нету воды, есть один тяжкий труд.
Жизнь — словно вол отощавший, плетется.
Как тут работать—земля, как гранит.
Голые скалы кругом да каменья.
Глотки заткнули нам. Каждый молчит.
Злы и позорны оковы терпенья.
Слова о горе промолвить нельзя —
Уши кругом. Псы наемные лают.
Рыщут доносчиков злые глаза —
Каждый твой шаг они, господи, знают.

В поте лица — от темна до темна
Гнем свои спины средь хмурой природы,
Чтобы богач, захмелев от вина,
Тыкал в нас палкой: —
А ну, сумасброды
Сердце исходит гнетущей тоской:
Где смелый горец, готовый для битвы —
Чтобы повел бедняков за собой?
Головы наши печалью повиты.
Спим в нищих саклях на голом полу.
Труд наш не ценит богач толстопузый —
Так не относятся даже к волу —
Нас обзывает он рваной обузой.
Плюнуть ему прямо в рожу в ответ,
Топнуть ногой, чтоб душа возроптала—
Нету в нас мужества, смелости нет.
Жизнь эта жалкая в грязь нас втоптала!..

ПЕЧАЛЬ НАШИХ ГОР
На арбе-самокате поднялся в родные края,
С арбы-самоката поглядывали
На далекие скалы и горы, –
Седые от снега, седые от горя,
Аулы в объятьях держали они
И тайно шептали они:
—Пособите стране нашей, пашням и склонам,
Так горы просят наших мужчин,
Но они не прислушиваются к стонам
Теперь нелюбезных им гор и долин.
Боль земли нашей им непонятна,
Родниковые слезы им вовсе невнятны,
Родники превращаются в реки слез,
Ревущий поток—яростней гроз,
С ним камни в путь сорвались,
Стремительно катятся вниз.
Они говорят о бедствиях гор,
Но мужи, — о позор, — пугаются их
И покидают родной простор,
И скитается где-то — печальный миг,
Тосклива участь тех, кто наш Ир
Считает своим, от него вдали,
Не видя прекрасный наш горный мир,
Гордый облик нашей земли.

ГАНИС
Щербатых черных гор печаль,
Ущелья скорбнейшая даль,
Колючка горькая куста —
Мой край печальный и святой,
Давно расстался я с тобой.
И стал ты лежбищем скота.
Арагви среди черных скал
Ревет, не страшен ей оскал
Теснины тёмной и глухой.
Сквозь рощу светлую река
Бежит— плывут в ней облака
В долину, к пойме луговой.
Рододендрона лепестки
Здесь с ветром шепчутся, легки,
Перекликаются с рекой.
Здесь седовласые орлы
Взлетают гордо со скалы
И долго кружат над горой.
Горы щербатится гранит.
Порой с нее скала летит,
Грохочет ужас по лесам —
То ль камни, падая, поют.
А, может, камни слезы льют,
Взывая горько к небесам.
Колючий кустик бедняку
Опора на его веку —
Он и колючке в горе рад.
Поет невесело бедняк,
На нем из войлока армяк
И полон грусти долгий взгляд.

В больших плешинах черный лес.
И взор всевидящий небес
Зверья в лесу не зрит давно.
Вершины в трещинах сплошных.
И щебень, падающий с них,
В ущелье сыпется на дно.
Родные горы слезы льют,
Чужие ветры их секут,
Душа в них’ плачет от невзгод —
Который год их грабит враг.
И над моей отчизной мрак —
Который год,
Который год.
В немой досаде снятся сны,
Своим пророчеством страшны —
Укусы ядовитых змей.
И стон больного по утрам —
Вот мой привет родным горам,
Вот песни родине моей.
В оврагах, в рытвинах земля,
Вершины рушатся, пыля.
И мрак, как занавес, повис.
Родимый край, как жить теперь
Среди таких утрат, потерь?
0, разоренный мой Ганис…

ЖИЗНЬ
Жизнь бедняка. как ее ни хвали —
Солью ломоть посыпает.
Жизнь богача, хоть хули не хули—
Жирный шашлык уплетает.
Утром богатый, не зная забот,
Сыто за чаем икает…
Ссохлась душа бедняка от невзгод,
Голод водой запивает.

В шубе дородный не мерзнет богач.
Отдыха бедный не знает,
В стылой лачужке пускается вскачь-
Бегом себя согревает.
Сытый голодного разве поймет?—
Песню хмельной распевает.
В сакле холодной бедняк не поет —
Плач на устах замерзает.

СЕРДЦЕ БЕДНЯКА
Бедняк судьбе своей не рад —
Он спину гнет в тоске и в боли,
На нем не счесть худых заплат,
Ну, а долгов — еще поболе.
Детишки с голоду молчат.
Жена — в тряпье… Не ходит в гости.
Из дыр залатанных торчат
У бедняка — худые кости.
Горюч и горек жизни срок.
Когда ж, поверженный судьбою,
Лежать он будет, одинок —
Он будет мучим злой молвою…
Ведь даже скалы иногда
Его обиды понимают.
Лишь злые люди никогда
Чужому горю не внимают.
Его лачуга холодна.
В нее швыряют снег метели.
Ему ночами не до сна —
Он стонет горестно в постели.
Готов он голову сложить
За правоту святого дела.
Но не придет никто спросить.
Чем он живет на свете белом.

Ему травы бы накосить,
Играя острою косою —
Коня бы вдоволь накормить,
Чтоб конь расстался с худобою.
Ему б на склоне той горы —
Бороздку, что сбегает к лугу,
Чтоб с самой утренней поры
Шагал он радостно за плугом.
С утра до самой темноты
Слезой горючею повиты
Его крестьянские мечты —
Его бедняцкие молитвы.
Серпом пшеницу бы косил,
В дому бы хлеб водился вольный.
И иноходец бы трусил
Под ним, хозяином довольный.
Звучал бы смех детей в дому,
Жена б не знала слез и боли.
Чтоб не казалась смерть ему
Желаннее батрацкой доли.
Он надрывается в труде.
А богачи хмельной гурьбою,
Его же радуясь беде,
Смеясь, судачат меж собою.

В разгуле пьяном целый день,
Как гусаки они гогочут,
Папахи сдвинув набекрень,
И под гармонику топочут.

ПЛУГ
0, кормилец, крестьянский плуг!
Два вола круторогих рядом.
Ты для пахаря добрый друг—
Дело знаешь свое, как надо.

Лемех твой — всех невзгод сильней,
Ручки твердые пахнут потом.
Ну, давай, дорогой, веселей —
Уж такая у нас работа!

САНИБА
В лазури небесной
Гора высока,
Срываются в бездну
Куски ледника.
Окутана мглою,
Саниба не спит.
Скала за скалою
В бездонность летит.
В любую погоду
Мерцает гора,
Но смерти в угоду
Томится батрак.
Встает на рассвете
И до ночи он
За дело в ответе
Принижен, согбен.
Во всем не свободный,
В холодном поту
В постели, голодный,
Плывет в темноту.
Ни дров и ни хлеба,
Пустынно, темно.
Покойникам в склепах
Нет места — давно.

КРЕСТЬЯНСКАЯ ПЕСНЯ
Мой плуг — мой кормилец.
Волами богат¹,
И песнь моя в силе,
Послушай-ка, брат.
Мой луг, мое поле,
Гляди-ка, видны.
Душевные боли
Мне жизнью даны.
Смеются: я в слове
Не весел ничуть.
Волы наготове
И долог мой путь.

МАРТ
Март наш горский, все колдуешь
Над просторами зимы… .
Ты все злишься, негодуешь,
На тебя в обиде мы.
Не видать небесной глуби,
Снег кружится день-деньской.
Вот один в богатой шубе,
Зябнет на ветру другой.

ДУМА
Если бы жил не средь злобных людей,
Длился бы путь моих, господи, дней.
Горец, ты, мой дорогой,
Будь ты рядом со мной
Каплю за каплею выпили кровь —
Окриком грубым убили любовь.
Брат мой, в печали страна —
Участь у нас одна.

Старость до срока к порогу пришла.
Молодость в бедах сплошных отцвела…
Горец, храни твои дни—
Ты хоть получше живи!

ПЕЧАЛЬНАЯ ДУМА
Пожить бы свободным в весеннюю пору
Так, чтобы сердце орлом возносилось,
Чтоб в белой папахе шел весело в гору –
Жизнь чтобы пела вокруг и светилась!
Шагать, подбоченясь, на небо взирая —
Неба весеннего очи сияют,
А горы могучие, горя не зная,
Гордо вершины над миром вздымают…
Но тучи вдруг весь горизонт закрывают.
Небо подолгу льет слезы над нами.
И плачут вершины, и скалы рыдают.
Я безутешными плачу слезами.
Ах, если бы чуть были радостней горы,
Если бы песни в долинах звучали!..
Как черными тучами горы — так горем
Головы наши повиты в печали.

0, ЕСЛИ БЫ…
Блажен, кто сумел свои чувства
Облечь на наречьи отцов.
Как шелк, глубоко и искусно
Звучат переливы их слов.
0, если бы над Ирыстоном
Надежное солнце взошло
И жизнь осетина не сонно, —
Сияла бы ярко, светло.

0, если б, как братья, мы вместе
Приветили дружный рассвет,
И шла бы дорогою чести
К сверканию будущих лет.
0, если б с разбуженных склонов
Услышали песнь пастухов,
В которой и муки, и стоны
Страны нашей лучших сынов.
0, если б их голос победный
И полный дерзанья и сил
Все радости, муки и беды
По нашим горам разносил.
0, если б народ наш душевный
Ценил красоту своих гор.
Тогда бы и ветер напевный
Лечил и сердца, и простор.

В ДОЖДЬ
Дождливое время,
Печальные дни.
Лежат на душе
Облаками они.

Туман опустился
На горы, на мир.
В беде изнывает
Отечество Ир.

Разгневанный ветер
Бушует в лесах.
Жестокость в том ветре,
И ужас, и страх.

Набухли поля
Дождевою водой,
И горные склоны
Омыты бедой.

Жизнь в непогодь эту
Вдвойне тяжела.
И разум, и сердце
Окутала мгла.

Но верю я, верю,
Что время придет,
И песнь во весь голос
Споет наш народ.

Я верю, что близится
Эта пора —
Погожая осень,
Сиянье добра.

Очистится небо
Над нашей старой.
Мы ждем перемен,
Как расцвета с весной.

Смотри, как лучами
Все тучи прожгло,
И вешнее хлынуло
Наземь тепло-

От этих лучей
В наших саклях светлей,
Уходят тревоги
Мучительных дней.

Народ, встрепенись,
Для весны и добра.
От тяжкого сна
Пробудиться пора.

ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Солнце пробуждает сонных,
К нам спешит издалека.
Тает снег на южных склонах,
Ветер гонит облака.

С гор ручьи бегут проворно.
С песней, что белым-бела,
Снег сползает с высей горных,
В долах захотел тепла.

Громче, громче пенье птичье,
Долы щебета полны.
Чувствуют сердца величье
Наступающей весны.

Воля, время гулевое,
Ветер шевелит траву.
Стеблям не дает покоя,
Резко теребит листву.

Он по скалам и равнинам
Людный водит хоровод.
То он ластится ревниво,
То в полете он поет.

Каждый наш цветок кивает
Убеленной головой.
Свет какой! Теплынь какая!
Вот, весна, характер твой.

Вот весна, твои забавы!
Сердце прыгает в груди.
Не дает покоя, право,
День, что ждет нас впереди.

Ах, весна! Тебя прошу я:
Людям всей моей земли
Радость ты внуши большую,
Их добром не обдели.

К ВЕРШИНЕ ХРИСТА
(К горе Казбек)
Орлом озираешь просторы
И, как падишах неземной,
Ты тайно ведешь разговоры
И с солнцем самим и луной.

Беседуешь ты с облаками,
Внимаешь ты буйству ветров.
Ты в яростном гуде и гаме
Свободен, спокоен, суров.

Ты днем в перегрузке рабочей,
Захлестнут житейской страдой.
Как вечный светильник, ты ночью
Царишь над кавказской грядой.

Светильник твой светит планете,
И свет вразумляет людей,
И смелость твоя на примете,
И трусость не властна над ней.

Взгляни же на ширь Ирыстона,
Скорей же нас благослови,
Твое благородное лоно
Взывает к ответной любви.

Храни от дождя нас, от града,
Луга наши, пашни храни,
Бесстрашье твое—нам отрада,
Нас светом своим осени.

НЕБЕСНОЕ УЩЕЛЬЕ
Скала и ущелье—
Игольным ушком.
Овраги продуты
Крутым ветерком.

Швыряется Терек
И пенится он.
Как будто обвалом
Грозит небосклон.

Бьет камень о камень,
А сам, невредим,
Он злость изливает
На все, что под ним.

Теснину покинув,
Стихаети—прав.
Как раненый зверь,
Он плетется, устав.

Равниной Осетии
Движется он.
Ступай же ты в море,
Упрячь в нем свой стон!

ПЛАЧ ПО ПТЕНЦУ
Тебе говорила: птенец, далеко не летай,
Ведь крылья твои не окрепли, не знаешь дороги.
А что если стон твой услышу, измучена в край,
Ты града не ведал, не знаешь житейской тревоги.

Гнездо из соломинок долго свивала тебе,
Терпела невзгоды, ты радостью был мне весенней,
Но ты обманулся на трудной, на горной тропе,
Лавина смела тебя — нет от лавины спасенья.

Просила тебя: не летай далеко, ты — птенец,
К дождю проливному привыкнуть — тяжелое дело.
Ты вниз поглядел: как измотано поле вконец,
И малые птицы рыдают— беда подоспела.

И сердце мое почерневшее плачет навзрыд.
В тревоге смотрю я на тучи, что небо закрыли.
Быть может, орел на тебя в эту пору глядит
И рвет твое белое тело и легкие крылья.

Срывает когтями, пускает на ветер пушок,
Твой мягкий короткий пушок с головы твоей милой.
Мне горько, что тельце твое — этот теплый комок —
Студит на ветру этот гибельный воздух постылый.

Мне горько от мысли, что ты где-то там, подо льдом,
Как соль под дождем, так убийственно таешь и таешь,
А, может, мой милый, просясь в свой соломенный дом,
Ты где-то сидишь и, тоскуя, меня ожидаешь?

ЛЮБИМОЙ
Цветок души моей прекрасный,
Владычица моя, мой свет,
Прими мой частый, ежечасный,
Прими певучий мой привет.

К тебе тянусь я, черноокой,
0, чернобровая, к тебе.
Томлюсь в постели одинокой
И ночи провожу в мольбе.

В тоске по этой белой шее,
По тонкой талье… Голос твой,
Как птичья песня, хорошея,
Звучит за томною листвой.

Ты в танцах первая, — наброшен
На, косы шелковый платок.
Джигит, он ждет тебя, тревожен,
Нетерпелив, кипуч, высок.

Когда б ты с ходу, с полуслова
Мою постигла б силу, страсть,
Не молвила б: «Ты—непутевый,
А у меня над миром власть».

Я б жизнь, с которой нету слада,
За твой бы отдал взгляд,—мой рай.
Моя любовь, моя отрада,
Прошу, меня не отвергай.

С тобой, твоею красотою
Никто в сравненье не идет.
Зову тебя, живу тобою,
Мой свет, мечты моей полет.

Я в ночи, во сне твой образ чистый
Я вижу, — как ты мне близка!
Но днем мне и при солнце мглисто,
И мне сопутствует тоска.

ПРОЩАЙ
Что я хотел сказать, умерив пыл?
Свою беду я выкажу на деле.
Вчера твоих сапог подметкой был,
Твоим рабом не буду я отселе.

Прощай! Избавился я от тебя
И от твоей безрадостной опеки.
Прочь ухожу, минуты торопя,
От глаз твоих я ухожу навеки.

Ты добивал меня ножом в тиши,
Не до смерти, чтоб выжил утром новым,
Но никогда тоску моей души
Ты яе хотел утешить добрым словом.

Ведь и тебя — потом, когда-нибудь —
Настигнет старость — эта немощь злая,
Тогда припомнишь мой печальный путь,
И ты не оправдаешься, виляя.

Когда-нибудь, в неведомом году
Изведаешь и горести, и боли,
Тогда поймешь и ты мою беду,
И на излете лет мою недолю.

Ты б раньше услыхал мою мольбу
И старца б не терзал словцом и взглядом.
С тобою рядом проклял я судьбу
И прозябал в тоске с тобою рядом.

Прощай, теперь пойду из края в край
По землям нашим — вольно и сурово,
Испепеленным сердцем я «Прощай!»
Произношу единственное слово.

МЛАДШИЙ СЫН ВЕКА
Какое мне высказать слово
0 жизни моей? Для друзей,
Для братьев на жертву готовый
Весны не дождусь я своей.

С арбой провожу свои годы
В заботе, в нужде—дровосек,
И в снах не проходят невзгоды,
Скорбят трудовой человек.

Как будто других я не хуже,
Но к счастью как путь проложить?
Не жаден, но ,пояс все туже,
Мне нечем детей накормить.

Смеется богач надо мною
И над арбой, что везу.
Волы наготове весною,
Уже наточил я косу.

МОЕ СЕРДЦЕ
Я червь, пылинка в этом мире,
Певцом себя не назову.
Я не скакун в нагорном мире,
Иду трусцой, едва живу.

Я только выразить пытаюсь
Безумно-горьких мыслей ряд.
Я жизни горестной касаюсь
И суть ее понять бы рад.

Скворцы и соловьи запели,
Я издали их узнаю.
Могу я помешать ужели,
Когда им тихо подпою?

Пускай поэт—для них свобода,
Пускай поют в счастливый миг,
Но только бы судьбу народа
Носили бы в сердцах своих.

ЧЕРМЕН
Тулатовы зло слукавили,
Разделяя поля просторные:
Они Чермену оставили
Болота да скалы черные.

Сказала мать его грустная:
— Не верь ты их клятве княжеской,
Пусть речь у кобанцев искусная,
Душа их осталась вражеской.

Тебе твоей доли не дали
И дурнем тебя ославили,
Как будто они не ведали,
Что нищим Чермена оставили.

— Гляди, нана, что я сделаю,
Мне на это легко отважиться,
Распашу себе поле целое,
Где земля мне мягче покажется.

Разве я не Чермен прославленный?!
Если бы я с князьям» не справился,
То, твоим молоком отравленный,
Лучше б я на тот свет отправился.

И пашет Чермен неистовый
Спокойно, страха не ведая,
Тулатовы смотрят издали,
Его сражены победою.

И ищут князья спасения
Перед силой его могучею…
А гордый Чермен без смущения
Всю землю вспахал наилучшую.

ТРЕВОГА
Давайте, братья, вспомним о былом!
И если в нас не умерла порода,
Давайте миром снова возведем
Мы башню славы нашего народа.

Небесный луч край милый обогрел.
Весны знаменье — бабочка летает.
В горах отчизны выстрел прогремел—
То сын Хетага по тропе шагает.

Он столько знает на земле всего,
Ведет достойно сказ он о народе
И даже звери слушают его —
Час милосердья наступил в природе.

Мечты златые выткал сердцем он.
И, как светильник, путь он освещает
Тому, кто смел, кто злом не покорен —
Кто о народной доблести мечтает.

Он пел повсюду о грядущем дне.
За правоту он был гоним нередко.
В черкеске серой (верный старине),
Не изменил он вере наших предков.

Придя в сей мир, он зла не совершил.
В любви к собратьям разве что повинный.
Его любовь — как вечный свет вершин,
Что озаряет темные долины.

Прекрасный сын обманутой страны,
Вдали отчизны полон он тревоги.
За нас он терпит муки без вины—
Крутыми стали, ровные дороги.

Сползают горы при больших дождях,
Посадки превращаются в пустыню.
И пел певец за совесть, не за страх —
Иных согрев, в иных смирив гордыню.

В одной упряжке мудрость и любовь
В его словах и мыслях неизменно.
Он отдал людям и огонь и кровь
Души, и стал легендою бессмертной.

Не вырос лес — всю поросль извели.
Зато вовсю прославились невежды.
Кому расскажешь о беде земли,
Когда, как храм» порушены надежды?

Когда мужи в подвалах пьют вино,
Им не до чести гибнущего рода.
И нас судить трусливейшим дано —
Скупым и хищным выродкам народа.

Клеветники ползут со всех сторон.
Друг другу верить мы бояться стали.
Летит нам в спины карканье ворон,
И мы живем—в позоре и в печали…

Споем же, братья, песню не за хлеб,
Споем и души бедных тем возвысим —
Пусть знают все о славе древних лет,
Когда был край красив и независим.

Так не уроним чести, земляки.
Язык отцов давайте делать краше,
Чтоб цвел наш род, чтоб сгинули враги.
Чтоб жили в мире все соседи наши.

Пора учиться друга отличать.
Пора вставать нам на ноги, соседи,
Да-да, пора нам на ноги вставать—
Пусть посох наш ведет нас всех к победе.

Блажен, кто мира мудрость приобрел,
Кто жизнь свою всю посвятил отчизне —
Кто честно жил, чей праведный глагол
Будил сердца во имя светлой жизни.

СКАКУН
Крылатый наш сакун, скачи, лети!
Твой корм — ячмень полдневной стороны.
На гору черную — твои пути,
Ее равнину любят скакуны.

Дзам-дзама родники — твое питье,
Мы шелком чистили б твои бока.
Вершины гор — пристанище твое,
Постель твоя — чиста и широка.

Наш конь — иных не хуже скакунов.
Когда б пшеницу ел он испокон,
Когда б у полных яслей был здоров,
0 камень троп не спотыкался б он.

ОТВЕТ ЗЕМЛЯКУ
С гор наших ветер окалину носит —
Сочится страданье из мраморных пор.
Кто-то в мешках воровато уносит
Добро бедняков ,с наших горестных гор.

Мне ты твердишь, что живешь без боязни.
Тяжелый валун не поднять одному.
Слышу я стон твой с чужбины…
Но разве Не лучше ли было б в родимом дому?

Хочешь, как гордый клич бросим мы снова,
На вершине старинную песню споем.
Только молчи ты о доблести слова,
От нынешних бед — горе в сердце моем.

В поле лишь камни. 0 них — хоть разбейся.
Косить бы пора, да вот нету косы.
В горле застрянет о доблести песня
При виде мужицкой горючей слезы.

Как в поговорке одной говорится —
Земли иль серпа не имеет бедняк.
Камни кругом — что на них уродится?
Поешь кукурузы, иль спи натощак.

Ночью от пищи — весь, словно распорот, —
Булыжники будто бы тлеют во мне.
Хлеб, чтоб совсем по плите не расползся,
Горянки готовят на сильном огне.

Нету волов, так не хвастай яслями.
Бедняцкая участь — терпенье и труд.
Будешь кичлив то, вцепившись когтями,
Остатки страны враз орлы унесут.

Силы копи, это к делу сгодится.
Обиду до времени спрячь ты в груди.
Плачем сирот когда край огласится,
Тогда уж, земляк, не зевай — выходи!

ОСЕТИНСКИИ БОГАЧ
Отары овец, лошадей табуны —
Слывет наш земляк неспроста богачом.
Но снятся порою; кошмарные сны,
И нету покоя ему за столом.

Хвастун, подбоченясь и выставив бок,
Он часто кичится богатой мошной.
А гостю Положит лишь сыра кусок
И весь изведется от траты такой.

Араки глотком да лепешки куском
Весь день себя тешит, а ночь настает,—
Берет он ружье, запирает свой дом,
К своим табунам торопливо идет.

Всю ночь он не спит, охраняет стада —
Мерещится вор ему в тени ночной.
Как только рассветная вспыхнет звезда,
Он, сонный, понуро плетется домой.

Навоз выгребает, воды принесет,
Весь день на лугу жадно машет косой—
Все впроголодь, жирный кусок бережет,
А черствую корку размочит водой…

Какая тут радость от жизни такой?!
Однажды умрет он в ночи средь тряпья,
Снедаемый черной и жгучей тоской —
Что весь его дом разворует родня…

Но справят богато поминки по нем —
Зарежут гостям валухов пожирней.
И сытая речь потечет над столом,
Вовсю захмелевших, румяных гостей.

Ему посвятят всякой снеди в помин—
Мол, пища твоя не остынет зимой.
Наденут кольчугу — пусть будет храним
От недугов давних кольчугой стальной»

Живи, мол, вольготно ты в жизни иной –
Водись на том свете с людьми по себе,
С утра наслаждайся вином и едой,
Хвалу воздавая счастливой судьбе!

Да будет могила суха и тепла —
Да будет земля тебе пухом, родной.
Покинул ты нас — слез река протекла,
Погасла звезда над высокой горой…

У гроба рвет волосы скорбная дочь,
Рыдает — бьет в грудь, не жалея себя.
Никто ей теперь нё сумеет помочь.
Пожалуй, ее не завидна судьба.

Сожрал ты калым, что забрал за нее.
Ты продал ее в кабалу и в ярмо.
Ей нищей ходить, проклиная житье,
А ты же в могиле сгниешь, как дерьмо.

ПОКУПАТЕЛИ ИНДЮКОВ
Рождество к аулу подступало —
Пахло кашей в саклях бедняков.
А богачка жадно выбирала
На базаре жирных индюков.

За спиной стоял старик печальный,
Он плетенку госпожи держал —
В рваной шубе, тощими плечами
От мороза лютого дрожал.

Был; бешмет дырявый — весь, в заплатах.
Сор торчал в немытых волосах.
Он стоял и, словно тихо плакал,
Стыли капли на седых усах.

Госпожа любила жарко мужа.
Был старик ему родным отцом.
Лютовала на базаре стужа.
Синим было старика лицо.

Подошел мужчина к ним вальяжно
Разодетый был он в пух и прах,
Неспеша он нес живот свой важно,
Сытый блеск стоял в его глазах.

И пока богачка торговалась,
Отобрал он жирных пару штук.
Госпожа шутливо ворковала:
— Вреден жирный для меня индюк…

Положил назад мужчина тут же .
Птицу, взял другую… повертел…
Коченел старик на лютой стуже —
За спиной богачки коченел.

На меху их шубы — что им холод,
Спорь о весе птицы, о деньгах…
Замерзал старик, мутился голод
В грустных, с синим инеем, глазах.

Сторговав товар, шагал мужчина.
Был он сыном старику, что мерз.
Для печали, вроде, не причина.
Но мне, было горестно до слез.

АХБОЛ И ЧЕРНОМОРДЫЙ
Был пес красивый у Ахбола.
Горело мужество в глазах.
Он столько вынес драк и боли —
Он был весь в шрамах и в рубцах.

Был предан он хозяйской воле.
Стада он зорко охранял.
В лесу, в горах иль в темном поле
Волков и близко не пускал.

Не раз он рвал зверье клыками —
Не раз матерых потрошил.
Тогда мясистыми кусками
Его Ахбол с руки кормил.

В кромешной тьме он не боялся
Медведя сгрудить на бегу.
Теперь — состарился, весь сжался,
Скулит тихонько на снегу.

Бывало, воры, чуть не плача,
От пса пускались наутек.
Любил хозяин за удачу —
Любил и ласково берег.

Кормил он пса всегда на славу.
А на закате псиных дней,
Пожалуй, годен лишь на свалку—
Лежит ветошкой у дверей.

Как он рычал! В почете, в силе —
Внушал зверью он смертный страх.
Теперь же мухи облепили —
Вьют гнезда в немощных глазах.

А было время — тыщу тропок
Перекрывал любым ворам.
Теперь он немощён и робок —
Хозяин гонит со двора…

НЕДОБРЫЙ ХОЗЯИН
Брел однажды я дорогой,
Ночь настигнула меня.
Встретил в хижине убогой
Бедных горцев у огня.

Дал хозяин горцу слово —
Мне еды он посулил.
Только пес все масло слопал,
Я же—сыворотку пил.

ЛОДЫРЬ
Откуда он взялся такой? —
Он матери даже в укор —
Он в общей семье трудовой
Всем людям во зло и в позор.

Он дрыхнет весь день напролет,
В прохладную прячется тень,
И совесть его не грызет —
Что мать его в поле весь день…

Ведь даже, насытившись, гал
Оближет дружка языком.
А этот — все спал бы и спал,
Ленивым охваченный сном.

ПОМИНКИ
Не хвались ты здоровьем, дурак.
Все равно его не сохранишь.
Твой язык самый, лютый твой враг,
Пропадешь ведь — соломкой сгоришь.

Век за веком проходят года
Чередою закатных лучей.
Только тот не умрет никогда,
Кто любил эту жизнь и людей.

Поздних слов не прощает нам смерть.
И взывая к всевышней душе —
Как бы каяться ты не умел —
Дел своих не поправишь уже.

Человек в этой жизни с утра —
Только добрым деяньем хорош.
Накопи хоть подвалы добра,
Ни гроша ты с собой не возьмешь.

Будут пить на могиле твоей —
Пьянка глупая, что говорить —
Бестолковым елеем речей,
Не любя тебя, будут хвалить.

Поминальный баран нё спасет,
Не помогут и реки вина.
Будет недруг кривить хитрый рот
И хвалить тебя будет — спьяна.

ЖИЗНЬ ЗВЕРЕЙ
От злобы подлецов
Не очень-то тужу —
С отцовским ружьецом
Я в горы ухожу.

Черкеска не нова,
И лапти не новы.
Но — неба синева!
Но — шелк лесной травы

Оврагами бреду.
И лезу по скале.
У башен на виду —
Молюсь родной земле.

Былая слава мест —
Щебенкою лежит…
Козлиха травку ест.
Орел над ней кружит.

В плешинах черный лес —
Лежат стволы, гниют.
Течет тепло с небес.
Стада к ручью бредут.

Жует листы коза.
Зайчишки тут как тут —
Косят во все глаза,
С козой листы жуют.

Барс сытый возлежит
В тени тугих ветвей.
А в норке мышь дрожит –
Крадется ласка к ней.

Глава зверей рычит —
Где хочет, лев бредет.
На холке шерсть торчит.
Лев гривою трясет.

Барсук добыл еду.
А вот кротам опять,
У сильных на виду —
Не просто харч достать.

Кругом завал камней
Да оползни кругом.
Но оттого — дружней
Кротиный добрый дом.

Пасутся кабаны
В могучем дубняке.
Листочек тишины —
Дрожит на ветерке.

Великий тур стоит.
Не ведает пока,
Что смерть за ним следит,
Принурившись слегка…

Встречал уже не раз
Я кости на пути.
У смерти много глаз.
Как от нее уйти?

Вон — вороны кружат,
Вон — кость уже, клюют.
Здесь жизнь и смерть — подряд,
Связал один их жгут.

Святые времена
Настали для лисы —
Кур потрошит она,
Страшней любой грозы.

Воровка по тропе
Решила пух стелить —
Удобней так себе
По мягкому ходить.

Лягушки из болот
Макушками трясут —
Легендой каждый рот
Набит от века тут.

Закон волков таков:
Кто жаден — тот и хват!
И свора злых волков
Летит на аленят…

Лишь ящерок никто
Не трогает в траве —
Им сытно и тепло,
Нет страха в голове.

А вот олень и лань—
В заботе о еде.
Их жизнь, куда ни глянь,
По шею вся в беде.

От гнева мир трясет.
Земля — в дыму, в огне…
Даст бог, и повезет —
Жизнь улыбнется мне!

СЛОВО ВОИНА
Враг идет к границам нашим.
Если нам грозят войной
На защиту гор и пашен —
Встанем, воины, стеной!

Не простят нам предков горы,
Если недруг верх возьмет.
Чтоб не жить в позоре, в горе –
Горец лучше уж умрет.

Что за жизнь — когда срывают
С наших жен, сестер платки,
Топчут пашни, и пинают
Зло святы очаги?

Что за участь—жить побитым,
Чужеземца признавать,
И бессильно от обиды
В жалкой сакле горевать?

Видеть, как плетьми сгоняют
Малых деток, стариков,
Как мужчинам одевают
Цёпи тяжкие оков?

Кем мы станем, коль отнимут
Волю радоваться,. петь?
Сраму мертвые не имут —
Горцу лучше умереть,

Чем отдать врагу на ругань
Слезы жен и матерей.
Слово воина порукой
Этой правде сыновей.

Оскорбить отцов могилы,
Память предков оскорбить —
Не дадим. И нашей силы
Никому иге победить.

Мы с врагом мирились редко.
Дети гордые вершин,
Защищая землю предков —
Дело правое вершим…

Нынче каждый горец — воин.
И душе неведом страх.
Нам не знать чужой неволи —
Сабли острые в руках!

ВОЙНА
Тучи вдут
Грозного литья,
Бухают пушки,
Снаряды летят.

Рушатся здания.
В гибельный час
Жизни лишают
Лучших из нас.

Рвутся бойцы
На последний редут.
Черные вороны
Трупы клюют.

Черные скалы.
Мрачная новь.
На понизовье —
Реками — кровь.

Что же, средь зелени
И синевы,
Люди, друг друга
Губите вы?

СЛОВО К ПРИЯТЕЛЮ
Нет, старину я скорей прокляну —
Человека меняли на гончую псину.
Вспомню, как будто в кошмар загляну—
Народ трудовой там сходил за скотину…

Нынче ж над всеми единый закон,
За дело любое можешь радостно браться.
Верно, был мудр и бесхитростен он,
Сказавший, что люди все — сестры и братья!

Сын бедняка, что меняли на пса,
Стоит на земле своей прямо и крепко.
Тем, кто глумился, он смотрит в глаза —
Корит немотой за поруганных предков.

ДВЕ СИЛЫ
Солнце жарче — ярче светит.
У небес на дне — луна.
Тучи мчатся, свищет ветер,
Снега блещет белизна.

Солнце греет небывало,
Все живое не щадя.
Горные индейки в скалах
Ищут крова от дождя.

Льются горными ручьями
Выси в синем далеке,
И под вешними лучами
Тают. льдины на реке.

ЗВЕРИ
Когда под грохот, полных гнева, дней
Взойдет над лесом мщения звезда
И звери будут грызть своих царей —
Польется кровь потоками тогда.

Проглянет солнце смело из-за туч
И луч его коснется бедняка.
И грянет день, и молод и могуч,
Наградой всем за горькие века.

Отложит горец в сторону ружье.
Свободный зверь пойдет своей тропой,
Благословляя новое житье —
Довольный светлой, без господ, судьбой!

ОДИНОКИЙ
Поэма

Я не из лживых мужей,
Себя не хвалю я сам,
Нет рабства в душе моей —
Унизить себя не дам.

У матери был один.
Чуть только постарше стал,
Я в горы с отцом ходил —
Отцу во всем помогал.

Дыряв был отцовский дом.
Он дымом насквозь пропах.
Нам холодно было в нем
На стылых земных ветрах.

Но горя отец не знал.
В черкеске простой своей,
По целым он дням пропадал
В аулах среди друзей.

Скотину отец держал.
Имел он коров и овец.
Но бедным он все раздавал,
Таков уж он был —отец.

Гостей он любил встречать.
Отец мой людей любил.
Он лучший кусочек подать
Всегда гостям норовил.

Что сам он был наг и бос,
Не сытно и ел и пил —
Это другой вопрос…
Отец мой веселым был!

Тому, кто его приглашал,
Он другом и братом слыл—
Направо добро раздавал,
Налево добро дарил…

* * *
«Сыну, — сказал он, — пора
Быть мужем, пришли года…»
Немало отдал он добра —
Платили калым тогда.

Обычай горцев храня,
Перечить отцу я не стал.
Но рано женил он меня —

Он руки мне этим связал.

Глядел на невесту я —
Невзрачна, совсем не умна.
Сказала моя семья:
— Вот тебе, сын, жена.

Вскоре она умерла.
Рыдала вся родня.
Она неплохою была…
Да будет ей пухом земля!

Матушке стало трудней.
Но стал я порой замечать:
Домой возвратясь из гостей —
Отец мой сердился на мать.

Он бил ее даже порой.
Горянки умеют терпеть.
Но мама терзалась душой:
Как будешь, сынок мой, теперь?

Душа ее доброй была.
Но пробил земной ее срок —
В могилу от горя сошла.
И стал я совсем одинок.

Отец мой пошел по друзьям.
И жил я. один, без отца.
Горючим и жгучим слезам
В ту пору не знал я конца…

* * *
Священник в ауле возник.
Немало прошел он дорог.
И этот смиренный старик
Участьем мне .в горе помог.

Он буквам меня научил.
Старик был совсем одинок.
Поэтому часто шутил,
Меня окликая: сынок!

Не зналась со мною родня.
Отцовы друзья отошли.
И был лишь старик у меня —
Средь всей осетинской земли.

Но молод я был и здоров.
И думать я стал о жене.
Да только без щедрых даров —
Невесту не выкупить мне.

Был дом мой печален и пуст.
И черен очаг нежилой.
И горькие возгласы с уст
Срывались ночною порой.

Закрыл я лачугу тогда —
Я кинул родительский дом.
Морозная в небе звезда
Всходила над жалким жильем…

* * *
Был долог мой путь по горам.
Буран перевалы замел…
И вот я к каким-то дверям,
Теряя рассудок, добрел.

Лицо мое все в синяках.
Обмерзший, попробуй сказать:
А нет ли нужды в женихах?
Ведь могут и на смех поднять.

Приветили люди меня.
И я, исхудавший, без сил —
На шкурах лежал у огня,
Араку горячую пил.

И, потчуя вкусной едой,
Бельишко заштопав мое,
Ходила горянка за мной —
Какие глаза у нее!

Подолгу отец пропадал —
В кашарах скотину стерег…
Но вот поправляться я стал.
Настал расставания срок.

Горянка, пылая от слез,
Шепнула, поверив судьбе:
— Бедняк, ты мне радость принес,
Гожусь я в подруги тебе!

Как только наступит весна;
Сватов засылай, дорогой.
Хмелела душа без вина
От речи ее озорной…

* * *
Время ведь быстро бежит.
А здесь побежало скорей.
И я, как и должен джигит, —
Весною посватался к ней.

Но глянул отец на меня —
Богат он, и нравом был крут:
— Я вижу, что ты без коня.
Но, может, хотя бы есть кнут?

Терпел я издевки его.
Я был перед ним— муравей.
Желаннее было всего
Мне—счастье горянки моей.

А он, разъярясь, продолжал:
— Три сына растут у меня.
Ты хочешь, чтоб дочь я отдал
Тебе—без кнута и коня?!

В последний я раз говорю —
Ступай от порога скорей,
Не то я все кудри сдеру
С башки горемычной твоей!

* * *
Калым не так просто скопить.
Скажи мне, земляк дорогой,
Что может бедняк наскоблить —
С гранитной скалы ледяной?

Вот то-то, земляк, и оно.
И жил я в домишке моем.
И было в нем пусто, темно —
И ночью, и утром, и днем.

В горах наших страшно зимой —
Дух вытрясет адская дрожь…
Но вот узнаю стороной,
Что ждет меня девушка все ж.

Три свата повел я с собой.
Огонь во мне прежний пылал.
Знакомой шагал я тропой
И посохом громко стучал.

Увидев. хозяин гостей,
Всех смерил прищуром своим:
—Явились за дочкой моей?
А где ваш богатый калым?

Оставьте в покое меня.
Ты просишь, чтоб выдал я дочь
Тебе,что пришел без коня?
Подите сейчас же все прочь!

Но старший мой сват Сослан —
Хитер был, умел улещать.
— Нас бог к тебе с просьбой послал.
Ты можешь нас всех обобрать.

Но труд разговоров нужней,
Он дружит в дому с очагом —
Возьми для кашары своей
Ты парня простым батраком.

Взгляни, он — не робкий джигит.
Помощником будет в дому.
Встряхнулся богач, и глядит:
Не прогадать бы ему…

— Пять лет пусть батрачит тогда
Жених ваш худой на меня.
Эх вы, беднота, беднота —
Добавили б, скажем, коня?

Уселись за стол, не спеша.
И хитрые речи ведем:
Хозяин, мол, дочь— хороша!
В селенье Ганис мы живем.

С аракой кувшин опустел.
Хозяин нам дочь уступил —
Сослан был удачлив и смел.
Я счастлив, наверное, был.

Позорнее участи нет —
Жить в доме богатой жены.
Но помощью жив белый свет —
Возвел я четыре стены.

Наверное, волей небес
Подруга была мне дана.
Уйду ли я в горы, иль в лес —
Все ждет терпеливо она.

Не тронет еды без меня.
И доброй и нежной была.
Светила мне точка огня —
Какая б метель не мела.

Но жизнь — это драка, земляк.
Борьба—за себя, за нее.
И бился я этак и так
За наше с женою житье…

* * *
Однажды сказала она:
— Уйдем с этих гор поскорей,
Ведь где-то, наверно, должна
Быть жизнь — и теплей и светлей?

Спустились мы с гор.
И вдвоем Пошли из аула в аул…
Как вспомню, так в сердце моем
Вздымается горестный гул.

Таскали мы воду, дрова,
Косили траву — для чужих.
И часто печали слова
Срывались с губ дорогих…

Мы кинули край наш родной.
И к городу мы побрели.
Никто над живою душой
Не сжалился в эти дни.

Мы в городе стали жить.
Завелся кусок на столе.
И мы перестали быть
Бродягами на земле.

Немало у нас детей.
Но голодно мы живем.
Нередко средь важных гостей
Позоримся рваным тряпьем.

Ведь злы времена порой,
Обманчивы, словно сны —
Смывается так водой
Сугроб под лучом весны.

И, словно бы вешний снег,
Что тает в воде реки,
Теряет деньки человек—
Тают его деньки.

Нам мудрость откроет путь.
Нам счастья забрезжит свет…
Но бедняку не вздохнуть —
Земли и удачи нет.

Ты спросишь меня: кто я?
Скажу. Из Ганиса я.
Нету добра у меня.
Но доблесть чиста моя

*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.