Нартский эпос народов Кавказа является одной из самых ярких страниц мирового эпического творчества. Начиная с XIX века усилиями ученых и исследователей удалось заложить основу для научного изучения эпоса. По сей день ведется скрупулезный анализ и детальная разработка эпоса в различных плоскостях и срезах. На этом фоне своим объемом и значением выделяются работы таких «титанов» нартоведения, как Всеволод Миллер, Жорж Дюмезиль, Васо Абаев, а также труды их многочисленных соратников, последователей и учеников. И все же многое в Нартиаде покрыто пеленой тайны.
В данной статье мы позволим себе затронуть такую область в исследовании Нартиады, как происхождение собственных имен, т.е. ономастику, являющуюся важной составляющей в комплексном решении проблем эпоса. «отнесение того или иного нартовского имени к тому или иному языковому и культурному миру, не решая, отнюдь, вопроса о происхождении данного сюжета или повествования, позволяет, однако, делать известные выводы относительно того, какие языковые и культурные среды участвовали хотя бы во внешнем оформлении этого сюжета или повествования. С этой точки зрения анализ нартовских собственных имен, ни в коей мере не покрывая собой проблемы эпоса в целом, является, однако, одним из важных и необходимых этапов на пути к научной постановке и разрешению этой проблемы» (1).
В свете вышесказанного, мы попытаемся выяснить происхождение имени одной из главных героинь эпоса – Шатаны (Сатаны). (Во избежание неблагозвучия будем использовать первую форму написания). Для ценителей нартовского эпоса не будет в диковинку утверждение о том, что по своей колоритности образ Шатаны превосходит все женские персонажи. Это касается, в первую очередь, осетинской Нартиады, т.к., по выражению знатока всех национальных вариантов эпоса Ж.Дюмезиля, ни у адыгов с абхазами, ни у тюрков и вайнахов образ Шатаны не занимает столь важного места, как у «осетинской героини» (2). «Она, безусловно, первая леди в стране нартов», – так метко характеризует ее Т.А.Гуриев (3). В.И.Абаев в своем понимании значимости образа Шатаны однозначен: «Тщетно искали бы мы в каком-либо ином эпосе женский образ такой мощи, такого значения, такого размаха, такой жизненности…». И далее: «Нартовскую Шатану никогда и никем заменить невозможно, равно как нельзя ее удалить из эпоса без того, чтобы не ощутить зияющую пустоту» (4). Добавим лишь, что, несмотря на присутствие в роду Ахсартаггата выдающихся героев, все-таки она, Шатана, является непререкаемым авторитетом и духовным наставником. По образному выражению осетиноведа М.А.Батырова, «Сатана – æхсинæ æй нарти астæуккаг цæгиндзæ», т.е. это столп, вокруг которого разворачиваются многие значительные события эпоса. Эпический образ нашей героини настолько многогранен, глубок и колоритен, что полностью понять его не под силу, думается, ни одному исследователю. Мы, как подчеркивалось выше, коснемся лишь вопроса о происхождении имени «Шатана» и его смысловом наполнении. Предварительно рассмотрим то, как оно этимологизируется нартоведами.
В.И.Абаев, признавая в нем «старое аланское женское имя», в то же время отмечает, что «этимология не совсем ясна». Приводя в пример рассказ армянского историка V века н.э. Моисея Хоренского, повествующего нам о перипетиях алано-армянской войны II века н.э. и о судьбе «аланской принцессы Сатеник», Васо Абаев не исключает, что армянские песни о принцессе «контаминировавшись с древним, идущим eye от матриархата образом матери народа, способствовали оформлению образа нартовской героини и ее имени» (5).
Здесь же В.Абаев приводит этимологию английского ученого Бейли, который сближает имя Шатаны с авестийским satar – «властитель». Ученый А.Бязров думает о связи с персидским sat в слове satgin – «любимый предмет». Как всегда всесторонне рассматривает этот вопрос Т.Гуриев. Он выделяет общий элемент в различных формах существования имени – Сатн, – находит пример существования имени с данной иранской основой еще в скифские времена. Это имя, оформленное распространеннейшим адъективным суффиксом -an имеет вид Satianos, т.е. «счастливая», «радостная», нечто вроде популярных латинских Faustina, Felisia и т.п. (6). Очень близка по значению к данной этимологии и версия Э.Сафиной, чье исследование эпоса базируется на «игре слов». Она делит имя нашей героини на Шат- и -ана, где «Шат» на санскрите, иранском и тюркском языках – радость, счастье, а «ана» – мать. Т.е. Шатана – это мать радости, счастья (7). П.Козаев видит взаимосвязь образа и имени нартской Шатаны с «владычицей богов» аккадской мифологии богиней Иштар, имя которой восходит к более древнему «астар», что у восточных семитов означало «богиня», у западных (в форме «Астрата») было именем собственным определенной богини (8).
Нам бы хотелось обратить внимание на, безусловно, главную грань эпического образа Шатаны. Да, она предстает в эпосе и как сестра, и как жена, и как чародейка, но в первую очередь она – Мать. И это ее качество проходит золотой нитью сквозь весь эпос.
Во-первых, она мать двух могущественных героев рода Ахсартаггата, двух выдающихся воинов, предводителей нартов в войнах и походах – Сослана и Батраза. Они находятся под ее пристальным вниманием, еще не явившись чудесным образом на свет божий, один созревая в камне на берегу реки, другой – в опухоли между лопатками своего отца Хамыца. После рождения она их растит и воспитывает, под ее патронажем они находятся на протяжении всей своей жизни. В трудный для сыновей час она с тремя медовыми лепешками просит на священной горе помощи у самого Бога и всегда получает ее.
Во-вторых, и это более существенно, Шатана является матерью и для всего нартского народа. В сказаниях, повествующих о нередко постигающем Нартов жестоком голоде, она вместе с Урызмагом устраивает «благотворительные пиры», благодаря чему спасает людей от всеобщего вымирания. Тех, кто от слабости не может идти сам, она велит нести. Вот отрывок, который приводит А. Бязров из «Памятников народного творчества осетин»: «Стонг адæм æгæр зыдæй куы фæриссой, зæгъгæ, сын Сатана къухæй халтъамадон фæлæвæрдта. Ныхъуырын чи нал фæрæзта, уыдонæн та, иу къухы тæбæгъ, иннæ къухы уидыг, афтæмæй сын хæрын кодта» (9). «Чтобы изголодавшиеся люди не объелись себе во вред, она поила их жидкой кашей. Совсем ослабших она – в одной руке тарелка, в другой ложка – выкармливала своей рукой». Перед нами высочайшее проявление гуманизма, поистине необъятная материнская любовь к своему народу. Популярность и значимость образа Шатаны настолько велики, что имя ее вошло в поговорку: «Не ’фсин – Сатана», – «наша хозяйка – Шатана», и это высшая похвала женщине в устах осетина.
Теперь непосредственно этимология имени Шатана. Мы считаем, что оно имеет ту же фонетическую и смысловую основу, что и следующие слова: согдийское stn, авестийское fstana, древне-индийское stana, армянское stin и восходит к значению «женская грудь». (Сюда можно бы отнести общеславянское «стан» в выражениях типа «гибкий стан», «стройный стан», но в анатомическом смысле это хотя и близкие, но не идентичные понятия).
Чтобы обосновать утверждение, что рассматриваемое нами имя cemerhweqjh восходит к вышеперечисленным словам, подвергнем его анализу в рамках сравнительно-исторического метода, без которого этимология как наука немыслима. Данный метод выработал те математически точные принципы и критерии исследования, которые «переводят этимологию слова из области домыслов и догадок на почву точных научных приемов и сообщают полученным результатам значительную достоверность» (10).
1. Первым критерием верности этимологического исследования является требование при установлении связи между словами не выходить за рамки данного языка или группы родственных языков, восходящих к языку-основе. В нашем случае это правило полностью соблюдено, т.к. мы действуем исключительно в рамках индо-европейской языковой семьи.
2. Второй критерий – фонетический, который предполагает наличие звуковых соответствий сближаемых и разъясняемых слов. В рассматриваемом примере мы имеем идеально сохранившийся каркас, состоящий из согласных звуков сравниваемых слов – «штн» (стн).
3. Полностью соблюдается и требование морфологического критерия, т.к. помимо совпадающих основ сравниваемых слов мы не наблюдаем их отягощения словообразовательными формантами.
4. Семантический критерий требует особого внимания к смысловой стороне сравниваемых слов. Как мы подчеркивали ранее, основным содержанием эпического образа Шатаны является ее материнство, т.е. она мать и двух героев эпоса, и в более широком смысле – мать всего народа. На наш взгляд, семантическая связь между понятиями «женская грудь» и «материнство» налицо и подвергаться сомнению не может. К тому же надо отметить, что в процессе развития мышления общие и отвлеченные понятия постепенно формируются на базе образных представлений.
Необходимо также учитывать реальные исторические условия, при которых могло возникнуть имя Шатана. В начале статьи мы отмечали, что будем исходить из осетинского варианта Нартского эпоса. Ж. Дюмезиль был однозначен, утверждая, что ядро Нартиады уводит нас в мир ираноязычных кочевников, чьими прямыми потомками являются осетины. Судя по наличию в нашем имени первого звука (а) и его отсутствию в рассмотренных для сравнения словах, имя Шатана, как нам видится, могло сформироваться непосредственно в скифо-сарматской среде. Известно, что на стыке бронзового и железного веков, а в степях Евразии и на Кавказе это время приходится на рубеж II-I тыс. до н.э., окончательно оформились два основных типа производящего хозяйства: оседлое земледельческо-скотоводческое и кочевое скотоводческое. Часть иран-ских племен, оседлав коня, избрала кочевой образ жизни, и уже к VII веке до н.э. ими контролировалась территория от низовьев Дуная до северной излучины реки Хуанхэ. Общение с различными народами и связанные с этим изменения культурной, социальной, а также природной среды обитания вызвало адекватную реакцию на языковом уровне (возникновение диалектов и говоров) и привело, в частности, к фонетическим изменениям. Так, видимо, в среде кочевников произошло со словом, лежащим в основе имени «Шатана».
Подведем итоги.
1. Имя главной героини Нартовского эпоса Шатаны формально и семантически связано с сохранившимся в некоторых индоевропейских языках слове, смысл которого – «женская грудь». Претерпев фонетическое изменение (появление начального гласного -а) в нашем имени, судя по всему, одновременно произошла некоторая смысловая деформация, и оно наполнилось содержанием, сущность которого можно выразить словами «насыщающая», «выкармливающая». Это соответствует главной черте эпического образа Шатаны по версии Нартиады.
2. Хронологические рамки возникновения данного имени можно сближать со временем скифо-сарматского социального и культурного обособления от других индо-иранцев, хотя некоторые черты образа героини, судя по архаичности отдельных сохранившихся сюжетов, гораздо старше.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В.И. Абаев. Избранные труды. О собственных именах нартовского эпоса. «Ир» Владикавказ 1990 г., стр. 245.
2. Ж. Дюмезиль. Осетинский эпос и мифология. «Наука» Москва 1977 г., стр. 237-238. В других кавказских версиях нартовского эпоса имя Шатаны сохранилось в следующих формах: балкарская Сатаной, кабардинская Сетаней, зап. черкесская Сетеней, абадзехская Сатанай, вайнахская Сели-Сата.
3. Т.А. Гуриев. Наследие скифов и алан. «Ир» Владикавказ 1991 г., стр. 22.
4. В.И. Абаев. Избранные труды. Нартовский эпос осетин. «Ир» Владикавказ 1990 г., стр. 159.
5. В.И. Абаев. ИЭСОЯ, изд. ВИКОМ, 1996 г. т.III, стр. 39.
6. Т.А. Гуриев. Там же. стр. 32.
7. Э. Сафина. «Нартский эпос и Древний Восток». Владикавказ 2002 г., стр. 11.
8. П. Козаев. «Аланы-Арии». Владикавказ 1998 г., стр. 293, 322.
9. А.Х. Бязарти. Нарты таурæгъты истори. (Очерки истории нартского эпоса). Дзæуджыхъæу «Ир» 1993 г., стр. 128.
10. В.И. Абаев. ИЭСОЯ изд. ВИКОМ, 1996 г., т.1, стр. 467.
11. В.И. Абаев. Избранные труды, т. II. О принципах этимологического словаря. «Ир» Владикавказ 1995 г., стр. 551.
