Der Spiegel 04.07.05
НОГА НА ВЗРЫВЧАТКЕ
Уве Клусманн
Для большинства обвиняемых железная клетка, в которой они сидят в российских залах суда, унизительна. Но для Нур-Паши Кулаева (24), которому Верховный суд во Владикавказе предъявил обвинение в терроризме, бандитизме и взятии заложников, толстые металлические прутья до сих пор были спасением.
Отец двоих детей из чеченской деревни Старый Энгеной, по официальным данным, единственный оставшийся в живых террорист из группы, которая 1 сентября прошлого года захватила школу в Беслане и взяла 1120 заложников. В результате терракта в российской автономной республике Северная Осетия за три дня погибло 330 человек, среди них 186 детей. 783 человека получили серьезные травмы, у некоторых они останутся на всю жизнь.
Одетые в черное бесланские матери, приглашенные в качестве свидетелей, осыпали Кулаева проклятиями, угрожали линчеванием и клялись отомстить, когда 17 мая начался процесс. Однако чем больше мужчина рассказывает, тем тише и внимательнее слушают его свидетели.
Поскольку то, что говорит член банды, противоречит официальной версии событий и подтверждает опасения членов семей жертв: 3 сентября, как утверждает Кулаев, разрывной заряд взорвался в спортивном зале захваченной школы не случайно, как говорили московские службы безопасности. Вероятнее всего, российский снайпер попал в одного из террористов, который держал ногу на взрывном устройстве. Взрывы и штурм школы явились следствием этого.
У Кулаева нет шансов услужливыми высказываниями или ложью смягчить свой приговор: его точно ожидает пожизненное заключение. Если он делает российские спецслужбы также ответственными за эту трагедию, он, по крайней мере, сохраняет свое лицо перед родственниками и земляками.
«Помогите нам», – кричит террористу во время процесса одна из осиротевших матерей. Ею движет отчаяние: многие из родственников погибших потеряли надежду на помощь государства в поисках правды.
До сих пор хранившиеся под замком документы из центральной государственной следственной комиссии в Москве, которые сейчас доступны журналу «Spiegel», подтверждают их опасения. Последствием трагедии в школе номер один является то, что государственной власти предлагается не заняться самокритикой, а ужесточить курс.
Ключевые моменты данного документа:
– Россия должна отменить мораторий на смертную казнь и в будущем иметь право казнить террористов.
– В «зону антитеррористических операций», которая до сих пор ограничивалась областью в Чечне, где велись военные действия, включаются «республики Ингушетия, Дагестан и Северная Осетия».
– Государство должно создать собственный «орган для выдачи аккредитаций» журналистам в чрезвычайных ситуациях, то есть такое учреждение, которое должно контролировать, как и в каком объеме предоставлять информацию по щекотливым вопросам.
Все эти меры вполне вписываются в общую картину внутренней политики России, однако они не соотносятся с информацией, полученной комиссией в результате анализа отдельных частных случаев. Александр Торшин с самого начала метил высоко: председатель следственной комиссии из 20 человек, состоящей из членов обеих палат российского парламента, в сентябре 2004 года объявил, что будут допрашиваться свидетели и руководители спецслужб. Следственная группа «будет не хуже, чем комиссия в США, которая расследовала теракт 11 сентября».
Комиссия беседовала не только с политиками и руководителями спецслужб, но и с теми, кого эта трагедия коснулась непосредственно, а также с критически настроенными журналистами. Замечание о «систематических провалах операций спецслужб» в начинающейся за Бесланом соседней республике Ингушетии содержится в пока еще не опубликованных проектах итогового отчета.
В комиссию, занимающуюся делом Беслана, входят, главным образом, верные Кремлю депутаты, она находится под большим давлением генеральной прокуратуры, которая боится за свою версию событий. Уже несколько раз комиссия откладывала изначально намеченное на март обнародование своего отчета. Теперь речь идет об октябре.
Тот факт, что председатель комиссии Торшин раньше работал юристом в аппарате ЦК КПСС, а после этого в администрации президента, по мнению Кремля, служит гарантией того, что дело не выйдет из-под контроля. В имеющихся у журнала «Spiegel» в распоряжении рабочих документах комиссии, тем временем нет никакой критики министра внутренних дел Рашида Нургалиева и начальника внутренних спецслужб страны Николая Патрушева.
При этом поводов для критики предостаточно. Сначала региональный начальник спецслужб объявил, еще во время штурма школы, что среди террористов было «девять арабов и один негр». Через два месяца генпрокуратура сообщает, что 27 из 32 террористов опознаны. Еще через пять месяцев то же самое учреждение сообщает, что снова произошла ошибка – пока установлена личность только 20 террористов.
Еще более серьезным является основанное на косвенных уликах подозрение, которое выражают члены как бесланского гражданского комитета, так и московской следственной комиссии. Юрий Савельев из следственной комиссии, депутат от фракции «Родина», уверяет, что спецподразделения российской армии 3 сентября во время штурма школы использовали огнемет. Последствия были фатальными: «Большинство людей погибло, потому что на них обрушилась горящая крыша». Факт, что по школе на самом деле четыре раза стреляли из огнемета «Шмель» и танка Т-72, «что могло повлечь за собой смерть заложников», подтверждается в отчете военной прокуратуры Владикавказа, который цитировала газета «Московский комсомолец». Будут ли эти факты содержаться в итоговом отчете комиссии, который опубликуют осенью? Родственники жертв Беслана настроены скептически.
«Столько детей погибло, и никто не несет за это ответственность», – говорит Людмила Туаева, у которой в сгоревшей школе погибла дочь и которая из окон своего дома смотрит на обугленные руины.
Tageszeitung 05.07.05
НА ПЕРЕКРЕСТНОМ ДОПРОСЕ У МАТЕРЕЙ
Клаус-Хельге Донат
Въезд перекрыт, но на документы, предъявляемые пешеходами, два молодых милиционера, которые ведут между собой оживленную беседу, бросают лишь беглые взгляды. Дружелюбные, без какого-либо недоверия – что для России нетипично, тем более с учетом того, что происходит за ограждением. Ведь здесь, в центре Владикавказа, столицы Северной Осетии, проходят не какие-нибудь народные гуляния. Милиция обеспечивает безопасность по делу Нурпаши Кулаева, которое слушается в Верховном суде северокавказской республики.
Начиная с 17 мая Кулаев со скованными за спиной руками регулярно оказывался в клетке, прутья которой покрашены белой блестящей краской. В течение первых недель суда казалось, будто он вообще не следит за процессом. Он так редко говорил что-нибудь в свое оправдание, что можно было подумать: пожизненное заключение он предпочитает мести со стороны родственников своих жертв. Ведь матери погибших школьников угрожали ему судом Линча. «Я хочу жить, я никого не убивал», – повторял время от времени Кулаев. И все.
Путин не реагирует
Скорбь, гнев и желание мести – государственному обвинителю все это не помеха. Эти чувства на руку обвинению: не нужно досконально исследовать обстоятельства штурма школы. Однако председательствующий судья Тамерлан Агузаров отошел от общепринятой практики и время от времени предоставляет пострадавшим, которые находятся в зале суда, возможность задавать вопросы. В начале июня матери сменили свою тактику. Они хотят узнать, почему их детям было суждено умереть и как они умирали. Кто виноват? Только террористы или еще и политики, сотрудники спецслужб и военные? До сих пор президент Владимир Путин игнорировал их письма, а процесс может помочь добиться внимания.
«Мы не доверяем ни политикам, ни следственным органам», – говорит Сусанна Дудиева. Председатель Комитета матерей Беслана потеряла в школе сына. Дудиева попросила подсудимого рассказать все, что ему известно. В ответ она готова была просить о смягчении наказания. «Мы должны говорить с Кулаевым иначе, – считает она. – Он единственный, кто знает, что произошло там на самом деле».
Обращение Дудиевой, высказанное ею в зале суда, изменило поведение подсудимого. Он стал рассказывать, и то, что он говорил, противоречило официальной версии событий. Судя по его словам, нападение было тщательно подготовлено. Оружие террористы, у которых был огромный арсенал, получили якобы уже в школе. Получается, что оно было завезено заранее, и это жители Беслана подозревали уже давно. Упущение сил безопасности на Кавказе, где террор и насилие давно чувствуют себя как дома? Ведь за последние четыре года в Северной Осетии было совершено 13 серьезных терактов. Следствие настаивает на том, что террористы привезли оружие с собой. Но могли ли 32 вооруженных до зубов террориста, у которых среди прочего имелись минометы и взрывные устройства, уместиться в автомобиле марки «Газ-66»?
Никаких дальнейших вопросов
Конец июня, десятый день слушаний. Выступает свидетель Борис Арчинов. Тем утром он находился в машине перед школой. Террористы вытащили его из автомобиля и приволокли в школу. Он потерял двух сыновей и жену. Теперь он рассказывает, как он наблюдал за прибытием группы террористов из машины. Видел ли он в кузове ящики с боеприпасами? Этот вопрос не задает ни государственный прокурор Мария Семисынова, женщина в форме серого цвета с решительным голосом, ни назначенный адвокат Кулаева, 25-летний Альберт Плиев. Не задают даже тогда, когда Арчинов сообщает, что он видел, как из машины выпрыгнули всего 12-15 террористов.
Меж тем Кулаев опять замолчал. То, что в тюрьме его избивают, он уже рассказал. После того, как он отказался от сделанного им частичного признания, поломав тем самым стратегию обвинения, он снова подвергся сильной «обработке», полагают матери. Забота о террористе подтолкнула государственного обвинителя к циничному замечанию: подсудимый, мол, превратился в жертву. Женщины опасаются, что Кулаев может внезапно умереть от инфаркта или в результате падения с лестницы. В российских тюрьмах такое случается.
Ведь он все равно уже «живой труп» и поэтому должен говорить правду, взволнованно говорит свидетель Виктор Аликов. «Как мне надоело, что нам постоянно лгут! Тогда, 1 сентября, они утверждали, что в школе только 150 заложников, и они продолжают лгать». Под словом «они» он имеет в виду государственные инстанции. Аликов утверждает, что он видел, как еще за день до штурма на позиции выдвинулись танки. Сразу после взрыва в спортзале он видел, как танки открыли огонь по школе, в которой все еще находились заложники.
Взрыв в спортзале – это решающий пункт при реконструкции событий. Бесспорно, в зале имелось взрывное устройство, которое было связано с несколькими зарядами; в действие его мог привести террорист при помощи педали. Официальные органы утверждают, что заряды взорвались, так как из-за жары и повышенной влажности отклеилась липкая лента, которой они были прикреплены. Другая версия заключается в том, что снайпер убил террориста, отвечавшего за взрывное устройство, что и стало причиной взрыва и последовавшего за ним штурма школы.
Кулаев рассказал, что командир отряда Руслан Хучбаров, увидев у педали мертвого террориста, сказал: «Его снял снайпер». Выжившие заложники сообщают, что в этот момент террористы впали в панику. Не должны ли неосмотрительные освободители разделить ответственность за трагедию в Беслане?
Наряду с судом события расследуют две комиссии, которым предстоит ответить на этот вопрос. Одна комиссия создана управляемой Кремлем Думой. Собственно, доклад комиссии планировалось опубликовать еще в марте, теперь его ожидают в октябре.
Вторым, независимым расследованием руководит Станислав Кесаев, заместитель председателя парламента Северной Осетии. В его комиссию входят только местные жители. Однако в компетенцию этой комиссии не входит опрос высокопоставленных государственных служащих, например директора ФСБ или российского министра внутренних дел. Но все же данных, собранных Кесаевым, достаточно для убийственного приговора. Все структуры, ответственные за безопасность, слезно от всего открещивались, никто не хотел брать ответственность на себя. Как тогда, 1 сентября, когда понадобилось тридцать часов, чтобы Кремль назначил руководителя антитеррористического штаба, марионеточное руководство во Владикавказе и московские вояки наложили в штаны.
Заложнику Владимиру Даурову еще в первый день около полудня удалось убежать из школы. Свидетель сообщает суду точные сведения, у него фотографическая память. Прежде чем бежать, он все запомнил. Перед школой он повстречал председателя парламента Мамсурова и тогдашнего министра внутренних дел Дзантиева и сказал им, что в школе не 150 заложников, как утверждают власти, их более тысячи! В тот момент Дауров мог дать антитеррористическим подразделениям ценные сведения. Но его не выслушали ни в тот день, ни позже, а государственные средства массовой информации продолжали распространять информацию о 150 заложниках. Недееспособность, страх, холодный расчет?
Спортзал под обстрелом
Матери настроены решительно, они хотят знать правду. Умерли ли их дети из-за того, что крыша спортзала была обстреляна снаружи, из минометов и огнеметов, и потому упала на заложников? Или их дети сгорели заживо? Жители потом нашли минометы и гильзы и передали их следствию. Но первые находки исчезали или их номера были испорчены до неузнаваемости.
Какая разница, умер ли ее сын от огнестрельного ранения или погиб в огне? Этот вопрос услышала Эйма Бетрозова от судебных медиков, когда она потребовала выдать ей свидетельство о смерти с правильным указанием причины смерти. Для матерей, постаревших за пару месяцев на несколько лет, правда – это все. «Мы не можем дать нашим выжившим детям столько любви, сколько им нужно. Мы словно мертвые», – говорит Сусанна Дудиева, возглавляющая Комитет матерей Беслана.
Процесс становится взрывоопасным. Поэтому на прошлой неделе женщины пригласили в качестве своего представителя нового адвоката. Таймураз Чеджемов когда-то был председателем Верховного суда Северной Осетии, однако из-за нежелания подчиняться власть имущим ему пришлось расстаться с этой должностью. Юрист обещает столкнуть дело с наезженной колеи.
Возможно, это поможет и обвиняемому Кулаеву. Примкнуть к террористам его заставил брат, ничего не рассказав о предстоящем деле. Пока что его опознали три свидетеля. Никто не видел его вооруженным. В Беслане все больше склоняются к тому, что он говорит правду.
The New York Times 12.07.05
ПЕРВЫЙ ШКОЛЬНЫЙ ДЕНЬ, КОТОРЫЙ ДЛЯ МНОГИХ СТАЛ ПОСЛЕДНИМ
Анита Гейтс
Лариса Кудзиева была внутри школы номер 1 города Беслана, когда чеченские террористы захватили в заложники ее и всех находившихся в здании: 1200 детей, учителей и родителей. Она вспоминает, что террористы сразу же отобрали два десятка самых крепких мужчин из числа заложников, вывели их куда-то и расстреляли.
«Возможно, они опасались, что эти мужчины окажут сопротивление», – говорит Кудзиева. Она также вспоминает, как захватившие ее в плен люди развешивали по спортзалу взрывчатку, «как рождественские игрушки». Запомнился и момент уже ближе к концу ее 52-часового пребывания в заложниках, когда один из террористов, Али, заплакал.
Обо всем этом Кудзиева рассказывает в документальном фильме «Беслан: осада школы номер 1», который сегодня вечером будет транслироваться на американском телеканале PBS. В фильме есть кадры, которые снимались в спортивном зале, где томилось большинство заложников. Перед камерой вспоминают, как это все было, также несколько женщин – бывших заложниц.
Надежда Гуриева, учительница и мать детей, которые оказались среди захваченных в заложники учеников (в фильме упоминается, что в школе погибли ее сын и дочь), рассказывает о том настроении, которое было у заложников. «На третий день стало ясно: даже если они и не расстреляют нас – а мы начинали выходить из-под контроля – начнется массовое безумие. Я видела это безумие в глазах женщин», – говорит Гуриева.
Руслан Аушев, который стал единственным официальным представителем, которого захватившие школу люди пропустили внутрь здания для переговоров, называет террористов «вполне уверенными в себе и спокойными» и говорит, что он не верит, что все они хотели умереть. Аушев смог договориться об освобождении 26 заложников – матерей и их детей.
Кадры фильма, которые были сняты за пределами школы, производят не менее яркое впечатление. Большая толпа родителей детей-заложников и других горожан ждет в невыносимом напряжении. Мужчин, которые принесли с собой оружие, предупреждают, чтобы они не стреляли, так как террористы грозились: «Если вы убьете одного из нас, мы убьем 50 человек».
В фильме есть кадры того, как официальный представитель властей уверяет стоящую у школы толпу людей в том, что в школе находится лишь 354 заложника. Доктор Леонид Рошаль пытается успокоить людей, но говорит банальные и почти оскорбительные вещи: «Я знаю, что люди переполнены эмоциями, но попытайтесь успокоиться». И добавляет нечто вроде: «У вас замечательный президент, и он полностью на вашей стороне».
В одном моменте фильма Аушев говорит о том, что у него есть список из 700 известных людей, которые предлагают обменять себя на заложников.
Все изменилось после 13:00 третьего сентября, когда толпа услышала два взрыва, которые раздались внутри здания школы. Далее на пленке запечатлен начавшийся хаос, и затем – полуобнаженные дети, которых выносят из школы.
Наверняка телезрители испытают ужас, когда будут смотреть этот фильм. И почти никто не сочтет оправданием для людей, захвативших школу, те политические цели, которые они преследовали.
The Washington Post 14 .07. 2005
ФИЛЬМ PBS «БЕСЛАН: захват школы №1»
Этот душераздирающий телефильм – зрители увидели его в тот момент, когда в России идет суд над единственным уцелевшим террористом из группы, захватившей школу в Беслане, рассказывает о самом кровавом теракте в этой стране со времен провозглашения Чечней независимости в 1991 г. В течение трех дней боевики удерживали в заложниках более 1000 человек, а затем наступила кульминация: в ходе трагической беспорядочной перестрелки погибло несколько сот детей и взрослых. Фильм, основанный на свидетельствах очевидцев и уникальных видеоматериалах, заснятых внутри захваченной школы, исследует мотивы, двигавшие террористами, рассказывает о неудачной попытке российских властей разрешить кризис и раскрывает последствия бесланских событий с точки зрения уцелевших заложников, убитых горем родителей и перспектив стабильности в России.
В среду, 13 июля, в 11 утра (восточный часовой пояс) режиссер Кевин Сим (Kevin Sim), ответственный продюсер программы «Wide Angle» Стивен Сигаллер (Steven Segaller) и помощник продюсера Ольга Будашевская провели интерактивное обсуждение своего фильма «Беслан: захват школы №1», который транслировался по телеканалу PBS в программе «Wide Angle» во вторник, 12 июля, в 9 вечера (восточный часовой пояс).
Ниже приводится запись дискуссии:
Монток (штат Нью-Йорк): Почему в интервью с репортерами «Washington Post», показанном после фильма, так много внимания уделялось г-ну Путину и так мало говорилось об организаторе теракта в Беслане, мерах по его задержанию и реакции российского народа на эти события?
Стивен Сигаллер: Мы хотели поместить этот теракт в контекст российской политики и показать, как он может отразиться на отношениях между Россией и США. Естественно, мы просто не в состоянии осветить все темы. Впрочем, дополнительную информацию можно найти на нашем сайте: www.pbs.org/wideangle.
Даллас (штат Техас): В самом конце фильма есть кадры, на которых показана журналистка, держащая в руках книгу. Что это за книга? Я так понимаю, она посвящена бесланским событиям.
Стивен Сигаллер: Это книга «Взлет Кремля – Россия Владимира Путина и конец революции» («Kremlin Rising – Vladimir Putin’s Russia and the end of revolution»), написанная журналистами «Washington Post» Питером Бейкером (Peter Baker) и Сьюзен Глассер (Susan Glasser) – именно их интервьюируют в фильме.
Балтимор (штат Мэриленд): Какой прием встретила съемочная группа в Беслане? Радовались ли люди, которых затронула эта трагедия, что их трагедия вызывает интерес, или они предпочли бы, чтобы внимание международного сообщества переключилось на другие события (что, кстати, судя по всему, и произошло, причем очень быстро)?
Кевин Сим: У нас было немало опасений в связи с тем, какой прием нам окажут, поскольку этим людям уже много раз приходилось отвечать на вопросы журналистов. Однако с самого начала нам стало ясно, что люди не только готовы помочь нам в работе над фильмом, но и хотят поведать миру о том, что им на самом деле пришлось пережить. Они считают, что российская пресса не дала подлинной картины событий.
Ольга Будашевская: С точки зрения их реакции бесланцев можно подразделить на две категории. Кто-то просто отказывался беседовать с нами, и переубедить их было невозможно. Поначалу мы пытались это делать, но потом поняли, что даже наши уговоры причиняют им боль. Но была и другая категория – эти люди охотно беседовали с нами. Для некоторых детей возможность выговориться представляла собой нечто вроде психотерапевтического сеанса. Как сказал писатель Борхес, «рассказать историю – значит избавиться от нее и передать другому». Я сама брала все интервью у бесланцев и чувствовала, что на них эти беседы оказывают позитивное воздействие. Речь, конечно, не о том, что наши беседы сделали их счастливыми, но кое-что они им давали.
Лоуренс (штат Канзас): Отличный фильм. Вот только один момент я не понял. Вы намекали на то, что Кремль вообще не собирался всерьез вести переговоры с террористами? У вас в фильме приводится рассказ одной заложницы о том, что после телефонного звонка чеченца-парламентария Аслаханова террористы (Али) поняли, что надеяться на соглашение не стоит. Спасибо.
Стивен Сигаллер: Этот вопрос остается неясным, и к тому же прозрачного расследования бесланских событий, которое позволило бы реально на него ответить, не проводилось. Попытки вступить в переговоры отличались медлительностью и неуверенностью. В то же время, как показывает опыт других терактов с захватом заложников в России, штурм в той или иной форме всегда проводится, даже если это чревато большими потерями.
Нью-Йорк (штат Нью-Йорк): В фильме упоминается о жестокостях русских по отношению к чеченцам. Можно ли сравнить что-нибудь из того, что они (русские) делали, с захватом школы и убийством детей и учителей в Беслане? Или это был «квантовый скачок» с точки зрения жестокости/злодейства? Спасибо.
Кевин Сим: В нашем фильме мы стремились не выносить суждений о деле, за которое боролись террористы, а максимально наглядно показать, что представляет из себя подобный теракт. Думаю, пообщавшись хоть сколько-то с людьми, пережившими захват школы, или хотя бы побывав в Беслане, неизбежно приходишь к убеждению, что никакими соображениями нельзя оправдать испытаний, через которые этих людей заставили пройти. Так что ответ на ваш вопрос (и это моя личная точка зрения) заключается в следующем: никто не одобряет убийства чеченских детей – у нас вызывает отвращение сама возможность, что чеченские дети могут погибать – но мы не можем и согласиться, что ответом на подобное должны быть теракты вроде бесланского.
Нью-Йорк (штат Нью-Йорк): Как вам удалось добыть пленки, заснятые внутри школы?
Кевин Сим: Существуют две видеопленки, отснятые в школе в ходе осады. Террористы отобрали и разбили все видеокамеры, на которые родители снимали «первый звонок» – как раз во время этого торжества террористы и напали на школу. Однако одну камеру они сохранили и в первый день засняли страдания заложников в спортзале. Затем они передали пленку властям: она транслировалась в теленовостях по всему миру. Второй материал также снят на камеру, принадлежавшую кому-то из родителей: в этом легко убедиться, поскольку на пленке имеется субтитр на русском языке. Надпись гласит: «Время веселья». Эти кадры были отсняты на второй день; на них изображен бывший президент Ингушетии Руслан Аушев – именно в этот день он вел переговоры об освобождении младенцев. Эта пленка пропала, и лишь через какое-то время после окончания осады кто-то передал ее одному журналисту – это случилось еще до нашего приезда в Беслан. Эти кадры впервые транслировались в Америке – еще до того, как с ними получили возможность ознакомиться российские власти.
Силвер-Спринг (штат Мэриленд): Я не видела начало фильма, но, не отрываясь, с ужасом, смотрела его вторую половину. У меня такой вопрос: почему повстанцы/террористы считали приемлемым такой акт, как нападение на школу, полную детей? Как вы думаете, после убийства такого количества невинных людей поддержка чеченских мятежников ослабла или усилилась? Спасибо за этот впечатляющий фильм.
Стивен Сигаллер: В первой половине фильма, которую вы пропустили, есть такое примечательное свидетельство: один из заложников рассказывает, что кто-то из террористов утверждал, будто в ходе бомбардировки чеченского села российскими войсками погибли его жена и пятеро детей. До этого чеченцы захватывали больницу, театр, взрывали самолеты. Вряд ли можно точно сказать, какова была реакция твердых сторонников чеченского движения за независимость на последний теракт – произвел он на них впечатление или вызвал отвращение. Однако Шамиль Басаев – один из повстанческих лидеров – угрожает новыми подобными акциями.
Вильямсбург (штат Вирджиния): Г-жа Будашевская, как я понимаю, вы – гражданка России или россиянка по происхождению. Не могли бы вы высказать свое мнение о реакции президента Путина на Беслан?
Ольга Будашевская: Могу сказать следующее: в своем новогоднем обращении к соотечественникам он и словом не упомянул о бесланской трагедии. Лично у меня это вызвало боль. И я знаю, что жители Беслана почувствовали себя оскорбленными. Что же касается его реакции на события в этом городе, то нам о ней ничего не известно. Мы знаем только, что после событий он приехал туда и посетил раненых в больницах – как он и должен был поступить.
Нью-Йорк (штат Нью-Йорк): Я прочел комментарии Кевина Сима на сайте PBS: он писал, что работать над этим фильмом было очень тяжело. Не могли бы вкратце рассказать о том, что побудило вас начать работу над фильмом, и какие цели вы преследовали? На какую аудиторию он рассчитан в первую очередь, и как вы надеетесь воздействовать на нее? Спасибо.
Кевин Сим: Думаю, это один из основополагающих вопросов. Работа над этим фильмом связана с массой переживаний, и порой даже задаешься вопросом: следовало ли вообще его снимать? Для меня совершенно очевидно, что террористы хотят изменить мир. Но больше всего они стремятся попасть в заголовки всех новостей. Это они отлично умеют делать, и еще они отлично умеют разрабатывать сценарии. И тут возникает вполне реальная опасность, что в конечном итоге вы, возможно, действуете по сценарию террористов, то есть, делаете за них грязную работу. Что же касается меня, то я всегда был убежден: снимать подобные фильмы имеет смысл только по одной причине: необходимо воздать должное желанию людей, прошедших через такие страдания, чтобы их истории и впечатления были рассказаны в подлинном виде, чтобы их никто не исказил, не извратил и не использовал в каких-то целях: ведь подобные попытки просто оскорбительны с точки зрения невероятного горя, которое они испытывают. Именно это мы и пытаемся делать: мы не стремимся продвигать какие-то идеи или кого-то клеймить.
Мы просто хотим, чтобы аудитория ощутила впечатления людей, оказавшихся в экстремальной ситуации, и проявила к ним сопричастность. Думаю, здесь есть одна проблема: она заключается в том, что подобные события сменяют друг друга с огромной скоростью. Новости – «скоропортящийся товар», а формы и методы их передачи настолько затерты и клишированы, что даже самые экстремальные переживания людей нивелируются и быстро забываются. Думаю, каждый, кто делает документальные фильмы вроде нашего, стремится вернуть событиям их вечное «человеческое измерение», чтобы они могли оказать реальное воздействие на массовое сознание, и общество проявило политическую волю, чтобы подобное никогда не повторилось.
Вашингтон, округ Колумбия: Очень хорошая программа. И очень страшная. Что было сложнее всего в работе над ней – съемки? Истории? Или что-то еще?
Ольга Будашевская: Я брала интервью у тех, кто выжил. Обычно я там плакала. Но на одном интервью я начала плакать с самого начала и не смогла задать ни одного вопроса. Я плакала сорок минут. Та женщина потеряла сына. Она смотрела на меня, плача. Рассказывала мне эту невероятно страшную историю, а я не задала ни одного вопроса.
Индианаполис, штат Индиана: Как в передаче освещается тот факт, что Путин (и Буш) относятся к проблеме терроризма как к войне, а не как к преступлению. По-моему, это неверная политика.
И еще, как может правительство защищать людей, когда в милиции столько коррупции? Я был в России пять раз, и это очень заметно.
Стивен Сигаллер: Политика в разных странах разная, но захвата заложников в таком масштабе в США пока не было. Ответом России на подобные инциденты до сих пор во основном были военные действия, а не переговоры, но если во время такого инцидента террористы готовы умереть, переговоры могут не сработать. А считать это войной или преступлением – возможно, разница не так уж велика.
Уайт-Пост, Вирджиния: Спасибо за фильм. Какова атмосфера в Беслане сегодня? Стал ли он городом-привидением? Переехали ли люди куда-нибудь подальше от чеченской границы?
Ольга Будашевская: Когда мы там были, психологи говорили, что худшее время наступит через полгода, потому что тогда люди все еще были в шоке, но должно было наступить глубокое осознание ужаса. Судя по тому, что я читаю и слышу от знакомых мне людей, сейчас это очень сильно ударило по жителям. Кроме того, насколько я знаю, в городе появилось разделение на тех, кто потерял близких, и тех, кто лично затронут не был и страдал только морально. К сожалению, человеческая природа такова, что хочется кого-то обвинить. Так что, к сожалению, сейчас матери и родственники погибших детей очень ожесточились против выживших учителей. Они считают: «Как могли они, учителя, позволить нашим детям умереть, а сами выжить?» В то же время, сами учителя страшно мучаются из-за того, что это произошло, а они выжили. Все они, даже тогда, когда мы там были, говорили, что, глядя на женщин в черном, испытывают чувство вины из-за того, что не могут помочь. Поскольку те в городе, кто потерял близких, сейчас носят черное, больше никому это не разрешено. Поэтому они испытывают чувство вины за то, что выжили, и их заставляют это чувствовать. Это невероятные люди, наделенные невероятной человеческой добротой, и я очень надеюсь, что время, хоть и не залечит их раны, хотя бы залечит разъединение между людьми. Когда-нибудь.
Ноксвилл, штат Теннеси: Я обучаю персонал аварийно-спасательных служб США и хотел бы узнать больше об этом событии и о захвате театра, чтобы использовать их в качестве примеров. Где я могу найти более подробную информацию? Спасибо.
Кевин Сим: Очень много информации в сети. В сентябре должны быть опубликованы результаты правительственного расследования. Сейчас проводятся два процесса: во-первых, суд над единственным выжившим террористом, Кулаевым, и, во-вторых, расследование правительственной комиссии, результаты которого будут объявлены в сентябре. Но вряд ли какой-то из этих процессов раскроет всю правду.
Такома-Парк, штат Мериленд: Добрый день. Сегодня в Великобритании (я из Банбери, коренной британец) мы узнаем подробности о четырех террористах, взорвавших метро и автобус в Лондоне. Смотря программу, я ощутил наш общий страх перед террористами, которые готовы умереть, чтобы добиться своей цели.
Известно ли что-нибудь о том, были ли террористы в Беслане исламскими экстремистами или их больше беспокоила независимость Чечни?
Ольга Будашевская: Последнее. В России это вопрос на миллион долларов. Российское правительство пытается включить захват бесланской школы в рамки международной борьбы с террором. В Беслане мы не видели и не слышали ничего такого, что выглядело бы чем-то иным, а не еще одним эпизодом жестокой и кровавой войны между Россией и Чечней. Одной из черт этой войны является то, что в дело чеченских националистов постепенно внедрился исламский фундаментализм.
Можно начать с того, что главным требованием было вывести российские войска из Чечни. Это все объясняет.
Гринбелт, штат Мериленд: Меня удивило то, что во время захвата у стольких граждан было оружие. Программа наводит на мысль, что именно они были виноваты в начале резни. Не могли бы вы больше поговорить с этими неподготовленными гражданами, участвовавшими в трагедии?
Кевин Сим: В 1992 году между Северной Осетией и соседней Ингушетией была война. Ингуши – это народ, родственный чеченцам. Во время той войны в Осетии создавались дружины для защиты местных сел и городов от набегов соседей-ингушей. Розданное тогда оружие так и не было возвращено. И с тех пор неофициальные дружины продолжают действовать. Интересно, что в первые же часы захвата школы среди жителей Беслана было распространено мнение, что террористы на самом деле из Ингушетии.
Ольга Будашевская: В защиту тех отцов и мужей с ружьями, я могу сказать, что они перестали стрелять, как только из школы пришла первая записка, та, которая показана в нашем фильме, где говорится, что если вы убьете одного из нас, мы убьем 50 заложников, если вы убьете пятерых, мы взорвем все здание. После этого до конца осады стрельбы возле школы не было. А так называемые местные ополченцы начали стрелять только после взрыва.
Индианаполис, штат Индиана: Ольга, я считаю, что вы очень интересно отвечаете на вопросы. После поездок в Россию у меня сложилось мнение, что если к этой стране когда-либо вернется здравый ум, то только благодаря женщинам. Это берет начало из первой чеченской войны, когда я видел в новостях, что русские женщины ехали в Чечню, чтобы найти сыновей, а российское правительство не собиралось их останавливать. Появились ли какие-нибудь объединения сильных женщин после этой трагедии?
Ольга Будашевская: Вы знаете, все объединения в Беслане женские. Так что ответ «да». Это не потому, что мужчины ничего не чувствуют. Просто матери объединяются. Во время войны мужчины сражаются, а женщины плачут. Но после войны они хотят знать правду и помогать. Комитет матерей Беслана, самое активное объединение на сегодняшний день, сейчас влияет на ход суда над выжившим террористом, Кулаевым. Дело в том, что матери выступают как свидетели, они постоянно находятся в зале суда, постоянно задают вопросы. Разумеется, прокурорам мешает то, что они не могут это прекратить. Матери обращаются к Кулаеву прямо из зала. Произошло невероятное: в поиске правды матери простили Кулаева, сказали ему, что будут просить о снисхождении к нему, если он скажет правду. Как это произошло, кто там был, как они пробрались в Беслан, кто им помогал, сколько их было. Эти и другие вопросы мучают Беслан и всю Россию. Это как сделка о признании вины, предлагаемая жертвами.
Мюнхен, Германия: Существует ли хоть проблеск надежды на мир в Чечне и на Кавказе после этой трагедии?
Стивен Сигаллер: Нет.
Кевин Сим: Я согласен со Стивеном. Думаю, настоящий ужас заключается в том, что после стольких страданий остаешься с такой крошечной надеждой.
Стивен Сигаллер: В конце трансляции «Wide Angle» мы взяли интервью у журналистов «Washington Post» Питера Бейкера (Peter Baker) и Сьюзан Глассер (Susan Glasser). Они авторы новой книги о путинской России «Подъем Кремля» («Kremlin Rising»). Они указывают, что борьба за Чечню длится десятилетия, если не века. А это даже больше, чем, скажем, опыт Америки во Вьетнаме, это очень прочно укоренившийся и жестокий конфликт, который длится невероятно долго. Так что надеяться на его быстрое разрешение в лучшем случае оптимистично.
Кевин Сим: Я бы хотел поблагодарить зрителей за вопросы. В этом фильме мало надежды. Террористы уже пообещали новые «бесланы» в ближайшем будущем. Ничего из того, что мы выяснили, не позволяет надеяться, что это не произойдет.
Ольга Будашевская: Ситуация в Чечне после Беслана не изменилась. Но в российском народе усиливается мнение, что российские войска должны уйти из Чечни. И я надеюсь, что этот голос разума рано или поздно дойдет до правительства. И в конечном итоге войска уйдут. Мое сердце навсегда останется с теми совершенно замечательными людьми – мужчинами, женщинами, детьми, – которых я встретила в Беслане, и будет болеть так, как болело, когда мы снимали наш фильм.
Radio Liberty 19.07.2005
Во Владикавказе продолжается судебный процесс по делу единственного оставшегося в живых боевика из числа захвативших в сентябре минувшего года школу в осетинском городе Беслан Нурпаши Кулаева. Сегодня в зале суда давала показания директор школы номер 1 Лидия Цалиева. В зале суда работал корреспондент Радио Свобода Юрий Багров. Юрий Багров: Приход Лидии Цалиевой, директора бесланской школы номер 1, в Верховный суд Северной Осетии ожидали все – и потерпевшие, и свидетели трагедии, и журналисты. Пожилая женщина должна была явиться в суд еще на прошлой неделе, когда получила повестку. Однако смогла прийти только сегодня. В Беслане существуют две диаметрально противоположные оценки действий директора во время захвата школы. Часть жителей уверена, что Цалиева является одной из главных жертв террористов и теперь живет с моральным грузом ответственности за гибель детей. Другие считают женщину чуть ли не соучастником захвата школы. Лидия Цалиева все обвинения в свой адрес категорически опровергает. Сегодня она рассказывала о событиях 1-3 сентября. По словам директора учебного заведения, с первых минут захвата надежда на благополучный исход таяла с каждым часом.
Le Monde 27.07.05
МАТЕРИ БЕСЛАНА ГРОЗЯТ БОЙКОТИРОВАТЬ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС
AFP
Комитет «Матери Беслана» пригрозил в четверг бойкотировать судебный процесс над единственным оставшимся в живых террористом, если к 1 сентября не будет создано условий для «объективного» расследования захвата заложников в сентябре 2004 года.
«Если к 1 сентября 2005 года не будут приняты меры к тому, чтобы сделать объективные выводы из расследования, нам придется покинуть зал заседания, где слушается дело Кулаева», – заявили представители комитета на пресс-конференции во Владикавказе.
Большинство свидетелей, которым еще предстоит выступить на суде, поддерживают «Матерей Беслана» и не будут давать показания, добавила председатель комитета Сусанна Дудиева, пригрозившая таким образом заблокировать процедуру.
Комитет заявил о себе как активнейший участник на процессе по делу Нурпаши Кулаева – единственного оставшегося в живых члена террористической группы. С тех пор, как в середине мая во Владикавказе – столице Северной Осетии, где расположен город Беслан, – начался суд над ним, его члены не пропускают ни одного заседания.
Уже многие из женщин, которые объединились в комитет после того, как потеряли во время захвата заложников своих детей (всего погибло 318 мирных жителей, в том числе 186 детей), выступили на процессе в качестве свидетельниц.
Они всегда подвергали сомнению ту версию событий во время штурма, которой придерживаются власти.
В своем письме «Матери Беслана» выражают недоверие представителю генерального прокурора Николаю Шепелю, представляющему на процессе Генпрокуратуру РФ.
В частности, они утверждают, что уголовное дело по статье «халатность», возбужденное в отношении пожарных, тушивших пожар в школе, было закрыто, в то время как, по их словам, было установлено: 3 сентября, на третий день удержания заложников, к зданию было подвезено всего 200 литров воды.
Матери ссылаются на «Соболева, командующего 58-й армией», который, по их словам, признал, что 3 сентября «первая машина прибыла к школе в 14:45», то есть почти через два часа после начала штурма, и что «в ней находилось 200 литров воды». Они не уточнили, откуда к ним поступила такая информация.
В своем письме они также выражают возмущение по поводу официальной версии, согласно которой силы правопорядка не использовали в ходе штурма огнеметы и танки, что противоречит многим свидетельским показаниям.
The Wall Street Journal 29.07.05
КАСКАЗ ОХВАТЫВАЮТ БЕСПОРЯДКИ
Алан Каллинсон
Спустя почти год после того, как кровавая драма с заложниками в школе Беслана заставила Кремль в очередной раз пообещать искоренить терроризм, смертоносная волна насилия поднимается на российском Кавказе.
Стрельба, взрывы и атаки исламистских сепаратистских группировок заставили президента Владимира Путина в июле совершить незапланированный визит в регион. Представитель Путина на Кавказе Дмитрий Козак, перед которым стоит задача урегулировать проблемы региона после Беслана, предупредил своего босса в докладе, просочившемся в газету «Московский комсомолец», что проблемы достигли «критического уровня» и могут выйти из-под контроля.
Кавказ, представляющий собой лоскутное одеяло этнических республик на стратегическом южном фланге России, уже не первый век является источником напряженности. С начала 1990-х годов война с сепаратистами в Чечне унесла десятки тысяч жизней. Сейчас нестабильность распространяется в первую очередь на Дагестан – самую большую и этнически неоднородную республику региона.
Исламисты в Дагестане развернули кампанию убийств милиционеров и чиновников правительства прокремлевского лидера республики Магомедали Магомедова. В июле 10 военнослужащих внутренних войск погибли при взрыве в Махачкале; в этом году были убиты заместитель министра внутренних дел и министр информации Дагестана.
Аналитики утверждают, что Кремль боится наращивать применение силы, так как это может рассердить местных руководителей, от которых он ожидает борьбы с исламистскими движениями. Два года назад Кремль поддержал нового лидера преимущественно мусульманской Ингушетии, что привело к катастрофическим результатам: некоторые элементы в правоохранительных органах пошли на сотрудничество с мятежниками, в прошлом году в ходе дерзкого налета захватившими оружие и боеприпасы и убившими десятки милиционеров и чиновников. Это оружие использовалось, в частности, при захвате школы в Беслане.
В предыдущие годы Дагестан был опорой для Кремля, ведущего войну в Чечне. В 1999 году, когда чеченские боевики вторглись в республику, местные лидеры организовали ополчение, чтобы помочь вытеснить мятежников в Чечню. Но сегодня власти Дагестана не способны подавить мятежное движение, и ходят слухи, что Москва может заменить Магомедова, который пришел к власти в 1991 году и остается на своем посту, несмотря на недовольство местных этнических групп. В июне Козак прилетел в Дагестан, и ожидалось, что он назначит преемника Магомедова.
Но Козак объявил, что приехал помочь Магомедову организовать празднование его 75-летия. В тот же день Кремль объявил о награждении Магомедова орденом «За заслуги перед Отечеством» первой степени, кавалерами которого являются бывший президент Борис Ельцин и другие высокие сановники.
The Wall Street Journal 02.08.05
В БЕСЛАНЕ НЕДОВЕРИЕ К ВЛАСТЯМ ПОРОЖДАЕТ ЖАЛОСТЬ К ТЕРРОРИСТУ
Алан Каллинсон
Во время суда над участником захвата школы армию подвергают критике.
Когда Залина Музаева впервые пришла в суд, она бросала в единственного террориста, которого судили за прошлогодний захват школы номер один, свои туфли, кошелек, ключи от дома. Ее удерживали конвоиры.
Но за последние три месяца, в которые Нурпаши Кулаев бормотал свои показания из клетки обвиняемого, Музаева начала сомневаться в официальной версии событий. Хотя во время теракта погибла ее дочь, источник ненависти стал иссякать.
Прошел почти год после теракта, унесшего более 330 жизней, но у уцелевших и родственников погибших до сих пор нет ответа на главный вопрос: кто убил больше людей – террористы или правительственные войска?
Федеральное расследование не приходит ни к какому заключению, и граждане объединились, чтобы начать собственное расследование. Комитет матерей Беслана, изначально созданный как группа взаимопомощи скорбящих родителей, превратился в политическую организацию. Ее члены бродят по развалинам школы в поисках улик. Другие граждане сделали сайт, на котором рассказывают о суде.
Местные политики создали собственную комиссию по расследованию. На 12-футовом столе в кабинете ее председателя Станислава Кесаева во Владикавказе громоздятся материалы для доклада, который он надеется опубликовать к концу лета. «Мы дадим свой ответ, не обязательно тот же, что и они», – говорит он.
Со времен царизма россияне демонстрируют недоверие к власти. Бесланский процесс порождает не уверенность в торжестве справедливости, а недоверие. Музаева теперь надеется, что обвиняемый поможет ей узнать правду. «Я могу его только пожалеть, – говорит она. – Он не единственный, кто в ответе за то, что произошло».
В сентябре прошлого года исламские террористы на протяжении трех дней удерживали в заложниках 1,2 тыс. человек – главным образом родителей и детей, собравшихся в школе в первый день занятий, – загнав их в спортзал. Они развесили в помещении взрывные устройства, требуя от России прекращения войны в Чечне. На третий день напряженное противостояние завершилось хаосом. Устройства, висевшие над головами заложников, каким-то образом взорвались. Суть спора в том, почему это произошло. Власти утверждают, что их привели в действие террористы. Местные жители говорят, что действия армии привели к взрывам.
Все остальное бесспорно: дети и взрослые пытались убежать, а террористы стреляли им в спину. Российские войска и вооруженные жители пошли на штурм. Во время схватки крыша спортзала загорелась и обрушилась, при пожаре погибли раненые. Из спортзала вынесли более 200 тел.
Это был самый кровавый теракт в России, напоминание о цене войны против чеченских сепаратистов. Президент Владимир Путин предупредил, что России грозит опасность, пообещал отдать виновных в руки правосудия и свернул демократические институции.
Три года назад, когда российские войска штурмовали московский театр, захваченный чеченскими террористами, и убили 128 заложников, он проигнорировал призывы провести расследование. На этот раз Путин неохотно создал комиссию. Ее председатель Александр Торшин обещает не приукрашенный доклад, но признает, что его возможности ограничены. «Нет смысла скрывать, что к власти относятся с недоверием, – заявил он в мае российскому еженедельнику «Профиль». – Мы сделали работу, за которую нас никто не поблагодарит».
По данным недавнего опроса, проведенного российским Фондом «Общественное мнение», только 15% россиян считают, что комиссия расскажет правду о событиях в Беслане. 19% полагают, что комиссия докопается до истины, но умолчит о ней. Остальные думают, что комиссия не найдет ответов. Комиссия, деятельность которой засекречена, уже несколько раз откладывала публикацию доклада.
«Нас все время просят верить, но кому и в чем? Правительству?» – сказала Сусанна Дудиева, возглавляющая Комитет матерей Беслана.
Члены комитета ежедневно собираются в парикмахерской, в двух кварталах от сгоревшей школы. Два раза в неделю, когда проходят судебные заседания, автобус везет их во Владикавказ, который находится в 20 минутах езды. Комитет собрал фотоальбом жертв и планирует поставить памятники на месте событий.
Комитет поддерживал людей, когда они опознавали и хоронили погибших на городском кладбище. Дудиева говорит, что некоторые семьи не уверены в том, что похоронили своих детей, так как многие обгорели до неузнаваемости. Последние фрагменты неопознанных тел криминалистическая лаборатория вернула в июне, и семьи сразу похоронили их.
Сегодня многие родственники жертв требуют отдать под суд российских чиновников. Некоторые во время судебных заседаний дают обвиняемому деньги и выражают ему поддержку за то, что он помогает восстановить картину событий.
Одна из матерей заявила суду, что она и другие матери будут ходатайствовать о помиловании Кулаева, если ему вынесут обвинительный приговор. Прокурор Мария Семисынова отреагировала резко: «Безнравственно говорить о прощении того, кто убил детей и захватил школу, – заявила она после заседания российским журналистам. – Родственники жертв, в своей боли и скорби, теряют контроль над собой».
Прокуратура утверждает, что кровопролитие могло начаться, когда растяжки, на которых держались взрывные устройства, ослабли из-за жары. Граждане, собирающие обрывочные намеки и улики, пришли к другим выводам. Члены комитета матерей говорят, что они нашли гильзы от танковых снарядов, и уверены, что ими стреляли, когда заложники еще находились в здании. Власти утверждают, что танки начали обстрел ночью, когда в здании уже никого не было.
Члены комитета нашли также использованные обоймы от оружия «Шмель», создающего горючий туман, который вызывает взрыв. В результате возникло подозрение, что пожар стал результатом действий спецназа.
Когда жители предъявили свои находки, власти признали, что оружие применялось, но заявили, что оно не могло вызвать пожар. В ходе следственного эксперимента из него стреляли по деревянному строению, чтобы доказать свою правоту. Строение было уничтожено, но не загорелось, заявила прокуратура одной из российских газет.
По мнению уцелевших, взрывные устройства привели в действие российские снайперы. Одна из свидетельниц на прошлой неделе заявила в суде, что видела, как террорист, у которого был пульт управления, упал. Вскоре устройства начали взрываться.
Офицер российской армии Олег Акулов, который давал показания на прошлой неделе, не сочувствует обвиняемому. Он рассказал, что его пехотное подразделение находилось примерно в 200 ярдах от школы. С крыши школы по ним стреляли снайперы. Армии был дан строжайший приказ не открывать ответный огонь. На третий день они услышали взрывы и увидели бегущих детей.
Акулов дважды прерывался, так как не мог сдержать слезы. «Сначала был мальчик, они стреляли ему в спину, – заявил Акулов. – Потом девочка. А потом мы уже не могли сдерживаться и побежали» к школе.
Десять спецназовцев, работавших с ним, погибли, несколько были ранены. Акулов потерял сознание после взрыва гранаты. Он заявил, что не видел обстрела школы из танков и огнеметов.
«Они смотрят на меня, как на монстра, – заявил Акулов у здания суда после дачи показаний. – Они хотели бы посадить меня в клетку рядом с террористом».
San Francisco Chronicle 09.08.05
ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ ПОСЛЕ БЕСЛАНСКОЙ ТРАГЕДИИ
ВЛАСТИ НЕ ДАЮТ ОТВЕТА, ГОРЕ НЕ ПРОХОДИТ
Анна Бадхен
Беслан, Россия – Рая Тотиева приходит к своим детям почти каждый день. Она садится на гранитные плиты перед могилами, в которых они лежат бок о бок и перечисляет их имена, будто они живые.
«Это моя старшенькая, крайняя слева, Лариса, – говорит Тотиева (44 года), указывая на фотографию неулыбчивой темноволосой девочки, поблекшую под ярким северокавказским солнцем. – Потом Люба, посередине. Потом Альбина. Потом Борис».
«В моем доме никогда не было так тихо», – шепчет она.
Через десять месяцев после гибели 330 человек, в основном детей, во время штурма захваченной исламскими боевиками школы в Беслане, это город на юге России по-прежнему погружен в горе. Мать одного из погибших детей, впавшая в кому в дни трагедии, умерла на этой неделе, пополнив собой список ее жертв.
Женщины в черных траурных одеяниях ходят, как тени, по кладбищу, где в одинаковых могилах лежат дети Тотиевой и еще 276 жертв. Они склоняются над могилами, чтобы поправить лежащие на них цветы и игрушки, точно так же, как подтыкали одеяла своих детей.
В своем трауре родственники погибших детей становятся более суровыми.
Несмотря на продолжающийся процесс по делу единственного оставшегося в живых захватчика, Нурпаши Кулаева, и парламентское расследование трехдневной драмы заложников, начавшейся 1 сентября, бесланцы все еще не знают, как 32 террористам с огромным количеством оружия и взрывчатки удалось миновать КПП, расставленные на дорогах Северной Осетии.
Им неизвестно, кто дал российскому спецназу приказ вести огонь из танков и огнеметов по школе, в которой удерживались 1 200 заложников и кто – захватчики или российские спецназовцы – привел в действие взрывные устройства, от которых погибла большая часть заложников. Они хотят знать, известно ли было властям о нападении заранее, но ответа не получают.
Вместо этого российские власти неоднократно откладывали публикацию результатов парламентского расследования. Хотя лица, ответственные за расследование, заявили, что трагедия была, по крайней мере, частично вызвана некомпетентностью и несогласованностью действий российской милиции, спецслужб и армии, трагедия не вынудила уйти в отставку ни одного федерального чиновника.
Скорбящие родители и родственники жертв говорят, что они никогда не увидят комиссии наподобие той, что расследовала теракт 11 сентября, и не узнают, как могла случиться эта трагедия. Они указывают на то, что Кремль прекратил расследование по делу гибели 130 заложников «Норд-оста» и операции по их спасению.
«Власти не заинтересованы в том, чтобы открыть нам правду, поскольку она покажет, что виновата система», – говорит Сусанна Дудиева (44 года). Ее 13-летний сын Артур погиб в бесланской школе.
Дудиева – один из лидеров Комитета бесланских матерей, занимающегося как защитой интересов пострадавших, так и политической деятельностью. Комитет пытается вести собственное расследование захвата школы и его трагических последствий, требуя ответа властей. По словам Дудиевой, комитет выяснил, среди прочего, что грузовик с боевиками ехал в сопровождении милицейских машин.
Прокуратура отказывается комментировать эти заявления.
«У нас здесь [в Северной Осетии] много Кулаевых, таких, которые позволили проникнуть террористам, и их не накажут», – говорит Зина Аликова (45) перед зданием суда в столице республики Владикавказе. В руках у Аликовой портреты двух ее сестер и троих детей. Все они погибли в те дни, младшему – Альберту – было три года.
Суд над 24-летним чеченцем Кулаевым начался в середине мая. Ожидается, что закрытый для общественности процесс, присутствовать на котором дозволено лишь нескольким журналистам, затянется на несколько месяцев.
«Мы и не надеемся услышать правду, – говорит Аликова. – Все, что нам остается – скорбеть по нашим родным».
И город скорбит. У руин школы №1 выложены десятки венков, а в воронках от взрывов, которыми покрыты ее обуглившиеся полы – цветы и игрушки. Вокруг спортзала стоит бессчетное количество бутылок с водой в память о заложниках, которых три дня держали без воды на изнуряющей жаре. Стены спортзала исписаны посланиями родителей к погибшим детям с мольбой о прощении.
Краснокирпичные стены школьного здания исцарапаны пулями, а снаряды крупнокалиберных пулеметов и танковых пушек оставили в них зияющие дыры. Коричневыми пятнами засохшей крови покрыты стены коридоров.
На том месте, где подорвала себя смертница, по бледно-голубым стенам и потолку размазаны разложившиеся части человеческого тела. Среди битого кирпича и страниц из букваря лежит перепачканная кукла.
В актовом зале, под деревянной сценой которого террористы, как подозревают, спрятали оружие и бомбы, с потолка свисают спустившиеся желтые, красные, зеленые и синие воздушные шарики. Они должны были стать украшением торжественного собрания, которое так и не состоялось.
Дудиева, окна которой выходят на школу, никогда их не открывает. «Если я открою окно, ветер занесет частицы сожженных детей в мой дом».
Алла Рамонова (34) приходит на могилу своей дочери Марианны каждый день. Рамонова и ее двое детей – Диана (на момент штурма ей было 14) и Ирбек (9) пережили трагедию, но Марианне пуля попала в селезенку, убив ее почти мгновенно. Ей было 15 лет.
«Я провела здесь все время», – говорит она. Ветер гоняет пыль по кладбищу, опрокидывает искусственные цветы вместе с пластиковыми вазами и заносит все песком и землей. Не замечая ничего вокруг, Рамонова подбрасывает комья сухой земли на клумбу, покрывающую могилу Марианны.
Потом она вынимает из черной сумочки белый вышитый платок, который Марианна сжимала в руках, умирая. Она хранит его завернутым в папиросную бумагу. Она разворачивает бумагу и прикладывает платок к изможденному лицу, пытаясь уловить хоть какой-то запах погибшей дочери, который он мог сохранить.
