Когда началась война, я очень обрадовался. Мы все радовались, потому что не надо было идти в школу. Конечно, кому охота зимой в школу тащиться! Все тогда сказали, что война уже давно назревала, но началась как всегда неожиданно, и поэтому все начали ругать друг друга за то, что проспали и позволили противнику застать себя врасплох. И только бабушка сохранила спокойствие. Она как обычно хлопотала по дому, ходила по комнате, как будто ничего и не произошло, и только сказала, что кинотеатр «Дружба» специально так назвали, чтобы навязать людям то, чего на самом деле нет. Потому что на деле никакой дружбы никогда и не было, а была только дружба на словах, и то, что случилось сегодня лишнее тому подтверждение. Она и в раннем детстве часто пугала меня этой своей «Дружбой» и говорила, что если буду околачиваться в том районе, меня украдут индейцы – некие страшные люди в широкополых шляпах и на высоких каблуках. «Ничего ты бабушка не понимаешь, – смеялся я тогда, – на каблуках и в шляпах – это ковбои». «Это в Америке в шляпах ковбои, – отзывался из кухни временно не работающий и уже несколько лет по этой причине проживающий у нас дядя Измаил, – а мы с тобой находимся в России. Здесь все всегда было через… ну, в общем, по-другому». Между тем уже в самый первый день войны жизнь вокруг преобразилась. Наш двор находился далеко в тылу событий и, тем не менее, оставаться в стороне мы не имели никакого морального права. Поэтому собравшиеся во дворе мужики, проведя экстренный стихийный митинг, постановили: двор врагу ни за что не сдавать и биться до последней капли – правда, не уточнили чего. «Это наша земля, и никуда мы с нее не уйдем», – выкрикнул кто-то смелый, и все согласились с ним. Было решено организовать во дворе дежурство, поставить на въезде и выезде блокпосты, пометить территорию двора красными флажками, а всему генералитету двора надлежало уединиться в построенном недавно на общие деньги сарае для разработки секретного плана обороны двора. И несмотря на то, что мужики у нас во дворе, сказать по совести, вояки никудышные – и руки у них трясутся, и глаза уже плохо видят – можно было лишь поражаться их мужеству, глядя на то, с каким рвением и усердием они таскали мешки с песком и возводили укрепления. Тем временем во двор начали поступать первые сведения с передовой. Далеко на южной окраине к нам в тыл якобы проник вражеский снайпер. Забравшись в кабину башенного крана, он с высоты птичьего полета обстрелял из карамультука колонну детей, переходящих дорогу и направлявшихся из близлежащей школы в поликлинику на прививки. Дети в ужасе разбежались, а учитель по астрономии замер на месте и начал креститься. Возмущенные недостойным поведением неприятельского снайпера жители окрестных домов приволокли откуда-то из дому и установили во дворе школы ракетный гранатомет. Проведя короткое совещание по вопросам аэродинамики, они без труда поймали кабину башенного крана в прицел и произвели выстрел. Ракета, однако, прошла значительно выше цели и, сверкнув красной искоркой в поднебесье, приземлилась несколькими кварталами дальше в районе химического завода. О приземлении ракеты свидетельствовал небольшой взрыв, повлекший за собой еще один, куда более мощный и разрушительный. Яркость, насыщенность и характерный окрас пламени второго взрыва свидетельствовали о том, что на воздух взлетел весь химический завод. Увидев это, все люди дружно высыпали на улицы и стали обниматься и ликовать, радуясь, что наконец избавились от монстра, который долгие годы безнаказанно загрязнял атмосферу в их районе. Но вражеский снайпер, про которого все вдруг забыли, был еще не обезврежен. Оглядевшись вокруг и обнаружив, что у него закончились патроны, он понял, что ему остается последняя возможность совершить подвиг – умереть, как подобает герою, – и, восславив истошным криком своего индейского бога, он открыл дверь кабины и сделал шаг в пустоту. Пролетев немалое расстояние и угодив волей случая в кустарник, весь разодранный, он был подобран местными жителями и увезен в больницу на машине скорой помощи. «Да… на войне как на войне», – дружно сказали мужики нашего двора, дослушав до конца этот рассказ, и тут же отправили гонца с донесением в сарай, где все это время заседал наш дворовой генералитет. Гонец через некоторое время вернулся с булкой хлеба и палкой колбасы. Исходивший от него запах спиртного говорил о том, что генералы времени даром не теряли и за разработку плана взялись основательно. И действительно: штабная жизнь в сарае – кипела. С самого начала заседания в сарае было решено: не приступать к разработке никакого плана, предварительно не воздав почести небу и не задобрив богов молитвой, как того требует старинный обычай. Для совершения сего ритуала из подвала второго подъезда, хозяином которого являлся отставной таможенник Таймураз Тимурович Лохов, была принесена полная десятилитровая бутыль араки, оставшаяся от прошлогодней свадьбы его старшего сына. Сначала выпили за Большого Бога, потом за святого Георгия, покровителя всех путников в дороге и всех воинов в сражении, и в этой связи добавили, что настал именно тот день, когда нам как никогда нужна его помощь. Потом выпили за наших старших, за их мудрость, которая именно сейчас, в эту трудную минуту так необходима нам при принятии ответственных решений. Потом за младших, ибо наступил момент, когда именно в их руках оказалась судьба всего нашего народа и нашей маленькой горной республики. Потом кто-то уже изрядно пьяный предложил тост за ирландскую республиканскую армию, так как ирландцы, судя по первым двум буквам, являются нашими близкими родственниками, и это входит в наши обязанности – помочь братскому ирландскому народу в его нелегкой борьбе с английскими поработителями. Но, несмотря на красноречие оратора, данный тост не был утвержден старшими стола, как непредусмотренный надлежащим порядком, и так и остался пожеланием. Однако последовали другие не менее звучные и очень важные тосты. И каждый раз ораторы поражались, насколько своевременными оказывались их слова перед лицом нового обстоятельства. И все согласились с тем, что эта война воистину сплотила нас, весь народ нашей многонациональной республики, перед лицом этой новой опасности, и видит бог, что мы не дрогнули и не убежали как последние трусы, а с твердой рукой и в трезвом уме мужественно противостоим натиску противника. «Это наша земля, и мы никуда отсюда не уйдем!» – крикнул кто-то в конце стола в направление старших, и они тут же отправили ему почетный бокал. Бокалы продолжали звенеть, речи – раздаваться, молодежь устала подносить снаряды, а старики продолжали поднимать тосты, и мне, скромному адъютанту, бегающему взад-вперед с поручениями, стал вдруг ясен смысл выражения – убить кого-то своим красноречием. Ибо окажись противник сейчас и здесь, в этом сарае, за этим столом, он бы давно уже отказался от всяких территориальных притязаний и незамедлительно согласился бы на безоговорочную капитуляцию с выплатой соответствующей контрибуции, вся сумма которой пошла бы на давно планируемое во дворе строительство гаражей. Ритуальный стол стал плавно переходить в совещание, и первым предложил свой план Урызмаг Мирзаевич Сахарахохов, бывший начальник плодовощбазы №2 пригородного района. Он рассказал, что долгое время жил и работал в районе кинотеатра «Дружба» и подружился там с одним индейцем, который спьяну сболтнул ему их страшную индейскую тайну. Они, индейцы, сами по себе народ безграмотный, и руководит ими мудрый вождь. Если этот вождь погибнет или попадет в плен, они вмиг превратятся в растерянную, дезорганизованную массу. «А как узнать, кто у них вождь?» – выкрикнул кто-то в конце стола. «Очень просто, – ответил Урызмаг, – у всех индейцев на голове черные шляпы, а у вождя – белая». «Подождите, – вмешался кто-то пьяный, – те, кто в шляпах, это же ковбои!» Но тут уже я не выдержал и сделал шаг вперед. «Это в Америке те, кто в шляпах – ковбои, – выкрикнул я, – а в России все всегда было по-другому!» Тут все громко рассмеялись, а кто-то даже погладил меня по голове, дескать, надо же, такой маленький, а уже разбирается. Не успел смех затихнуть, как слово попросил Тазрет Елбиевич Мозгиев, бывший работник хладокомбината № 14 на улице Павлика Морозова, и хотел было вновь рассказать свою старую историю, как в 66-м году ему явился Святой Георгий и обещал сделать его директором мясокомбината «Северный». Но не успел он начать, как из-за стола стали раздаваться недовольные крики. «Хватит, Тазрет! Знаем мы все! – кричали раздраженные голоса. – Перестань морочить нам голову!» И оратор, не выдержав натиска, что называется под давлением общественности сдался и тихо сел на свое место. В этот момент в помещение сарая нетвердой походкой ввалился гонец, посланный дежурным с блокпоста. Справившись, после небольшого замешательства с гравитацией и, удержав-таки врученный ему встречный бокал, он икнул и отрапортовал, что бои на передовой идут очень ожесточенные. На федеральные силы рассчитывать не приходится. В центре сказали, мол, разбирайтесь сами, кто из вас индейцы, а кто ковбои. Но, говорят, что исход сражения якобы предрешен, так как в плен к нашим попал их известный вождь «Белая Шляпа». Оказалось, что он же и «Синяя борода». Не тратя времени на комментарии, сначала старшие, а потом и все остальные подняли бокалы и выпили за сказанное. Гонец, взяв с собой со стола три бутылки водки и баранью ногу, с благодарностью и в спешке удалился дальше нести дежурство. Тут, как бы подытоживая сказанное, слово взял Батраз Крабов, мастер спорта по вольной борьбе, владелец сети коммерческих ларьков по улице Генерала Кукушкина. Батраз говорил громко и сердито. Он сказал, что существует лишь единственная возможность защитить себя от агрессии. Надо скинуться всем двором и купить у одного знакомого полковника подержанный армейский танк, который бы постоянно дежурил во дворе и в любую минуту мог отразить нападение экстремистов. Он также упомянул своего брата, который работает в ГАИ и сможет зарегистрировать дворовой танк как индивидуальное транспортное средство, что позволит значительно расширить диапазон действия танка и послужит лишней гарантией нашей безопасности. Но не успел Батраз закончить свою речь, как с места вскочил Таймураз Лохов и начал осыпать последнего упреками и проклятьями. «Ты что, Батраз, ты за кого нас держишь? – кричал, волнуясь, Лохов. – Опять объегорить нас хочешь? Знаем мы, как ты этот сарай строил! По сто рублей тебе сдавали. А потом у тебя появилась еще машина и дача за городом». Все посмотрели в лицо Крабову, но никаких признаков волнения, раскаянья или протеста на нем не увидели. Оно было непроницаемым, таким же угрюмым и каменным как всегда. С этим лицом Крабов стоял в стойке в Сеуле, высвобождался из захвата в Нагано и боролся в партере в Калгари. И только голос у Крабова вдруг сделался таким строгим и звонким, как раскаты грома, и я сильно испугался, и спрятался под стол, боясь, что меня может ударить молнией. В своей неторопливой деловой манере он стал громко объяснять, что дачу и машину он приобрел на личные сбережения и если кто-то хочет уточнить и проверить, то он с удовольствием поговорит с ним с глазу на глаз. А что касается Таймураза Лохова, то к нему у него особый разговор. «Я тоже кое-что знаю, Таймураз, – спокойно продолжал Крабов. – Я знаю, кто угнал тогда ночью мою машину. И не надо тут лохами прикидываться. Ведь это был твой сын, наркоман, со своими дружками. И как только моя дочь могла спутаться с таким подонком!» «Твоя дочь! – выкрикнул Таймураз, недослушав. – Эта… эта… – Таймураз силился подобрать верное слово, но грозное лицо Крабова явно мешало ему закончить фразу. Набрав воздуху, Таймураз махнул рукой и решил построить уже новое предложение: «Да ее кто только ни» …
Тут вдруг в помещение вполз вдребезги пьяный гонец с блокпоста, огласив весь сарай пронзительными криками. «Победа!» – кричал охрипший гонец, – «Полная победа!» Все тут же повскакивали с мест и бросились поднимать его с пола. «Как победа? Какая победа?» – орали голоса. «Полная, – отвечал он, – полная победа!» И когда его усадили за стол возле печки и налили араки, он немного успокоился, отдышался и начал обо всем по порядку. «Нам помогли наши братья-южане. В решающий момент боя они неожиданно атаковали противника и решили исход войны! Вождь «Белая Шляпа» подписал с нами мирный договор. Я сам видел, по телевизору! Мы победили! Ура!» – выкрикнул он напоследок и, обессилив, упал лицом в тарелку. Недоумевая, все повернулись в сторону старшего за разъяснениями. Но тот, как оказалось, уже стоял наготове, держа бокал с аракой в вытянутой руке. Смекнув в чем дело, сначала старшие, а потом и младшие стали вдумчиво, не торопясь, один за другим поднимать свои бокалы. «Мы победили, – начал старший, – и на нашей земле вновь воцарился мир. Так выпьем же за мир во всем мире и за изобилие в нашем доме. Пусть наши дети никогда не узнают, что такое свист пуль и грохот снарядов, пусть им никогда не доведется пережить, то, что пережили мы, и пусть в их домах всегда будет мир, уют и изобилие!» – сказал старший и поднес свой наполненный бокал к губам. И весь стол ответил ему звонким радостным криком: «Да будет так!!!» Потом все стали обниматься и поздравлять друг друга с победой. Таймураз Лохов кинулся извиняться перед Батразом Крабовым, но тот опередил его, сразу сказав, что первым начал горячиться и был не прав. Старшие обнимали младших, младшие похлопывали по плечу старших, а дворовый пес Сармат под шумок утащил огромную говяжью кость. Так мы выиграли войну. А вечером, вернувшись домой с пакетом бараньих кишок и козлиных ноздрей – доля, полагавшаяся мне как младшему, – я уточнил в Энциклопедии Юных Сурков, кто такие индейцы. Оказалось, что это такие племена в Северной и Южной Америке, которые скачут на лошадях, питаются дичью и носят на голове украшения из перьев птиц. Ну и дела… – подумал я и сел делать географию.
