Продолжение. Начало см. «Дарьял» 1’08
ГЛАВА III
5 июля 1918 года корабли с отрядом, взяв курс вместо Баку на небольшую пристань Аляты, расположенную в 35 километрах южнее Баку, достигли цели и начали разгрузку. Бичерахову удалось уговорить на изменение курса и места высадки следовавшего вместе с ним на корабле в качестве представителя Шаумяна, председателя военно-революционного комитета Энзели. Изменение места высадки стало еще одной мерой предосторожности: высадиться там, где его не ждали представители коммуны, и уберечь таким образом отряд от опасностей, которые могли поджидать его в Баку. Бакинские власти, узнав о случившемся, приказали кораблям следовать в Баку, но было уже поздно. Войска выгружались и тут же отправлялись на фронт, оставив при этом небольшую охрану для грузов на кораблях и на берегу. Следует отметить, что выбор места высадки отряда в полупустынном месте, устройство там же складов, выбор путей следования отряда к фронту стали результатом деятельности тех офицеров отряда, которые заранее были присланы в Баку. Итак, отметим, что Бичерахов, несмотря на присущую ему личную храбрость, доходящую порой, на взгляд со стороны, до безрассудства, исключительно тщательно проводил подготовку своего отряда к проведению операций, проявляя при этом большую осмотрительность. Это, очевидно, и являлось главной причиной малых людских потерь в его отряде. 9 июля 1918 года Шаумян сообшил Ленину: «Отряд Бичерахова отправлен на фронт 7 июля. На Кюрдамирском направлении противник перешел в наступление, но после 12-часового боя был отброшен, понеся тяжелые потери. В бою участвовал бичераховский отряд. Наши потери невелики». Вот так, скромно, но с достоинством, и ничего о решающем вкладе отряда, и ничего о том, что это было первое серьезное поражение турецких войск со времени начала боев с частями Бакинской коммуны. Следует отметить, что отряд принял участие в боях, проходивших не на том участке, который был ему определен согласно договоренности. Кюрдамир находился в центре обороны, но, как оказалось, невдалеке от путей следования отряда к месту его дислокации. Поэтому Бичерахов по своей инициативе, без согласований и предупреждения кого-либо из руководства бросил в бой большую часть своего отряда, который нанес внушительное поражение наступавшим и понес при этом потери, которые Шаумян назвал невеликими. В бою, в частности, был потерян один броневик, вывезенный из Персии.
Победителей не судят, и, очевидно, поэтому бакинские комиссары не стали разбираться с Бичераховым в причинах, по которым события развивались не по их сценарию, сделав вид, что все произошло так, как и должно было произойти. К тому же победитель не высказывал никаких претензий на лавры и военные трофеи, а, пользуясь благоприятной обстановкой, принялся перебрасывать свой отряд в район Шемахи. В районе Кюрдамира пришлось оставить часть отряда с тем, чтобы не оголять там оборону. Тем не менее, турки, обнаружив переброску сил из-под Кюрдамира, 10 июля вновь перешли в наступление. Кроме того, ими было начато наступление и в районе Ахсу. Кюрдамирская группировка, в которую входила и часть бичераховского отряда, сумела удержать свои позиции, а вот соседи, дашнакское армянское формирование, по которому турки наносили всего лишь вспомогательный удар, принялись отступать, подставляя под удар фланги бичераховского отряда. Это привело к отходу всей группировки. Однако турецкое наступление прекратилось само собой, так как у наступающих не хватало сил. Понесшие большие потери в предшествующих боях, турки рассчитывали на этот раз в основном на неожиданность своих действий, на панику в рядах обороняющихся, но этого не произошло. Подошедшие затем из Баку части сменили бичераховское подразделение, и отряду удалось, наконец, в полном составе сосредоточиться на Шемаха-Геокчайском направлении, при этом в Баку продолжалось формирование пехотной части отряда.
Прибыв на новое место, Бичерахов попытался у командующего Корганова получить какие-либо сведения о противнике и карту с обстановкой. Однако тщетно, получить ничего не удалось. Поэтому прежде всего пришлось заняться выяснением обстановки в зоне действий отряда. Наряду с ведением обычных разведывательных операций, а также небольших кратковременных ударов по противнику, он пытается установить противостоящие отряду силы. Во время одного из таких боев был подбит еще один броневик отряда. Однако, несмотря на потери, Бичерахов ежедневно проводит небольшими силами операции, сопровождаемые захватом пленных и трофеев. В результате удалось установить количество и состав противостоящих отряду регулярных турецких дивизий и муссаватистских отрядов. Кроме того, было выявлено, что на пути отряда находится также прибывшая в Грузию немецкая дивизия, в помощь которой созданы отряды немецких колонистов из колоний, располагавшихся в Грузии и Азербайджане. При встрече с ними одному из бичераховских разведывательных подразделений только ценой значительных потерь удалось оторваться от преследования. Однако постоянные, ежедневные удары по турецким частям, проводимые Бичераховым, позволили снять напряженность на других участках фронта. Турки, вынужденные держать в зоне действия отряда свои резервы, не могли, как прежде, вести активные наступательные действия. Впервые со времени прихода турецких частей в Азербайджан фронт стабилизировался, и была вроде бы снята угроза захвата, висевшая над Баку. Бичерахов своими действиями, начиная с первых столкновений с турками под Кюрдамиром, в общем-то продемонстрировал всем, как нужно воевать. Поэтому за его деятельность по защите Баку, деятельность особенно выделяющуюся на фоне развала, который затронул воинские части Бакинской коммуны, не только горожане, но и определенная часть политиков и военных выражали ему свою признательность. В городе появились транспаранты с приветствиями, обращенными к Бичерахову и его отряду. А вышеупомянутые политики и военные, невзирая на свои политические пристрастия, пошли на личные контакты с Бичераховым, выражая ему при этом не только слова признания, но и предложения по более тесному сотрудничеству в деле обороны Баку. К тому времени многие из них уже разочаровались, а точнее, полностью разуверились в способности руководителей Бакинской коммуны, особенно его военного руководства, изменить обстановку к лучшему. Более того, действия руководства, а точнее, его бездействие, поселили в них настроение обреченности. Поэтому Бичерахов получил от них предложение взять все военные дела в свои руки, то есть стать военным руководителем с весьма значительными полномочиями. Наиболее радикальные предложения при этом исходили от представителей Каспийской флотилии. Их инициативы были вызваны не политическими интригами, а прежде всего соображениями собственной безопасности и безопасности их семей, недопущения в Баку турецких интервентов и их муссаватистских союзников и, соответственно, недопущения грабежей и насилия, которыми неизбежно бы сопровождалось их появление. Так или иначе, Бичерахов получил фактически предложение совершить военный переворот в Баку. Однако, уклонившись от ответа, он сумел, тем не менее, сохранить со своими почитателями хорошие отношения. Отказаться таким образом, чтобы не обидеть своим отказом никого – это большое искусство, ценимое в дипломатии. Бичерахов же, как известно, дипломатии специально не обучался.
В результате операций по определению противостоящих ему сил, Бичерахову удалось установить, что противник сумел уплотнить свои боевые порядки как вдоль линии противостояния, так и в глубину. Наступать в создавшейся обстановке в одиночку, рассчитывая только на собственные силы, значило обречь отряд на большие потери. Уже к моменту прихода отряда Бичерахова на фронт, воинские части Бакинской коммуны не имели ни желания, ни способности вести наступательные действия, т.е. делать то, что было обусловлено соглашениями между Бичераховым и Шаумяном – наступать в направлении Гянджи и Тифлиса. Воинские части Бакинской коммуны на 60-70% состояли из армян, большинство из которых находилось под влиянием дашнаков. Прочие части были укомплектованы во многом случайными людьми, забредшими в теплые края со всех концов Российской империи. Шаумян в начале похода в основном был доволен действиями дашнакских частей (за исключением Шемаха-Геокчайского направления). Они успешно воевали с муссаватистскими отрядами, но, продвигаясь вперед, занялись грабежами и мародерством в занимаемых ими азербайджанских селах и восстановили против себя азербайджанских крестьян. С приходом на фронт регулярных турецких войск с немецкими инструкторами успехи дашнакских частей резко пошли на убыль. И это привело к распространению в частях Бакинской коммуны пораженческих и иждивенческих настроений. Стало распространяться мнение, что ради какого-то Баксовета («баксовет-максовет») приносить жертвы и терпеть лишения не следует, а надо дождаться прихода английских войск с их индусскими частями, в составе которых, как гласила молва, есть дрессированные обезьяны, стреляющие из пулеметов. Кроме того, у англичан неограниченное количество броневиков, аэропланов, продовольствия и медикаментов. Словом, выказывалось «скромное» желание повоевать чужими руками. В этом плане не стало исключением и отношение к бичераховскому отряду. Несмотря на договоренности Бичерахова с Шаумяном, несмотря на то, что Бичерахов ежедневно вынужден был вести бои, командующий войсками и комиссар по военным делам Корганов настойчиво принялся предлагать свои планы лихих рейдов бичераховской конницы по турецким тылам, не менее лихих ударов по флангам турецких формирований, с подключением затем частей Бакинской коммуны и даже авиации. Однако все эти инициативы Бичераховым отвергались как авантюрные. По его мнению, масштабные наступательные действия в условиях хаоса, царящего на фронте, чреваты самыми серьезными осложнениями для наступающих, а потому прежде всего необходимо стабилизировать фронт, подтянуть резервы, а затем уже предпринимать наступательные действия.
Но стабилизация фронта, наведение элементарного порядка было непосильной задачей для командующего Корганова. Поэтому задачу перехода в наступление всего Бакинского фронта он предполагал решить за счет действий бичераховского отряда в надежде, что за ним потянутся и части Бакинской коммуны. Каких-то серьезных доводов или аргументов в пользу своих планов во время споров, проходивших между ним и Бичераховым, Корганов привести не мог. Бичерахов же в особо напряженные моменты споров, подчеркнуто вежливо обращаясь к Корганову: «Господин штабс-капитан, вынужден напомнить вам», указывал раз за разом на непродуманность деталей и необеспеченность различных аспектов предлагаемых Коргановым операций. В конце концов арбитром в этих спорах стал Шаумян, поскольку раздраженный Корганов во всеуслышание заявил: «Бичерахов ведет хитрую политику, уклоняясь от активных действий, он заявляет, что не отказывается от участия в военных действиях, но не хочет рисковать людьми». Шаумян, встретившись с Бичераховым, выслушал его, однако не смог уличить Бичерахова как в неискренности, так и в надуманности приводимых им аргументов. Бичерахов заявил Шаумяну, что он, действительно, не хочет излишне рисковать и бережет своих людей. Но оберегать своих людей от излишних потерь из-за неграмотных, непродуманных действий, противоречащих законам стратегии и тактики – долг и обязанность каждого грамотного командира. На самый, казалось бы, неотразимый довод Шаумяна, довод, который подсказал Шаумяну Корганов, «а какими же правилами тактики и стратегии руководствовался Бичерахов, когда без оружия, один шел на укрепленные позиции противника у Менджилийского моста?», – Бичерахов ответил, что тогда он рисковал только собственной жизнью, а не жизнью сотен своих подчиненных. Кроме того, он добавил, что пошел, испытывая чувство вины и досады из-за того, что не догадался захватить важную позицию заранее. Ничем не смог опровергнуть Шаумян и утверждение Бичерахова, что все происходящее на Бакинском фронте не имеет ничего общего с воинским порядком, а напоминает хаос.
Собственно, фронта как такового, в строгом понимании слова, не существовало. Линия фронта носила весьма условный характер. Отряды, имевшие различную партийную и этническую окраску, часто меняли место своей дислокации, не слишком жалуя правила позиционной войны. При этом причины оставления ими своих позиций без боя могли быть самыми различными; комиссарам Бакин-ской коммуны приходилось заниматься разборками и урегулированием конфликтов. Немалую роль в развитии и возникновении конфликтов играл низкий, а точнее – никакой уровень организации и обеспечения боевых действий. Так, в районе боевых действий «обходились» без приготовления и раздачи горячей пищи. В условиях сильной жары люди зачастую оставались без воды. Раненые не получали медицинской помощи, отсутствовали медикаменты. При этом боевые действия проходили в болотистой местности, где свирепствовали малярийные комары. Отряд Бичерахова от этих напастей страдал в значительно меньшей мере, чем его соседи. В отряде сумели организовать и медицинскую помощь, и приготовление горячей пищи, и доставку кипяченой воды, не дожидаясь от бакин-ских властей выполнения принятых ими ранее обязательств. Между тем, дезертирство и развал в армянских частях усиливались, и 20 июня 1918 года комиссар 3-й армянской бригады А.И. Микоян сообщил командованию, что бригада под командованием Амазаспа оставила без боя Шемаху и направляется в Баку. Вновь оказался обнаженным фланг Бичераховского отряда, вновь отряд подставлялся под удар противника. Как реакция на произошедшее последовало заявление Бичерахова. Он сообщил Шаумяну, что слагает с себя командные полномочия, поскольку при сложившихся обстоятельствах не может нести ответственность за Шемаха-Геокчайское направление из-за противодействия местных командиров и занятой при этом командующим Коргановым позиции стороннего наблюдателя. Сам же Корганов свое отношение к произошедшему выразил весьма лаконичным заявлением: «фронт разваливается в результате предательских действий дашнаков и Бичерахова. Шаумян в тот же день обратился с телеграммой на имя Ленина: «Главный контингент наших войск – вначале храбро сражавшиеся армянские части – деморализован в результате трусости командного состава и английской агитации. Необходимы свежие силы из России и политически надежный комсостав».
Справедливости ради следует отметить, что, хотя оценку положения, приведенную Шаумяном, не назовешь полностью объективной, но Шаумян, в отличие от Корганова, не обвиняет Бичерахова в предательстве и не ставит под сомнение боевые качества его отряда, а говорит только о дашнаках, о том, что именно они деморализованы английской агитацией, а не Бичерахов, «английский наймит», как называют его во многих советских источниках. Бичерахов же был крайне возмущен откровенной необъективностью Корганова, приравнявшего его к дашнакам, а ведь он не оставлял фронта и не отступал после незначительных столкновений. Более того, сам факт присутствия его отряда действовал стабилизирующе на весь фронт. После нескольких столкновений турки на участке, занимаемом его отрядом, предпочитали не проводить наступательных действий, подбирая для этого другие места. Выбор же выгодных направлений для наступления не был для турецкой армии с их немецкими инструкторами таким уж трудным делом. Турецкая разведка действовала довольно эффективно, и прежде всего потому, что боевые действия велись в районах, населенных азербайджанцами, настроенными протурецки. Действия ее, разведки, облегчались также и тем, что сплошной линии фронта не было, а патрульная и караульная служба в частях коммуны была (если была) на весьма низком уровне и нуждалась в серьезной наладке. Отряду же ничего налаживать не требовалось. Дозорная, патрульная и караульная службы были само собой разумеющейся частью воинского порядка. Распределение людей в дозоры, выход их на дежурства носил организованный и регулярный характер. Именно деятельность дозоров позволила в первые же дни задержать несколько десятков неизвестных как с оружием, так и без него. Три человека, оказавшие сопротивление при задержании, были убиты. Предпринятые решительные действия отбили у турецкой разведки желание вести свою работу в зоне отряда.
Микоян и ряд других авторов, говоря об отряде Бичерахова, обычно подчеркивали: «вначале» он воевал неплохо или даже хорошо, «но потом». В подоплеке же этого «но» никто объективно не пытался разобраться. Напомним, что отряду вместо обещанного, оговоренного соглашением, совместного с войсками Коммуны наступления в сторону Тифлиса пришлось отступать и заниматься обороной, постоянно опасаясь обхода с флангов из-за необязательности или предательства соседей. Многие воинские части Коммуны демонстрировали в то время нежелание воевать, а точнее, желание повоевать чужими руками. Кроме того, отсутствовала серьезная организация боевых действий вследствие некомпетентности командного состава, не сумевшего справиться с хаосом, возникшим на фронте, но адресующим обвинения в развале тем, кто руководствуясь своим профессиональным долгом, старался стабилизировать фронт.
Демарш Бичерахова с заявлением об отставке сыграл свою роль. С просьбами отказаться от такого решения к нему обратился ряд деятелей Коммуны, успевших, в отличие от Корганова, осознать важную роль его отряда в военных действиях на Бакинском направлении. Формируемая в Баку под руководством его офицеров пехотная часть была, наконец, прислана на фронт в распоряжение Бичерахова. Сразу же всем прибывшим было выдано новое обмундирование и оружие, а после бани и праздничного угощения был проведен смотр нового ondp`gdekemh. В смотре приняли участие и две сотни бичераховского отряда, причем казаки без погон, увешанные орденами, проследовали в конном строю перед шеренгами новобранцев. Затем несколько групп казаков совместно с офицерами провели показательную джигитовку со стрельбой на поражение по подбрасываемым предметам, а также как по заранее установленным, так и по перемещаемым мишеням. Стрельба велась не только из винтовок, но и из пистолетов, причем стреляли из самых различных положений, на полном скаку. Участие казачьих сотен в церемонии зачисления в отряд новой части было продуманным шагом. Новобранцам как бы указывалось, что они включаются не в рядовую воинскую часть, а в обстрелянное, не знающее поражений подразделение. Не случайно и церемонии включения в отряд новой части командующий уделил самое пристальное внимание. Все, в том числе и мелочи, должны были, по его мнению, работать на будущее отряда.
На фоне произошедших и происходивших драматических событий мероприятия Бичерахова многими расценивались как что-то очень архаичное и неэффективное в создавшейся обстановке. Однако дальнейшие события показали, что усилия Бичерахова не пропали даром. Между тем в Алексеевском офицерском училище, которое он окончил, не обучали методам психологической подготовки военнослужащих и их реабилитации. Тем самым методам, которые способствовали бы созданию крепкого, сплоченного воинского подразделения. Только природная интуиция и здравый смысл могли подсказать Бичерахову, что надо делать для того, чтобы у солдат не возникало желания бросить свою часть и прятаться в бою за чужие спины, и, наконец, самое главное, что надо сделать, чтобы солдаты обрели уверенность в себе и в своих товарищах.
Всем этим людям, разуверившимся в чем-то постоянном, надежном и сильном, очень важно было увидеть и осознать, что существует и действует значительная и организованная воинская сила, которая, несмотря ни на что, сумела сохраниться. Присоединение к этой силе должно было рассматриваться самими новобранцами не только как повышение их статуса, но и способствовало пробуждению в них желания соответствовать этому высокому статусу и в будущем. И, наконец, еще одно существенное обстоятельство. Это то, что новобранцы увидели своих будущих соратников и поняли, что воевать им впредь придется бок о бок с умелыми, удачливыми и закаленными вояками, которые не бегали и не побегут с поля боя в моменты опасности, а это дает им больше шансов выйти живыми из боя. Многим решение задачи по созданию сплоченной воинской части виделось, конечно же, в том, что называется идеологической работой. Лозунги, декларации, заманчивые идеи, окрыляющие цели, задушевные беседы и зажигательные речи. Однако Бичерахов речам, пусть красивым и броским, предпочитал конкретные дела. Словом, идеологическую подготовку подчиненных Бичерахов заменял очень ответственным отношением к ним и ко всему тому, что было связано с успехом дела, которым он занимался. В свое время Шаумян, собиравший сведения об отряде Бичерахова, давал поручения выяснить, каких же идеологических позиций придерживаются в отряде. Ответы гласили: все держится на огромном авторитете командира, который создавался и укреплялся повседневными делами.
Новая часть была отправлена на правый фланг, где перекрыла вход в горное ущелье и тропинки, по которым турки могли просочиться в тыл отряда. Дозорные конные разъезды уже отмечали такие попытки. Кроме того, новой части Бичерахов поручил ведение разведывательных действий, причем основной акцент делался на разведку не фронтовой полосы, а тыла. Ставилась задача по уточнению состояния дорог, мостов, обнаружения вооруженных групп в населенных пунктах, выяснению возможностей по заготовке фуража, продовольствия и обнаружения потенциально опасных на возможном маршруте мест. Все собранные и нанесенные на карту сведения должны были ежедневно доставляться в штаб отряда. Характер этих поручений свидетельствовал о том, что Бичерахов, верный своим правилам тщательной подготовки операций, уже принял решение об отходе с занимаемых рубежей и занимался разработкой маршрутов перемещения отряда к Дербенту. Вероятно, Бичерахов полностью разочаровался в реальности совместного с частями Коммуны похода на Тифлис, в возможности возвращения на родину по Военно-Грузинской дороге. На родине же с 23 июня 1918 года шло восстание, поднятое его братом Георгием, а он, связанный обстоятельствами, вынужден был оставаться вдалеке от происходящих событий, наблюдая на месте в Баку неразбериху, анархию и неумение военного руководства справиться с обстановкой. Уточним кое-какие цифры. По одним источникам считалось, что в начале похода на Гянджу численность войск Бакинской Коммуны доходила до 60000 человек. Согласно другим источникам, утверждается: общая численность войск Бакинской Коммуны, без учета Каспийской флотилии, составляла чуть более 12000 человек. Отряд же Бичерахова насчитывал всего 1500 человек, к которым 20 июля присоединилась пехотная часть численностью 1000 человек. О каком же паритетном участии отряда и частей коммуны в военных действиях можно было говорить? Налицо было желание руководства коммуны решать свои задачи за счет отряда, а с другой стороны, все неудачи и провалы объяснять также деятельностью отряда. Вот и Микоян в своих мемуарах утверждал, что уход Бичерахова сыграл «роковую роль» в обороне Баку, и это при том, что турки захватили Баку спустя 1,5 месяца после ухода отряда. Собственно, эти слова Микояна можно рассматривать как комплимент в адрес отряда.
Получается, что уход большевистских частей с фронта, причем дважды – 4 августа (т.е. через четыре дня после ухода Бичерахова) и 16 августа 1918 года – не имел роковых последствий для фронта, а уход отряда Бичерахова развалил оборону Баку. И даже появление в Баку 1000 англичан (после ухода отряда Бичерахова) оказалось неадекватной заменой. Что ж, можно согласиться с Микояном в том, что отряд, укомплектованный храбрыми и закаленными солдатами, каждый из которых стоил нескольких, представлял собой значительную силу. Представим, однако, другую картину. Поход на Гянджу и Тифлис с участием отряда закончился полным триумфом войск Бакинской Коммуны, но кто бы тогда вспомнил о решающей (роковой для противника) роли отряда? Наверняка в ход пошли бы такие аргументы: войска Коммуны – это десятки тысяч, а отряд Бичерахова состоял лишь из 1500 солдат. Как же они могли повлиять на исход боевых действий? Мифов и фактов, связанных с уходом отряда, накопилось немало, и их мы коснемся ниже. Пока же вернемся к 25 июля 1918 года. События, произошедшие в этот день, следует выделить и особо запомнить ради снятия с Бичерахова еще одного обвинения. Совет Бакинской Коммуны на своем заседании (в котором ни Бичерахов, ни его представители не принимали участия) большинством голосов проголосовал за приглашение английских частей в Баку для участия их в защите города от турецко-немецкой агрессии. Итак, не Бичерахов («английский агент», «наймит») приглашал или приводил англичан в Баку, как это написано во всех советских энциклопедиях, справочниках и учебниках, а сделал это Бакинский совет большинством голосов своих депутатов. Большевистская фракция во главе с Шаумяном посчитала принятое pexemhe о приглашении англичан преступным и голосовала против, а затем отказалась от каких-либо постов в новом коалиционном правительстве дашнаков. Старое правительство Коммуны, состоявшее в основном из членов большевистской фракции, продолжало тем не менее действовать до 30 июля.
Естественно, что политические дрязги, вызванные в основном амбициями политиков, не способствовали ликвидации хаоса, царившего на фронте, но неужели же и в этом следовало обвинять Бичерахова? Что же касается позиции Бичерахова в вопросе приглашения английских войск в Баку для участия их в обороне города, то она была сугубо прагматичной. Бичерахов считал, что в условиях хаоса появление на фронте новых, хорошо организованных и дисциплинированных воинских частей – это благо для обороны. Потому с этих позиций, а также исходя из того, что англичане были союзниками по войне с турками, он поддерживал мнение о необходимости приглашения англичан. Однако вернемся опять к хронологии событий.
Наступило 30 июля 1918 года. Ночью армянская бригада численностью около 3000 штыков оставляет фронт и уходит в Баку якобы из-за отсутствия обмундирования (отряд Бичерахова в новом обмундировании, а почему у них нет?). На этот раз Бичерахов без каких-либо словесных демаршей также снимает свой отряд с позиций и начинает перемещение на север к Дербенту. Лишь на крайнем правом фланге им оставлена на своих позициях пехота из вновь прибывших для того, чтобы турки фланговым ударом не перерезали пути перемещения отряда на север, а с другой стороны, он как бы проверяет новобранцев на лояльность. Лишь спустя 6 часов пехота снимается с позиции и начинает перемещение вслед за отрядом. Весьма показательно, что ни один человек из вновь прибывших не оставил отряд, никто из них не пытался подымать тревогу и связываться с бакинскими властями. Вероятно, всех их устроило как сообщение о том, что отряд возвращается в Россию, так и порядки и отношения, установившиеся в отряде. Перемещение происходило организованно, поскольку на опасные участки маршрута были заранее высланы казачьи заставы, которые, встретив отряд, перемещались далее на север по маршруту движения. Уход отряда с позиций происходил, особенно вначале, без каких-либо эксцессов. Не было при этом того, что происходило обычно в таких случаях в период гражданской войны: убийств комиссаров или правительственных эмиссаров, разгрома соседей или противостоящих частей, захватов их вооружения и имущества, похищения денежных средств. Весьма показательно, что такого рода обвинения Бичерахову не предъявил ни один из историков или мемуаристов, кроме генерала Деникина, который в то время находился в 1100 километрах от Баку. Деникин в своих мемуарах утверждал, что Бичерахов, уходя, захватил 100 миллионов рублей из бакинской казны. Деникина можно понять. В свое время Бичерахов и его брат Георгий своим отказом подчиняться генералу и поддерживать с ним связь очень сильно разозлили его. Настолько сильно, что и спустя годы он не смог справиться со своими чувствами и опустился до прямой клеветы. Их взаимоотношения заслуживают отдельного разговора, и к ним еще предстоит вернуться.
Следует отметить, что в отличие от большинства советских историков, квалифицировавших уход Бичерахова тривиальным набором: «коварство, удар в спину, английский агент и т.д.», современники Бичерахова отнеслись к его уходу довольно сдержанно. Со временем, конечно, тональность обвинений и оценок все более возрастала и ожесточалась. Достаточно сравнить статьи о Бичерахове в СЭ от 1927 года со статьями в БСЭ от 1950 и 1970 годов и, наконец, со статьей и СВЭ (советская военная энциклопедия) от 1976 года. Объективностью и эрудицией явно не блещут также приводимые сведения в энциклопедическом словаре от 1987 года «Гражданская войны и интервенция в СССР». Нельзя не отметить и того факта, что вслед за отрядом не было послано погони. Хотя и правительство Шаумяна, и правительство «Диктатура Центрокаспия» располагали достаточными для этого силами, что и продемонстрировала затем «Диктатура Центрокаспия», послав погоню и задержав в море корабли с большевистскими частями, оставившими фронт под Баку и направлявшимися в Астрахань. Отметим и тот факт, что суда бичераховской флотилии, находившиеся ранее в местечке Аляты (35 км южнее Баку) без каких либо препятствий, заблаговременно, до 30 июля переместились севернее Баку и приняли затем участие в обеспечении безопасного перемещения отряда на север. Более того, некоторые моряки Каспийской флотилии приняли участие в оснащении судов бичераховской флотилии, а поход отряда на север поддерживали огнем с моря две канонерки каспийской флотилии. Очевидно, что Бичерахову удалось установить определенные отношения как с моряками, так и с некоторыми деятелями Бакинской Коммуны (и с большевиками, и с эсерами). Уйдя из Баку, он не потерял с ними связей, сохранив союзнические и доброжелательные отношения. Это можно было бы подтвердить целым рядом фактов, самый показательный из которых тот, что правительство «Диктатура Центрокаспия» после захвата Баку турецкими войсками переехало в полном составе в Петровск к Бичерахову, туда же перешла и большая часть Каспийской флотилии. Невольно пришлось забежать вперед, а потому вернемся к вопросам, связанным с уходом отряда с фронта, а точнее к развеиванию мифов, которые были созданы советскими историками. Так, уход с фронта связывали напрямую с захватом Баку турками, поскольку в оборот была запущена, на первый взгляд, простая, а на самом деле многозначительная формулировка: «Открыл фронт перед наступавшими турками». Во-первых, непосвященный, прочтя ее, мог подумать, что турки наступали, а Бичерахов взял и увел свой отряд с поля боя. На самом же деле почти три дня, предшествующих уходу отряда с фронта, турки не вели наступательных действий не только в зоне действия отряда, но и на всем бакинском фронте. Обстановка на фронте была стабильная. Во-вторых, после знакомства с такой формулировкой у читающего создается впечатление, что турки, воспользовавшись уходом отряда, сразу же бросились в наступление и захватили Баку. На самом же деле турки не только не воспользовались сразу уходом отряда, а перешли в наступление лишь на третьи сутки. Очевидно, что они были деморализованы активными действиями отряда. Важно и то, что турецкая разведка не смогла вовремя установить факт ухода противостоящих ей соединений. Этот факт можно легко объяснить, вспомнив меры безопасности, которые были в свое время предприняты Бичераховым в прифронтовой полосе. Меры, напрочь парализовавшие деятельность турецкой разведки, особенно в зоне действия отряда. Более того, уход отряда не имел каких-либо сиюминутных катастрофических последствий для обороны Баку. В подтверждение обратимся к воспоминаниям Микояна. Вот как он описывает события, которые имели место после ухода отряда (с.169): «Получив сообщение… мы, прибыв на станцию, застали хаос, красноармейцы оставляли свои позиции и группами гуляли по станции. От них и от встретившегося нам Петрова мы узнали последние новости… Предложив Петрову вместе с прибывшими со мной моряками навести порядок, я ушел спать в вагон, располагавшийся на станции. Проспав несколько часов, мы поднялись и вышли на станцию. Приятно было узнать, что группе революционных моряков удалось навести порядок на станции, а отряд Петрова занял указанные ему, покинутые бичераховским отрядом позиции». Как видно из вышеприведенного, положение было не таким уж угрожающим, если осторожный Микоян посчитал возможным уйти спать и проспал при этом несколько часов. Ну, а отряд Петрова – это тот самый отряд, который, прибыв из Астрахани, находился в Баку и участия в военных действиях не принимал. Тот самый отряд, который, как считал Бичерахов, прибыл в Баку с целью разоружения его отряда. Но не только отряд Петрова не принимал участия в военных действиях. Были также и другие части, которые, находясь в Баку, участия в военных действиях не принимали. Обратимся к мемуарам Микояна. Когда Микоян связался с Баку и сообщил Шаумяну, что военное положение удалось стабилизировать, Шаумян ответил: «Политическое положение хуже военного. Армянский национальный совет отказывается послать на фронт несколько своих хорошо организованных частей и требует переговоров с турками, и в качестве посредника привлекает шведское консульство» (с. 171).
Нельзя обойтись здесь без комментариев. Уход Бичерахова – это предательство, а то, что Армянский национальный совет отказывается посылать свои части на фронт и пытается вести сепаратные переговоры – это, очевидно, «избыток верности» своим обязательствам. То, что Бичерахов, находясь на фронте, постоянно вел боевые действия ограниченного характера, названо «хитрой политикой и уклонением от активных действий», а вот то, что некоторые части Армянского совета вообще не принимали никакого участия в военных действиях, является, надо полагать, «образцом поведения». Очевидно, что люди, писавшие о бакинских событиях, не страдали избытком объективности. Говоря об отношениях между Бичераховым и Бакинской Коммуной, нельзя не коснуться морально-правового аспекта этих отношений. Правительство Шаумяна и отряд Бичерахова связывали какие-то договорные обязательства. Правительством Шаумяна эти обязательства не были выполнены. Так, например, не состоялось наступление на Тифлис. Однако если одна из сторон не выполняет своих обязательств, разве не вправе другая сторона совершать ответные шаги и считать себя свободной от обязательств? Тем более, что обязательства касались правительства, которое ушло в отставку. С новым же правительством отряд не был связан какими-либо договоренностями.
Как известно, войска Бакинской Коммуны не вели боевых действий по преследованию бичераховского отряда, не препятствуя фактически его уходу, проявляя как бы сочувствие и даже понимание мотивов, которыми руководствовался при уходе Бичерахов. Однако не следует воспринимать такие факты однозначно. Руководство Коммуны не могло не учитывать того, что в Дагестане отряд встретят крупные силы находящихся там красных войск, которые поддерживали постоянную связь с Астраханью и Баку.
ГЛАВА IV
Действительно, у Дербента отряду преградили путь значительно превосходящие его силы красных войск, которыми командовал специально присланный из Астрахани командующий Круглов. Это были Дагестанский полк Махача, Астраханский полк, Петровский интернациональный полк, отказавшиеся пропустить отряд Бичерахова. Бои продолжались две с лишним недели, и, как свидетельствуют историки, «отряд казаков, крепкий и закаленный в боях и совместных странствиях по свету», разгромил все противостоящие части. С моря действия Бичерахова поддерживали как суда его флотилии, так и две канонерки Каспийской флотилии. Канонерки обстреливали с больших расстояний позиции обороняющихся войск, оставаясь при этом в недосягаемости от огня береговой артиллерии. Во время занятия Дербента и Петровска (нынешней Махачкалы) и при разгроме при этом противостоящих красных частей отряд понес значительные потери.
Несмотря на то, что Бичерахов ушел с Бакинского фронта 30 июля 1918 года, многие происходящие затем в Баку и за его пределами драматические события связываются с его именем. Это обстоятельство заставляет уделить более детальное внимание событиям, происшедшим в Баку после ухода отряда. 30 июля лидеры эсеровской, дашнакской и меньшевистской партий окончательно сформировали новое правительство «Диктатура Центрокаспия», назначив военным министром генерала Багратуни, а командующим войсками – генерала Докучаева, а не Бичерахова, как утверждал один грузинский автор. Новое правительство подтвердило решение от 25 июля о приглашении англичан в Баку. Большевистская фракция, заявив о своем несогласии с принятым решением, покинула зал заседаний и приступила к подготовке эвакуации своих вооруженных сил и военного имущества в Астрахань. Вновь сформированное правительство «Диктатура Центрокаспия» тем временем потребовало от Шаумяна передачи ей вооружения и боеприпасов, а также нескольких десятков миллионов рублей, присланных из Москвы. В ответ Шаумян снял свои вооруженные силы с фронта, в том числе и отряд Петрова, занимавший позиции, покинутые бичераховским отрядом, и, погрузив на корабли войска, артиллерию, бронеавтомобили, женщин и детей, вышел 4 августа в море. Нельзя здесь обойтись без комментариев. Всего через 3 дня после ухода отряда Бичерахова с фронта Шаумян совершает тот же самый шаг. Он снимает с фронта противостоящие турецким войскам части, но на этот раз турки без промедления переходят в наступление. Но если действия Бичерахова дружно заклеймены историками и мемуаристами как коварство, предательство, измена, то очень трудно найти подобную оценку совершенно аналогичных действий Шаумяна в советских источниках. Я уже не говорю об армянской бригаде численностью 3000 человек, также покинувшей фронт 30 июля. Современными журналистами и политологами такая ситуация называется не иначе, как практика применения двойных стандартов.
Вышедшие в море корабли были остановлены канонерками, подчиняющимися правительству «Диктатура Центрокаспия», и затем были вынуждены возвратиться в Баку. Возвращенные в Баку части и артиллерия сразу же приняли участие в боях с ворвавшимися в Баку турками и сумели отбросить их на занимаемые ими до наступления позиции. Ну, а где же были в это время англичане, которые приглашались прибыть в Баку 25 июля? Ведь в тот же день английский консул в Баку телеграфировал о приглашении в Энзели находящемуся там командующему английскими войсками генералу Денствервилю. 1 августа бакинское правительство посылает за англичанами в Энзели корабли, способные доставить в Баку до 2000 человек с оружием. Однако из прибывшего 4 августа в Баку парохода вышли один полковник, четыре офицера и 18 солдат. 6 августа в Энзели прибыла делегация, состоящая из депутатов Баксовета, которая обратилась к генералу Денствервилю с просьбой ускорить отправку английских войск в Баку. Генерал заявил, что английские войска разбросаны на большом расстоянии от Багдада до Энзели, поэтому организация обороны Баку не может быть возложена исключительно на английские войска. Обращения и визиты членов Баксовета продолжались, и 17 августа генерал прибыл в Баку лично в сопровождении небольшого ondp`gdekemh англий-ских войск. Совершенно уверенно можно утверждать, что не Бичерахов привел англичан в Баку, а их, можно сказать, за руки, за ноги, за уши тащили, просили прибыть члены Бакинского совета. Всего в Баку до 13 сентября прибыло около 1000 человек с 16 орудиями. Они приняли участие в боях, но 14 сентября были вынуждены эвакуироваться из захваченного турками Баку, потеряв в результате 180 человек убитыми и пропавшими без вести. Таковы факты, в свете которых необходимо еще раз обратиться к мифам, созданным в связи с деятельностью Бичерахова. К мифам, которые долгие годы насаждались в общественном сознании, причем архисолидными и архиавторитетными источниками. Например, в БСЭ 1970 года в статье о Бичерахове утверждалось: «Открыл фронт, чтобы создать предлог для вступления в Баку англичан, подошедших к городу с другой стороны». Если руководствоваться изложенными выше фактами, то в таком утверждении трудно найти не то что слово, соответствующее истине, а даже букву соответствия истине. Клевета, ложь, научная и человеческая непорядочность, сознательно культивируемое невежество, передергивание фактов. Вся богатейшая палитра нормативной (и ненормативной) русской речи, пригодная для выражения негативных оценок, может быть использована как вместе, так и в отдельности для характеристики и соответствующей оценки вышеприведенного. Или же взять утверждение типа «Бичерахов участвовал в оккупации Баку англичанами» (также из энциклопедий). Но, право же, тысяча англичан на большой город, в котором к тому же действует 12-тысячное войско Бакинской Коммуны и флотилия, достаточна ли, чтобы заявлять об оккупации, не говоря уже о том, что основные силы Бичерахова были задействованы в это время в Дагестане. Что же касается факта прибытия всего лишь 1000 англичан, то это, действительно, следствие нехватки у англичан сил для одновременного решения стоящих перед ними проблем. В Персии справиться с нехваткой сил им помог отряд Бичерахова. Ну, а в Баку? Почему и как этот человек, называемый английским агентом, наемником, существующим на их деньги, ушел из Баку без разрешения хозяев, поставив их своим уходом в неудобное положение? В результате для посылки войск в Баку им пришлось снимать своих солдат с других фронтов, а затем еще и участвовать в боях и нести при этом потери. Не проще ли было приказать своему наемнику оставаться в Баку столько, сколько могли потребовать их интересы? Тем более, что они знали, что у них не хватает собственных сил не только для обороны Баку, но и для контроля над занятыми в Персии территориями и для боевых действий на турецком фронте. Историки, писавшие о бакин-ских событиях и о Бичерахове, почему-то дружно проигнорировали эту непоследовательность в действиях обычно отличающихся своим прагматизмом англичан. Не потому ли, что в этом случае неизбежен вывод: утверждения о чрезмерной зависимости Бичерахова от англичан не соответствуют истине. Следует еще раз вернуться к бакинским событиям. 10 августа 1918 года на общебакинской партийной конференции большевиков прозвучало сообщение о том, что Бичерахова в его походе на Север поддерживают канонерки Каспийской флотилии. Историки, писавшие о Бакинских событиях, и в этом случае дружно ограничились лишь констатацией факта участия флотилии в военных действиях на стороне Бичерахова и не дали ему никакой оценки. А ведь этот факт весьма показателен. За весьма небольшой отрезок времени пребывания в Баку (с 7 по 29 июля) Бичерахов сумел приобрести сторонников. И это несмотря на то, что он совершил по отношению к ним, как писали затем советские историки, акт коварного предательства, удар в спину, якобы покинув их без всякого предупреждения. Так почему же они поддерживали Бичерахова после всего этого, особенно во время его боев в Дагестане? Совершенно очевидно, что Бичерахов сумел объяснить им свой поступок и его необходимость и заручиться при этом их поддержкой. В отличие от ретивых советских историков, они, казалось бы, преданные и обманутые, не расценивали почему-то действия Бичерахова как предательство. Ну, а для большевиков вышеуказанное сообщение означало то, что канонерки, занятые военными действиями в районе Дербента и Петровска, на этот раз не будут судам с большевистскими войсками помехой, мешающей добраться до Астрахани. Поэтому они решили еще раз выйти в море. Однако, выйдя в море, они из-за шторма не смогли двигаться дальше и укрылись в одной из бухт. 16 августа, когда шторм стих, они продолжили движение, но были остановлены военными кораблями правительства Центрокаспия, с требованием возвратиться в Баку. Требование сопровождалось обстрелом судов боевыми снарядами. Шестнадцать кораблей были вынуждены возвратиться в Баку, где на пристани их ждали вооруженные отряды дашнаков, меньшевиков, эсеров под руководством Васина, председателя Чрезвычайной комиссии правительства Центрокаспия. Все находящиеся на кораблях люди были высажены на берег и разоружены, корабли были обысканы, но затем воинские части, женщины и дети вновь погрузились на те же 16 кораблей и по решению правительства Центрокаспия были отпущены в Астрахань. Право же, этот поступок эсеро-меньшевистского правительства «Диктатура Центрокаспия» никак не может характеризовать его деятелей с отрицательной стороны. Скорее в нем можно было бы усмотреть проявления благородства и рыцарского отношения к бывшим союзникам.
Итак, 16 августа большевистские части покинули Баку. Однако 34 бакинских комиссара были отделены от общей массы и отправлены в бакинскую тюрьму. Правительство Центрокаспия создало по делу комиссаров следственную комиссию, которая приступила к работе.
Один грузинский автор, рассказывая о встрече в Баку возвратившихся туда судов с большевистскими частями, утверждал, что на пристани были выстроены не дашнакские и меньшевистские отряды, а бичераховские части. 16 августа и бичераховские части в Баку? Но ведь они уже третью неделю находились в Дагестане. Казалось бы, бред какой-то, однако и Микоян в своих мемуарах утверждал, что и после 30 июля в Баку находились бичераховские представители. Можно даже встретить утверждение о том, что Бичерахов участвовал в оккупации Баку английскими войсками. Однако длительное время все эти утверждения рассматривались как какие-то домыслы. Бичерахов ушел из Баку 30 июля вместе со своим отрядом, и об этом говорится в подавляющем большинстве источников, откуда же могли взяться после этого какие-то его части и какие-то его представители? Но дошедшие, в конце концов, свидетельства одного из участников событий, который оставался в Баку после ухода оттуда Бичерахова, многое объяснили и заставили отказаться от прежней категоричности. Напомним, что отход отряда Бичерахова прикрывался сформированной в Баку пехотной частью, перемещавшейся вслед за отрядом. Большая часть этого подразделения участвовала в военных действиях на территории Дагестана, меньшая часть отряда активного участия в боевых действиях в Дагестане не принимала, а выполняла функции защиты южного рубежа отряда.
По договоренности с правительством Центрокаспия эта часть отряда численностью свыше 250 человек передислоцировалась затем в Баку и находилась, принимала участие в боях с турецко-немецкими частями и затем эвакуировалась в Петровск к Бичерахову. Солдаты этой части находились вместе с войсками правительства «Диктатура Центрокаспия» на пристани в Баку 16 августа 1918 года, встречая корабли с большевистскими частями. Они же находились в Баку и тогда, когда туда стала прибывать та самая «знаменитая» тысяча англичан. «Знаменитая» тем, что сумела, по утверждению историков, оккупировать Баку совместно, как выяснилось, с двумя сотнями бичераховских солдат. Поведение этих солдат было весьма показательным свидетельством эффективности предпринятых ранее Бичераховым мер по сплочению отряда. Самым же поразительным было то, что эти солдаты, новообращенные бичераховцы, как говорится, без году неделя присоединившиеся к отряду, повсюду, где бы они ни появлялись, с гордостью подчеркивали свою принадлежность к отряду. Впрочем их поведение объяснимо еще и тем, что авторитет отряда Бичерахова среди военных и жителей Баку был настолько большим, что было престижным подчеркивать свою связь с отрядом, даже после его ухода из Баку.
В момент наибольшего напряжения боев за Баку Бичерахов прислал обороняющимся подкрепление с десятью пулеметами. Ну, а все попытки турецких войск перерезать на севере дорогу, связывающую Дагестан с Баку, пресекались огнем бичераховской артиллерии и флотилии и ударами его подразделений со стороны Дербента. Однако эти меры не смогли спасти положение в самом Баку. Там турки прорвали оборону и ворвались в город. В связи с наступлением турецких войск и возникшей при этом неразберихой находящимся в тюрьме бакинским комиссарам удалось освободиться и сесть затем на судно, идущее в Астрахань. Однако в силу неожиданно возникших обстоятельств судно было вынуждено направиться в Красноводск, где комиссары были арестованы местным правительством. О трагедии 26 бакинских комиссаров сказано и написано много, поэтому обратимся лишь к фактам, имеющим непосредственное отношение к Бичерахову. После ареста бакинских комиссаров красноводское правительство обратилось к Бичерахову с сообщением о задержании и предании их военно-полевому суду. Ответная телеграмма Бичерахова гласила: «Одобряю ваши действия, направленные к аресту бакинских комиссаров. Предложение ваше о предании их военно-полевому суду разделяю. Мнение мое поддерживает «Диктатура Центрокаспия». Последнее бакин-ское правительство «Диктатура Центрокаспия» после эвакуации из Баку находилась у Бичерахова в Петровске. Там же находился документ – заключение следственной комиссии правительства Центрокаспия за подписью ее председателя Васина. Заключение гласило: «…отдать под суд, обвиняя их в том, что они, занимая ответственные посты, не предприняли мер для усиления армии и укрепления обороны, в результате чего Красная Армия потерпела поражение. Они оставили город, не использовав всех возможностей, бросили Бакинский пролетариат на произвол судьбы, не отчитавшись перед ним. Похитили оружие, присланное из центра, и военное снаряжение, лишив пролетариат возможности обороняться. Ночью 13 августа они тайно покинули город, не выполнив приказ правительства Диктатура Центрокаспия вернуться». В этом заключении трудно найти несоответствия, действительно имевшим место событиям. Ну, а свидетелем хаоса, царившего на фронте, Бичерахову довелось быть лично. Очевидно, что Бичерахов, послав телеграмму в Красноводск, основывался прежде всего на заключении следственной комиссии, работавшей около месяца, и на своих впечатлениях. Причем своей телеграммой он выразил согласие на проведение именно суда, а не на внесудебную расправу. Собственно, на такую его позицию рассчитывали и все знавшие его Бакинские комиссары. Вот что пишет Микоян: «…нам казалось, что отношение Советской власти к нему (Бичерахову) не давало ему повода для такой расправы» (с.218). Затем, продолжая ту же тему, он пишет: «В Красноводске, вопреки договоренности с Бичераховым, даже не пытались допрашивать комиссаров и вообще кого-либо из арестованных» (с.238). Без суда и следствия, тайком, комиссары были расстреляны».
Таковы факты, и пусть, на основе вышеизложенного, выводы о степени причастности Бичерахова к трагедии бакинских комиссаров каждый делает сам. Справедливости ради отметим, что Советской властью Бичерахову не инкриминировалось участие в расправе с комиссарами. Это, однако, даже сегодня, спустя не один десяток лет, не исключает возможности появления сообщений о том, что Бичерахов чуть ли не самолично расстрелял 26 бакинских комиссаров. Такое сообщение появилось в интернете на сайте Музея Вооруженных Сил в 2002 году. Сотрудники музея заявили, что сообщение сделано безответственным лицом (Блинов), не являющимся сотрудником музея. Предвижу, тем не менее, вопрос: а все же почему красноводское правительство обратилось с телеграммой именно к Бичерахову? Для ответа на этот вопрос следует вернуться к политической обстановке, сложившейся в то время в России и, в частности, в бассейне Каспийского моря. Революционные события 1917 года привели к образованию на территории Российской империи множества правительств. Число их достигало нескольких десятков, причем правительства были созданы не только в национальных провинциях, но и во многих сугубо русских регионах. Это были правительства, придерживавшиеся различных политических позиций. Но вот 23 сентября 1918 года в городе Уфа собрались представители различных политических сил и региональных правительств России (отсутствовали большевики и анархисты), которые образовали Временное Всероссийское правительство, так называемую Уфимскую директорию. Правительство было признано совещанием всех собравшихся политических партий (как правых, так и левых) как «единственный носитель верховной власти на всем пространстве государства Российского». В состав правительства наряду с монархистами и кадетами вошло много представителей тех сил, которые тогда назывались в России левыми социалистическими – это были в основном эсеры и меньшевики. Этот факт вызвал недовольство в офицерских и казачьих кругах. Верховным главнокомандующим всех вооруженных сил России правительство, созданное в Уфе, назначило генерала В.Г. Болдырева. Назначение это произошло потому, что генерал М.В. Алексеев, который должен был быть назначен командующим, не смог пробраться с Юга России в Уфу. Своим приказом генерал Болдырев (приказом, утвержденным затем Временным Всероссийским правительством) присвоил Бичерахову звание генерал-лейтенанта, а еще раньше он назначил его командующим войсками всех прилежащих к Каспийскому морю областей. Сообщение о назначении Л.Ф. Бичерахова на пост командующего и присвоении ему генеральского звания было для него большой неожиданностью, поскольку ранее Бичерахов не поддерживал связей с правительством в Уфе. Очевидно, что слава о нем и его отряде (особенно после разгрома большевиков в Дагестане) летела впереди. О назначении сообщил Бичерахову специальный представитель правительства профессор Головин. Это решение было доведено Головиным до сведения местных правительств, располагающихся в прикаспийских областях и признавших правительство в Уфе как Верховную власть в России. Первыми Бичерахову о признании его в качестве командующего войсками сообщили города Красноводск и Гурьев. Из-за огромных расстояний и трудностей со средствами сообщения Бичерахов мог на первых порах осуществлять свою власть лишь номинально. Поэтому и власть, и вооруженные силы фактически продолжали оставаться в руках местных правительств. Именно этим и объясняется тот факт, что правительство, располагавшееся в Красноводске, обратилось к Бичерахову как к командующему войсками, с сообщением о задержании бакинских комиссаров.
В свою очередь Бичерахов предпринял известные шаги по упрочению своего положения. В октябре 1918 года в Петровске он организовывает конференцию, в которой приняли участие представители Терской, Закаспийской, Дагестанской областей, а также части Бакинской губернии, занимаемой его войсками и заселенной лезгинами (Кубинский уезд). На конференции он объявил об организации Союзного Каспийско-Кавказского правительства, которое сам же возглавил и в котором занял посты министра внешних сношений, военных и морских сил. Прочие посты в правительстве достались в основном представителям партии эсеров, некоторые из которых уже обладали опытом работы в Бакинском совете и в правительстве «Диктатура Центрокаспия». На конференцию удалось собрать различные политические силы, представляемые весьма амбициозными личностями. В советских источниках утверждается, что собрать и провести конференцию ему удалось, в первую очередь, благодаря английской поддержке. Между тем, это не так, и тому есть немало свидетельств. Бичерахов сумел к тому времени приобрести в регионе высочайший авторитет. Однако, кроме правительства, находящегося в Уфе, новое правительство не было признано никем. А.И. Деникин на известие о создании неподконтрольного ему государственного образования реагировал с нескрываемым раздражением, назвав его эфемерным. Тем не менее, это государство стало функционировать. Правительство его разработало свою программу. Принявшим участие в образовании государства закаспий-ским территориям оно начало оказывать материальную поддержку, демонстрируя таким образом способность молодого государства выполнять значительное число функций, присущих классическому государственному образованию, таких, как производственно-экономические, инвестиционные, военные, социальные, фискальные, судебные и т.д. Со временем флот, подчиненный правительству, после ряда операций, произошедших на море (о них будет сказано позже), начинает контролировать большую часть морской акватории. Это позволяет наладить регулярные связи между противоположными морскими берегами. При этом большая часть коммерческих и пассажирских перевозок осуществлялась судами, подчиненными правительству. Фискальные органы взяли под контроль морские перевозки, и полученные средства стали поступать в казну. Это означало, что вновь созданная республика обладала неплохими перспективами для своего развития, поскольку способна была осуществлять материальную подпитку своих территорий и обладает транспортными средствами, позволившими наладить связи между ними. Все это было весьма важным фактором влияния не только на непосредственно прилегающие к морю территории. Так, планы развития республики предусматривали включение в ее состав и территории Северного Кавказа, население которого предпочитало поддерживать в то время правительство Горской республики. Не зря же республика, возглавляемая Бичераховым, была названа Союзной Каспийско-Кавказской. Англичане, не признававшие официально ни одно из созданных в период гражданской войны правительств, и на этот раз ограничились тем, что прислали двух морских офицеров, которые аккредитовались, однако, не при правительстве Бичерахова, а на флоте в качестве офицеров связи. Но они сообщили о возможности возобновления финансового и материально-технического снабжения отряда, прервавшегося после ухода из Энзели в Баку. Франция также прислала в качестве представителя одного морского офицера. Военный флот Бичерахова, состоявший из двух канонерок, пяти вспомогательных крейсеров и посыльного корабля, находился в Дербенте и Петровске (нынешней Махачкале). Хотя Бичерахов считался командующим флотом, но всеми делами, связанными с ним, занимался ротмистр Воскресенский. Этот храбрый кавалерийский офицер, не имевший ранее никакого отношения к флоту, не умел даже плавать, что ставило его неоднократно в комичные ситуации, которые он, однако, в силу своей редкой изворотливости оборачивал в свою пользу. Бичерахов, характеризуя его, говорил: «Тянется и распространяется, как цепкая лиана тропических лесов. Гибок, но не сломаешь. Хватка у него мертвая». Воскресенский постоянно проявлял большую инициативу и завидную находчивость при решении сложных вопросов, а потому сумел создать боеспособное подразделение. Между тем, кадровый состав его флотилии оставлял желать лучшего, поскольку туда приходилось набирать самых разных, в том числе опустившихся, людей. Многие из них были когда-то матросами, списанными в разное время за различные проступки на берег. За время пребывания на берегу многие из них превратились в люмпенов. Последствия их возвращения на корабли часто оборачивались для флота катастрофами и материальным ущербом. Так, перепившись, матросы подожгли стоящий на рейде в Петровске флагманский корабль флотилии «Адмирал Корнилов». На корабле «Пир Алаги», находившемся в Красноводске, вся команда была списана на берег после организованной ею большой попойки. Однако после нескольких перетрясок удалось сформировать экипажи, которые стали обеспечивать весьма активную деятельность флотилии. Она все чаще заявляла о себе, перехватывая в море следующие из Баку, Мугани, Астрахани рыбницы, нефтеналивные и пассажирские суда. При этом некоторые пассажиры задерживались и использовались для пополнения отряда Бичерахова. Корабли флотилии неоднократно посещали Красноводск, Ленкорань, Астрабад, в том числе иногда для демонстрации силы в связи с возникшими там волнениями. Активность флотилии не могла не вызвать раздражения в Астрахани. И вот несколько кораблей, подошедших из Астрахани, внезапно напали на находившиеся в Петровске суда, обстреляли их и удалились затем в Астрахань. Через несколько дней три наиболее боеспособных корабля бичераховской флотилии добрались до устья Волги и, в свою очередь, напали на находившиеся там суда. Учитывая то обстоятельство, что к бичераховской флотилии на время присоединились суда Каспийской флотилии, ушедшие из Баку, что превратило ее в значительную силу, в Астрахани решили на нападение не отвечать и вообще в активные столкновения не вступать. Это привело к доминированию бичераховского флота на большей части Каспийского моря в период с сентября до декабря 1918 года.
Это было. Это действительно было, но сомневающийся может найти опровержение своим сомнениям, если обратится к выступлению Льва Троцкого на VI съезде Советов 9 ноября 1918 года. Как об очень большом своем успехе, Троцкий, совершенно не заботясь о точности своих заявлений, сказал следующее: «Как раз 3 дня тому назад я был в Астрахани и вернулся оттуда с 7-ю большими пароходами, вырванными у Бичерахова». Ура! Ура товарищу Троцкому!
Но, во-первых, присутствие Бичерахова в Астрахани не только в октябре-ноябре 1918 года, но и позже или раньше никем отмечено не было.
Во-вторых, каким образом Троцкий сумел довезти до Москвы 7 больших пароходов, к тому же всего за 3 дня? В каком из своих карманов? Даже водный путь из Астрахани по направлению к Москве (а канала Москва-Волга еще не существовало) занимает более трех суток. Но эти обстоятельства не представляются столь уж существенными в свете того факта, что вырывать у Бичерахова суда Троцкому фактически не пришлось.
В период революционных потрясений на Каспии скопилось большое количество бесхозных гражданских судов, брошенных их владельцами, полностью или частично покинутых судовыми командами. Отсутствие квалифицированного персонала и возможностей проведения ремонта, дефицит запчастей, трудности с топливом сделали многие суда обузой для власть предержащих. Поэтому они довольно легко расставались с ними. Например, в августе 1918 года правительство «Диктатура Центрокаспия» разрешило уйти из Баку в Астрахань 16 кораблям. Напомню, что корабли вывозили ушедшие с бакинского фронта большевистские части, женщин и детей. После 16 судов приход в Астрахань еще 7 судов – это, конечно, тоже повод для восторгов, но вряд ли стоит при этом заявлять, что они вырваны у противника. Можно было бы понять восторги, если бы речь шла о военных судах, находившихся в строю, но Троцкий говорил следующее: «Эти пароходы нам необходимы, ибо три из них самые большие, такие, каких у нас прежде не было. Мы установим на них 100-милиметровые орудия, каких не было ни у Бичерахова, ни у турок».
Но у турок вообще не было на Каспии флота, а в распоряжении Бичерахова остались и самые большие гражданские суда, и военные корабли с самым мощным на Каспии вооружением – особенно на канонерках «Карс» и «Ардаган», входящих в состав бичерахов-ской флотилии. Прожекту же Троцкого о вооружении гражданских судов не суждено было сбыться. Их прочность была недостаточной для установки на них крупнокалиберных орудий. Последующие события показали, что перелом на море в пользу красных сил наступил тогда, когда с Балтики через Мариинскую водную систему, а затем по Волге были переброшены на Каспий военные суда Балтийского флота. Произошло это уже в 1920 году. Словом, события развивались совсем не в русле витийствований Троцкого на VI съезде Советов. И совсем уж как курьез можно рассматривать ту часть его выступления, где он заявил следующее: «Я думаю, что наша честная советская река Волга скоро будет вливаться в такое же честное советское море, в Каспий. Конечно же, не позволительно впадать в чрезмерный оптимизм…» Но разве не чрезмерным оптимизмом дышит заявление: «честная советская река Волга скоро (скоро!!!) будет вливаться (будет вливаться!!!) в Каспий». Вероятно, ранее нечестная Волга (или просто Волга) вливалась куда-то в другое место (или не вливалась никуда), а вот после того, как на вырванных у Бичерахова семи больших пароходах будут установлены 100-миллиметровые орудия, Волга станет честной и скоро (самое главное, скоро) начнет вливаться куда надо, а именно в честное море.
Что ж, трескучие фразы Льва Троцкого, его фанфаронство – это ярчайший образец провинциального краснобайства, особо выделяющегося на фоне выверенных, чеканных формулировок, принадлежащих его политическому противнику, «недоучившемуся семинаристу», «выдающейся посредственности».
Англичане, внимательно следившие за развитием обстановки на Каспии, не замедлили выслать своих офицеров для аккредитации их при флотилии. Причем старший из них обладал не только званием капитана, но и весьма звучной фамилией Вашингтон. Он сообщил Бичерахову приятные вести о присвоении ему звания генерала английской армии и награждении его орденом. Это была уже вторая английская награда. Итак, если обстановка на море сложилась в пользу Бичерахова, то на суше положение было весьма сложным. После разгрома противостоящих красных частей Бичерахову удалось также нейтрализовать и удерживать от активных действий отряды имама Гоцинского, загнанного в горы. Имам, объявивший себя потомком Шамиля, копил в горах силы и сумел собрать в конце концов около 70000 человек. Напав на одно из подразделений бичераховского отряда у горы Тарки-Тау, он за счет огромного численного преимущества сумел захватить на короткое время Петровск, который сразу же был переименован в Шамилькала.
Однако Бичерахову спустя некоторое время удалось вернуть Петровск, при этом он проявляет качества вдумчивого и гибкого стратега и тактика. Он не форсировал военных действий, понимая, что они могли привести к трудно поправимым разрушениям Петровска, особенно его портовых сооружений, к потере ценного оборудования. Причем разрушения эти могли быть не только следствием бездумного ведения военных действий (т.е. проведения их без учета последствий для зданий и сооружений), а и следствием труднообъяснимого фанатизма горцев, проявляемого в неожиданных местах. Так, было замечено, что группы горцев довольно упорно сражались вокруг портовых маяков, принимая их, вероятно, из-за формы за культовые сооружения. Бичерахов действовал предельно осторожно, используя в основном дипломатические методы, поскольку он успел оценить значение Петровска как незамерзающего и удобного порта. Кроме того, он понимал, что длительные военные действия приведут не только к разрушению инфраструктуры города и порта, но и, как следствие, к оттоку из Петровска квалифицированных кадров (медицинских работников, инженеров), собравшихся со всей России. (Впоследствии наличие медицинских кадров позволит развернуть несколько госпиталей для казаков – участников Моздокских событий). Кроме того, Бичерахов не мог не понимать, что жестокое подавление выступлений горцев превратит их в его ярых противников. Поэтому он постарался привлечь в свои ряды не только офицеров-дагестанцев, служивших прежде в Персии, но и некоторых других офицеров, оказавшихся в зоне действия отряда. Вместе с Альхави они участвовали в проведении переговоров с горцами. Пленные и раненые горцы после оказания им соответствующей помощи без каких-либо условий передавались представителям имама. Собственно, после вступления на территорию Дагестана Бичерахов постоянно прибегает к дипломатическим методам, стараясь избежать навязываемых ему военных столкновений. Он ведет переговоры и с имамом Гоцинским и с представителями Дагестанского облисполкома, пытается (именно пытается) вести переговоры с имамом Узуном-Хаджи, поскольку последний категорически отказывается от всяких контактов с «неверными», ведет также переговоры с Горским правительством. Постепенно ему удается если не склонить полностью на свою сторону представителей различных сил, действовавших в Дагестане, то добиться их более чем благожелательного нейтралитета. Несмотря на предложение англичан о вооруженной помощи, он отказался от развертывания военных действий против отрядов имама Гоцинского. Как результат, религиозный деятель-фанатик, известный своей непримиримостью ко всем пришельцам, начал, по словам Льва Троцкого, демонстрировать свою пробичераховскую ориентацию. Следует сказать и о заключении соглашения с военным министром правительства Горской республики, главнокомандующим вооруженными силами полковником Тарковским. Нухбек Шамхал Тарковский – потомок владетельных князей Тарковских – окончил кадетский корпус и Петербургское Николаевское кавалерийское училище. В годы войны служил в Дагестанском полку, входившем в Дикую дивизию. Он обладал весьма амбициозным характером и, как следствие, держался весьма высокомерно. Он не был склонен делиться в Дагестане властью с кем-либо (поскольку не видел себе равных), а тем более с чужаками. Не был он склонен и к сотрудничеству с внешними силами. Это он убедительно доказал затем своим категорическим отказом от сотрудничества с просочившимися в Дагестан турками, подкрепив свой отказ уходом в отставку со всех занимаемых им постов.
Однако именно с Тарковским Бичерахову удалось заключить соглашение как бы о двоевластии в Дагестане. Согласно этому соглашению под управлением Бичерахова оставалась вся примор-ская часть Дагестана с городами Дербент и Петровск, а горная часть оставалась как бы под управлением Тарковского. При этом даже в Темирхан-Шуре, где располагалось правительство Горской республики, находилось бичераховское подразделение. Однако на юге Бичерахов продолжал вести бои с турецкими войсками, активно пытавшимися после взятия Баку прорваться в Дагестан. Столь сложная обстановка, сложившаяся в Дагестане, не давала возможности Бичерахову сконцентрировать силы для последнего удара с целью соединения с восставшими терскими казаками, руководимыми Георгием Бичераховым. Так, находившийся в Кизляре гарнизон красных оказывал ожесточенное сопротивление попыткам бичерахов-ских частей взять город. Лазарь Бичерахов смог выделить для занятия Кизляра лишь небольшой отряд численностью до 1000 человек с 6 орудиями. Малочисленному отряду, ослабленному отсутствием в его рядах наиболее опытных и закаленных вояк, не удалось сломить сопротивление значительно превосходящих его по численности сил противника, и из-за больших потерь он был вынужден отступить. Как оказалось, воинское соединение, скромно именуемое гарнизоном Кизляра, включало в себя 3 дивизии красных войск, которые постоянно пополнялись за счет отходящих с Северного Кавказа в сторону Астрахани частей. Итак, соединиться и установить устойчивые связи с восставшими терскими казаками не удалось. Однако периодические связи, тем не менее, осуществлялись. Несколько раз удалось переправить в Моздок небольшие караваны с оружием и боеприпасами. Неоднократно пробирались к Бичерахову и терские казаки, и представители кабардинского ротмистра Серебрякова-Даутокова (уроженца станицы Луковская), формировавшего свой отряд, с просьбами о материальной поддержке, и такая помощь была оказана. Серебряков-Даутоков, развернувший со временем свой отряд в Кабардинскую бригаду, названный затем белой печатью героем Кабарды, помощи не забыл. Он поддерживал связь с Бичераховым и сообщал ему о полной поддержке им его дела по созданию на Северном Кавказе союзного государства, и обещал свое содействие по его развитию и укреплению.
Добрался до Бичерахова и специальный представитель генерала Деникина, генерал Гришин-Алмазов, следовавший в Уфу. Он сообщил Бичерахову о предложении Деникина (весьма категоричном) установить контакты и координировать с ним (Деникиным) свои действия. В ответ Бичерахов заявил: «Я воюю с турками и немцами, в гражданской войне участия не принимаю и готов контактировать с красными». Заявление это, в силу его абсолютной неожиданности, повергло в шок не только генерала Гришина-Алмазова, но и, очевидно, многих советских историков, поскольку из-за своей нелогичности воспринималось, вероятно, как что-то нерпавдоподобное. Может быть, поэтому оно и не было запущено в оборот в советской исторической науке. Более того, в СВЭ от 1976 года Бичерахов, впридачу ко всем инкриминируемым ему прегрешениям, был объявлен еще и деникинским агентом.
Но, видно, все же не читали советские военные историки написанные еще в 1926 году генералом Деникиным «Очерки русской смуты». Или же, прочтя, не заметили приведенного там рапорта генерала Гришина-Алмазова по поводу его встречи с Бичераховым. Вполне вероятно, что даже прочтя, они просто не смогли переварить прочитанное, не смогли втиснуть неординарную фигуру Бичерахова в узенькие рамки своих представлений. Можно понять их терзания: действительно, очень трудно было дать какое-либо логическое объяснение заявлению Бичерахова о том, что он готов контактировать с красными, но не с Деникиным. Особенно после того, как его отряду пришлось в течение двух с лишним недель вести тяжелые бои с красными войсками, в результате которых он понес значительные потери. Однако имеются свидетельства о том, что бои с красными войсками в Дагестане отряду были навязаны. Бичерахов поначалу попытался было избежать столкновения и вступить в переговоры. Однако после отказа от переговоров, сопровождаемого угрозами и унизительными условиями, ему пришлось прибегнуть к силе.
Окончание следует
